Прогулки в спальном районе Отшибищи
Вторая вещь, написанная для конкурса, упомянутого в предыдущем посте - это пародия на действительно хороший рассказ высоко мною ценимого rezoner'а "Прогулки в селе Воронцове". Пародист я довольно паршивый, но пусть и эта вещь останется в моём журнале, раз уж написана.
Я купил этот диск на распродаже долгим лунным днём в соседнем куполе, укрывавшем тихий городок Мун-Тамбов.
Такие события всегда грустны: хозяева отправились на очередной курс полного омоложения с очисткой памяти от лишних воспоминаний, и деловитые агенты распродают всё, что когда-то связывало их с уже ненужным прошлым. И быть может, лучше было бы отправить всё это на переработку, чем отдавать в холодные чужие руки?
В этом доме, в опустевшей маленькой комнате стоял огромный терминал со множеством папок на экране дисплея, и взгляд мой зацепили русские буквы. Я присел на крутящееся кресло, да так и просидел следующий час, перебирая содержимое одного из дисков, а после решился, наконец, и протянул продавцу свой кредитный чип.
Хозяева или их родители уехали с Земли давно. Самые свежие файлы были пятидесятых годов XXI века, но сколько хранилось там и куда более старых папок - я помнил такие же на прадедовском лаптопе - с сохранёнными страницами и целыми скачанными журналами погибшего под лавиной необузданных улучшений легендарного ЖЖ - Горчев, Песен-нет, Митрич, Тест-на-трзвость, Резонёр… Рассказы, заметки, фотографии, древние, ещё плоские ю-тубовские ролики…
Папка под названием «Прогулки в спальном районе Отшибищи» затерялась среди других где-то ближе к концу. Сначала я увидел две знакомые бензозаправки на миниатюре, украшавшей папку, и только потом прочитал название и сообразил, что район этот мне не просто знаком - там прошло всё моё земное детство.
Заправки при выезде на трассу стояли в наше время полуразрушенными. Бензиновых двигателей я не застал - нефть кончилась, ещё когда я был младенцем, зато сами заправки помню очень хорошо: когда в отшибищенском найт-клубе, куда мы ходили танцевать с крупноглазыми и тёплыми местными девицами, начиналась традиционная драка, главным было вовремя сбежать за линию, отмеченную этими двумя реликтами - за ней кончалась отшибищенская сфера влияния и отшибищенские, покрывавшие своих менты, и начинался наш, Яишненский район.
Дома я заварил чаю и уселся за компьютер. Казалось, будто ясность зрения возвращается в расфокусированные похмельные глаза после первой рюмки. Неспешное разглядывание снимков затягивало: я словно проходил с автором, видно, немолодым уже человеком, по улицам, вдоль канав, мимо гаражей и помоек…
Вот ветхий, почти задушенный ближайшим супермаркетом магазинчик, где мы покупали «Ягу». Санька, наш одноклассник из отшибищенских, однажды выпил пять бутылок подряд и свалился с лавки, и мы, перепуганные, под руки тащили его в поликлинику, а он хлюпал носом и просил не говорить родителям.
Кинотеатр я помнил отчётливо: его снесли, когда мы были во втором классе. Последние годы он стоял пустым, так что местное население вовсю использовало его для своих неотложных нужд. От него тянуло таким, что девочки морщили нос, когда мы выходили из школы, а ветер дул с той стороны. А через несколько лет на этом месте построили новенький кожвендиспансер. Я не любил его - слишком часто приходилось бывать там в расположенной на первом этаже поликлинике.
Дальше в папке шли фотографии местного храма, сооружённого ещё в начале десятых годов по программе «Каждому кварталу - быстровозводимую церковь». До того в Отшибищах был один храм - Живоглотной Троицы, ближе к обводной дороге, но какому-то попу сильно приглянулся единственный отшибищенский парк - тогда и был основан второй приход, на западном конце района.
Крутанув колесо мышки, я увидел не очень умелую фотографию, где была изображена и сама церковь. Я долго смотрел на нее, и вдруг все в голове развернулось и встало на место. Я знаю это здание. Это же технологический лицей!
К тому времени у бывшего храма уже не было купола, а с обеих сторон к нему пристроили уродливо блестевшие чистыми стёклами лекционные залы. Лицей был недалеко от нашей школы, во дворе, окруженный четырьмя двадцатиэтажками. Впрочем, никто из моих клубных подруг в этих домах не жил, и причины заглянуть во двор, повнимательнее рассмотреть этот обломок прошлого, у меня не было.
Должно быть, церковь переделали в весёлые и яростные времена научного возрождения, о которых частенько вспоминали мои родители.
Я вышел в медотсек, чтобы прилепить никотиновый пластырь и долго стоял, глядя на оконную заставку с огромной мутной лужей в центре композиции - почти такой же, как у нас перед школой. Скоро отпуск, подумал я, поеду на Землю. Надо зайти в наш квартал, пока его не снесли окончательно. Перед глазами стояли желтые двадцатиэтажки и невысокое, но основательное здание бывшей церкви.
Я вернулся в гостиную, снова сел за компьютер и вдруг увидел среди фотографий текстовый файл - сохранённую копию электронного письма. Илья Михайлович Дьяк-Велосипедов писал Григорию Васильевичу, фамилия неизвестна, в Париж из Аресограда, в феврале 2048 года. В письме он вспоминал отца, священника в храме Спаса-на-бабле, убитого аспирантами в конце 2040 года. Вспоминал он и сам храм, и между прочим замечал, что роспись боковых приделов выполнил, по заказу тогдашнего главы районной администрации А.П. Везухова, Александр Шилов.
Неужели? Я внимательно перечитал подписи под фотографиями в папке, но упоминания о Шилове не нашёл. Санька тоже никогда не рассказывал о росписях в лицее. Впрочем, кто же знает, сохранились ли они, или были изуродованы после научного возрождения, или просто закрашены? А если и сохранились, откуда бы ученикам знать, кто их автор? Хотя, подумал я, мы с Санькой просмотрели полную коллекцию мыльных опер начала XXI века, и он целый год провел в кружке изучения лужковского стиля, мог бы и задуматься.
Я позвонил Саньке в первый же день, как приехал. Он узнал меня не сразу, но обрадовался и зазвал меня в гости. Мы неловко обнялись и пошли по дорожке через соседний квартал.
- Помнишь, какая здесь всегда была грязь? - спросил Санька
- Ага. А помнишь гаражи возле стройки? Как там классно пить было!
- Их потом снесли по какому-то распоряжению. Странно, сколько лет здесь живу, а они всё озеленяют и озеленяют. Скоро уже ни клочка асфальта не останется!
Я совсем не узнавал наш квартал. Там, где раньше высились гигантские башни, самая высокая - у леса, этажей в пятьдесят, теперь зеленела трава, да робко выпускали почки свежепосаженные деревца.
- Слушай, - сказал я, - тут ведь технологический лицей был, вон за тем забором на месте двадцатиэтажки, помнишь?
Санька посмотрел на меня, поколебался:
- Пошли, посмотришь.
За забором рядами тянулись саженцы, а посередине бульдозер отгребал в сторону груду щебня, а на освободившееся место тут же расстилали зелёный дёрн.
Мне нечего больше рассказать о храме Спаса-на-бабле. Санька помнил роспись на стенах, но никогда не думал об авторе. Был ли это Шилов или кто-то еще?
Я аккуратно закрываю текстовый файл. Пусть будет Шилов, вот и Илья Михайлович пишет. Жаль, конечно, что я сам так и не увидел, как ломают этот кич, ну, видать, не судьба.
Я купил этот диск на распродаже долгим лунным днём в соседнем куполе, укрывавшем тихий городок Мун-Тамбов.
Такие события всегда грустны: хозяева отправились на очередной курс полного омоложения с очисткой памяти от лишних воспоминаний, и деловитые агенты распродают всё, что когда-то связывало их с уже ненужным прошлым. И быть может, лучше было бы отправить всё это на переработку, чем отдавать в холодные чужие руки?
В этом доме, в опустевшей маленькой комнате стоял огромный терминал со множеством папок на экране дисплея, и взгляд мой зацепили русские буквы. Я присел на крутящееся кресло, да так и просидел следующий час, перебирая содержимое одного из дисков, а после решился, наконец, и протянул продавцу свой кредитный чип.
Хозяева или их родители уехали с Земли давно. Самые свежие файлы были пятидесятых годов XXI века, но сколько хранилось там и куда более старых папок - я помнил такие же на прадедовском лаптопе - с сохранёнными страницами и целыми скачанными журналами погибшего под лавиной необузданных улучшений легендарного ЖЖ - Горчев, Песен-нет, Митрич, Тест-на-трзвость, Резонёр… Рассказы, заметки, фотографии, древние, ещё плоские ю-тубовские ролики…
Папка под названием «Прогулки в спальном районе Отшибищи» затерялась среди других где-то ближе к концу. Сначала я увидел две знакомые бензозаправки на миниатюре, украшавшей папку, и только потом прочитал название и сообразил, что район этот мне не просто знаком - там прошло всё моё земное детство.
Заправки при выезде на трассу стояли в наше время полуразрушенными. Бензиновых двигателей я не застал - нефть кончилась, ещё когда я был младенцем, зато сами заправки помню очень хорошо: когда в отшибищенском найт-клубе, куда мы ходили танцевать с крупноглазыми и тёплыми местными девицами, начиналась традиционная драка, главным было вовремя сбежать за линию, отмеченную этими двумя реликтами - за ней кончалась отшибищенская сфера влияния и отшибищенские, покрывавшие своих менты, и начинался наш, Яишненский район.
Дома я заварил чаю и уселся за компьютер. Казалось, будто ясность зрения возвращается в расфокусированные похмельные глаза после первой рюмки. Неспешное разглядывание снимков затягивало: я словно проходил с автором, видно, немолодым уже человеком, по улицам, вдоль канав, мимо гаражей и помоек…
Вот ветхий, почти задушенный ближайшим супермаркетом магазинчик, где мы покупали «Ягу». Санька, наш одноклассник из отшибищенских, однажды выпил пять бутылок подряд и свалился с лавки, и мы, перепуганные, под руки тащили его в поликлинику, а он хлюпал носом и просил не говорить родителям.
Кинотеатр я помнил отчётливо: его снесли, когда мы были во втором классе. Последние годы он стоял пустым, так что местное население вовсю использовало его для своих неотложных нужд. От него тянуло таким, что девочки морщили нос, когда мы выходили из школы, а ветер дул с той стороны. А через несколько лет на этом месте построили новенький кожвендиспансер. Я не любил его - слишком часто приходилось бывать там в расположенной на первом этаже поликлинике.
Дальше в папке шли фотографии местного храма, сооружённого ещё в начале десятых годов по программе «Каждому кварталу - быстровозводимую церковь». До того в Отшибищах был один храм - Живоглотной Троицы, ближе к обводной дороге, но какому-то попу сильно приглянулся единственный отшибищенский парк - тогда и был основан второй приход, на западном конце района.
Крутанув колесо мышки, я увидел не очень умелую фотографию, где была изображена и сама церковь. Я долго смотрел на нее, и вдруг все в голове развернулось и встало на место. Я знаю это здание. Это же технологический лицей!
К тому времени у бывшего храма уже не было купола, а с обеих сторон к нему пристроили уродливо блестевшие чистыми стёклами лекционные залы. Лицей был недалеко от нашей школы, во дворе, окруженный четырьмя двадцатиэтажками. Впрочем, никто из моих клубных подруг в этих домах не жил, и причины заглянуть во двор, повнимательнее рассмотреть этот обломок прошлого, у меня не было.
Должно быть, церковь переделали в весёлые и яростные времена научного возрождения, о которых частенько вспоминали мои родители.
Я вышел в медотсек, чтобы прилепить никотиновый пластырь и долго стоял, глядя на оконную заставку с огромной мутной лужей в центре композиции - почти такой же, как у нас перед школой. Скоро отпуск, подумал я, поеду на Землю. Надо зайти в наш квартал, пока его не снесли окончательно. Перед глазами стояли желтые двадцатиэтажки и невысокое, но основательное здание бывшей церкви.
Я вернулся в гостиную, снова сел за компьютер и вдруг увидел среди фотографий текстовый файл - сохранённую копию электронного письма. Илья Михайлович Дьяк-Велосипедов писал Григорию Васильевичу, фамилия неизвестна, в Париж из Аресограда, в феврале 2048 года. В письме он вспоминал отца, священника в храме Спаса-на-бабле, убитого аспирантами в конце 2040 года. Вспоминал он и сам храм, и между прочим замечал, что роспись боковых приделов выполнил, по заказу тогдашнего главы районной администрации А.П. Везухова, Александр Шилов.
Неужели? Я внимательно перечитал подписи под фотографиями в папке, но упоминания о Шилове не нашёл. Санька тоже никогда не рассказывал о росписях в лицее. Впрочем, кто же знает, сохранились ли они, или были изуродованы после научного возрождения, или просто закрашены? А если и сохранились, откуда бы ученикам знать, кто их автор? Хотя, подумал я, мы с Санькой просмотрели полную коллекцию мыльных опер начала XXI века, и он целый год провел в кружке изучения лужковского стиля, мог бы и задуматься.
Я позвонил Саньке в первый же день, как приехал. Он узнал меня не сразу, но обрадовался и зазвал меня в гости. Мы неловко обнялись и пошли по дорожке через соседний квартал.
- Помнишь, какая здесь всегда была грязь? - спросил Санька
- Ага. А помнишь гаражи возле стройки? Как там классно пить было!
- Их потом снесли по какому-то распоряжению. Странно, сколько лет здесь живу, а они всё озеленяют и озеленяют. Скоро уже ни клочка асфальта не останется!
Я совсем не узнавал наш квартал. Там, где раньше высились гигантские башни, самая высокая - у леса, этажей в пятьдесят, теперь зеленела трава, да робко выпускали почки свежепосаженные деревца.
- Слушай, - сказал я, - тут ведь технологический лицей был, вон за тем забором на месте двадцатиэтажки, помнишь?
Санька посмотрел на меня, поколебался:
- Пошли, посмотришь.
За забором рядами тянулись саженцы, а посередине бульдозер отгребал в сторону груду щебня, а на освободившееся место тут же расстилали зелёный дёрн.
Мне нечего больше рассказать о храме Спаса-на-бабле. Санька помнил роспись на стенах, но никогда не думал об авторе. Был ли это Шилов или кто-то еще?
Я аккуратно закрываю текстовый файл. Пусть будет Шилов, вот и Илья Михайлович пишет. Жаль, конечно, что я сам так и не увидел, как ломают этот кич, ну, видать, не судьба.