"Крест-накрест" Роберта Сьодмака
Главный герой - обыкновенный, ничем особо не примечательный молодой парень-работяга (в блистательном, как обычно, исполнении Берта Ланкастера) - возвращается в свой родной город (который он «в поисках лучшей жизни» покинул несколько лет назад), будучи не в состоянии изгнать из памяти свою бывшую жену, которая (вроде бы) также тоскует по нему, что, однако, не мешает ей вскорости выйти замуж за «первого гангстера» этих краёв. Но несмотря на это Стив Томпсон (так зовут персонажа) оказывается буквально одержим страстью к «femme fatale» (которая, к слову сказать, здесь вообще непонятно, почему такой для него становится - ну кроме, разумеется, святой необходимости следовать нуаровским «правилам игры»), и ради того чтобы вырвать бывшую жену из преступного логова-вновь обрести её, он готов на всё. Причём героиня (вроде бы) полностью разделяет его чувства и чаяния, однако сбежать им (вроде как) мешает полная бесперспективность дальнейшего существования-скитания в отсутствии хотя бы минимального финансового капитала. Но поскольку герой готов действительно на всё, он с тайным стремлением «убить сразу двух зайцев» (подставить мужа и разжиться крупной суммой денег - (типа) столь жизненно необходимой) входит в сговор с бандой гангстера, целью чего предстаёт ограбление собственного инкассаторского грузовика.
Всё это мы узнаём в середине фильма - персонаж Сьодмака вспоминает об этом, будучи уже за рулём бронированного автомобиля, едущего в другой город (вроде как) отвозить зарплату крупнейшей компании на общую сумму более полумиллиона долларов… И (вроде бы) сие воспоминание-рефлексивный комментарий героя даёт немало поводов усомниться в конечном успехе затеянного предприятия и, тем паче, общей правильности происходящего - но уже включён обратный отсчёт... (на чём режиссёр именно настаивает данной «трёхчастной» (фильм начинается с «конца» - начала развязки, и таким образом действие замыкается: развязка неминуема), программной для нуара, кинематографической структурой) - и (вроде как) остаётся только... утешать себя мыслью о том, что так или иначе, но в любом случае «всё скоро кончится».
Говоря более обобщённо, Роберт Сьодмак снимает фильм не столько о неизбежной (в конечном счёте) обречённости чувств, и соответственно надежд на лучшую жизнь (или там диковинных метаморфозах, постепенно происходящих с оными в нашем мире), сколько об экзистенциальной несвободе человека, который оказывается лишь марионеткой своих инстинктивных желаний и навязчивых устремлений, оборачивающихся теми или иными тотальными (не суть важно какими именно - главное, что (типа) непреодолимыми) страстями, которые, в свою очередь, неизбежно рано или поздно приводят к фатальным последствиям. Собственно, в типичных традициях нуара: именно страсть как таковая (то есть дополнительно в контексте экранного мира не атрибутированная никак - ну кроме разве что внешних данных героини, да и то не Бог весть каких) предстаёт здесь мотивировкой-основанием развития сюжета. То есть она является отнюдь не предметом для авторского внимания и исследования, но лишь поводом для выражения-трансляции фаталистического мироощущения.
Философское представление о бытийном фатализме как чуть ли ни единственной части высшего знания о человеке не подлежащей пересмотру - есть, как общеизвестно, драматургическая и кинематографическая основа жанра (или там направления - не знаю уж как точнее) «нуар». Но всё дело в том, что в этой незыблемой определённости «содержательной программы» мира нуара обретается не только его главная сила (заключающаяся, в особенности, в при таком «мировоззренческом раскладе» относительной лёгкости достижения высокого трагического пафоса), но, одновременно, и главная слабость. И последняя выражается, прежде всего, в примитивности такого взгляда на мир (происходящего именно от однозначности исходного посыла), а следовательно, и в (как правило) упрощённости развития «повествовательного материала», драматургической «недостаточности» для выстраивания полноценного по своей объёмной сложности экранного мира. И в итоге, мы имеем кино в своей простоте неубедительное (так, в картине Сьодмака человек показан исключительно (!) в одной плоскости - страстной одержимости другим человеком), неприятно предсказуемое, в котором все широчайшие возможности в области наблюдения кинематографа за жизнью оборачиваются интенциями обратными кинотрансцендированию: сужаются до драматургических клише.
Достоинство режиссуры Сьодмака в том, что он это так или иначе очевидным образом понимает и посему «пытается вмешаться», дабы избежать столь неприятной однозначности повествования - ключевая сцена не вполне удавшегося ограбления снята таким образом, что до конца непонятно что собственно происходит: или герой в самую последнюю минуту вдруг таки передумывает и решает предать «деловых партнёров»/перейти на сторону закона или он сам становится «частью плана по предательству» со стороны банды и тут уж ему ничего не остаётся, кроме как отчаянно защищать свою жизнь. Неоднозначность усугубляется тем, что, апостериори (в финале картины) персонаж уверенно излагает вторую версию произошедшего, но, что называется, по факту (на визуальном уровне) остаётся, скорее, больше доводов в пользу первой. И таким образом, режиссёр вроде бы (опять клише!?) окончательно запутывает зрителя. Впрочем, на сей раз пожалуй, - и без всяких «вроде бы».
Проблема лишь в том, что этот славный (сам по себе - как придумка) «маленький расёмон» хоть и оттеняет прямолинейность и однозначность высказывания в целом, но одновременно и сам воспринимается нарочито и не вполне органично: выглядит искусственным стремлением «замести следы» именно к частной истине, а не к истине вообще (поскольку ведь коли подобный финал (гибель главных героев) неизбежен априори, то детали - когда процесс уже запущен и обратный отсчёт пошёл (а он пошёл с начала фильма)… - автоматически становятся не столь важными).
6,5 из 10