В какой всё-таки выгребной яме было у нас кино в начале 1990-х годов! Не берусь исчерпывающе судить почему. Частично, в общем виде - на уровне главенствующих тенденций - причины упадка конечно ясны и, вероятно, были вполне предугадываемы: помимо очевидных, имеющих экономический характер, как никогда актуальными предстают бессмертные строчки Высоцкого («Мне вчера дали свободу. Что я с ней делать буду?»). То есть в какой-то степени упадок, конечно, был неизбежен, но почему уж такой, уж настолько случился обвал сразу во всех отношениях, всё равно, честно говоря, не до конца понятно. Но факт остаётся фактом - подавляющее большинство кинокартин того времени (или, если угодно, безвременья) сейчас можно смотреть исключительно на правах артефактов истории кино. Дело (чтоб не сказать, ужас) даже не в том, что - когда окончательно стало «можно всё» - на экран тут же вылилось огромное количество откровенно халтурно сделанных фильмов (вплоть до полного, непрофессионального мусора), а в том, что это вся эта халтура, в большинстве своём, имела особо злокачественный извод, который можно назвать патологическим стремлением к непременной одухотворённости изображения. Вне зависимости от того, что собственно и с какой художественной целью мы изображаем! Но чтобы внешность была - почти как на иконе. А что при этом снимаем мы примерно как Хесус Франко - это как-то уже второстепенно. Авось не заметят.
Всё вышеперечисленное в полной мере относится к фильму «Хромые внидут первыми», официально снятому на украинской студии «Эксперимент» (!) в 1993 году и представляющему собой чудовищное, просто ублюдочное сочетание полной кинографомании с претензией чуть ли не на мессианский характер изображения. Что характерно, сам замысел, исключая нелепые, претенциозные пролог и эпилог (что, впрочем, опять весьма показательно, ибо они являются исключительно плодом сценарной фантазии), вполне вменяем и даже в хорошем значении слова оригинален. Постольку поскольку представляет собой продуманное, идейно убедительное соединение сюжетов двух (второй - «Хорошего человека найти нелегко») классических рассказов Фланнери O’Коннор. Но вот дальше… как будто объявили конкурс на худшее его кинематографическое воплощение, и режиссёр его решил выиграть. За счёт чего? А очень простая рецептура. Кино - это искусство изображения, следовательно, надо выдать оное максимально бракованным. Каким образом? А, скажем, снять всё в абсолютно одинаковой пепельно-серой цветовой гамме. Очистить картинку от всей светотени, от богатейшей палитры чёрно-белых тонов, от какой бы то ни было глубины, от всего. Сделать идеально чистой. «Одухотворённой». Ну, и также, естественно, нужно постараться, чтобы пространство, все предметы попадаемые в кадр, были абсолютно иррелевантными относительно повествования. Проще говоря, чтобы ничего в кадре, не дай Бог, не говорило о том, что перед нами провинциальная Америка 1930-50-х годов. Особенно удачно это вышло в первой части картины, когда значительную её часть герои просто идут по лесу и разговаривают, а в уста им почему-то «вставлен» текст великого рассказа американской писательницы. (И это никакое не преувеличение - если выключить звук, то «в остатке» словно смотришь бракованную, не до конца засвеченную копию любительской съёмки то ли грибников, то ли доморощенных охотников, прогуливающихся, где-нибудь, в подмосковном лесу!). Да, ну и, само собой, смонтировать надобно, как Бог на душу положит. Точнее, чёрт.
Таким образом, поставленную задачу постановщик не без отдельных огрехов (типа, например, сносной игры отдельных актёров) но, в целом, успешно выполнил - фильм смотреть решительно невозможно. Но к этому ли он был призван, как сказала бы Фланнери О’Коннор?
1,5 из 10