почему google не делает нас тупее
Через Google я нашел статью, которая рассказывает о том, как Google делает нас тупее.
Автор статьи Николас Карр утверждает, что нам уже трудно как встарь сосредотачиваться и улавливать мысли, читая длинные тексты. Но этого тезиса я не понял, потому что текст статьи был длинным и я не смог сосредоточиться.
Если же говорить серьезно, то Карр совершенно прав в том отношении, что техники интеллектуальной работы меняются. Это видно невооруженным взглядом, и с этим было бы крайне глупо спорить. Сомнения вызывают лишь его утверждения о том, что раньше трава была зеленее. Такого рода оценками полна человеческая история, и уж точно всякий раз, когда появлялась новая технология в области знания, это вызывало целый шквал эмоций. Письменность объявляли вредной для памяти, которая под влиянием записанных букв становится все более непригодной для запоминания священных текстов "Вед". Печатный пресс вообще был источником всех бед, начиная от охмурения черни и заканчивая разрушением традиций благородных писцов: текст становился все менее священным, божественный язык латынь в Западной Европе была отброшена. Потом появился телевизор, и мы вновь били во все колокола. Телевизор отупляет! Телевизор представлялся демоном техники, которая атакует наш человеческий мир, разрушает семьи, отвращает нас от чтения - печатных - книг. Сегодня он превращается в безобидную, старую, добрую и милую коробочку, пылящуюся в квартирах бабушек. На сцену вышел новый монстр. Его имя Интернет, и пророк его - Google.
Карр говорит, что Google мешает ему читать медленно и вдумчиво. Казалось бы, чего проще: отключи соединение, пересядь от компьютерного стола за уютный диван или в кресло качалку, накройся пледом (ни в коем случае не хвататься за лэптоп!), и читай. Думай, делай выписки, и храни их в толстом старом блокноте, купленном на распродаже в благословенные 90ые, в том странном мире, где не было этих новых соблазнов "почитать блоги", и который существовал еще совсем недавно. Я даже знаю таких людей. Они говорят, что компьютер отвлекает их от себя, от души, и они уезжают на целые недели из города, оставив черные прямоугольники своих ноутбуков на столе в спальне. Эти люди вызывают у меня восхищение и некоторый трепет. Я с готовностью признаю, что они лучше чем я, потому что я - интернет-зависимый. И это не случайная черта моего характера, и уж тем более не болезнь. Все дело в том, что мы эволюционируем.
Конечно, мы еще не новый вид "человек разумный сетевой". С точки зрения биологии, это вообще абсурд: видообразование занимает промежутки времени на много порядков больше, чем жизнь нескольких человеческих поколений. Дело в другом. Человек вообще не приспособлен для решения тех задач, которые ему приходится сегодня решать ежедневно. Мы умеем делать набеги на соседей, конфликтовать с себе подобными в поисках статуса и искать фрукты. Это то, чему нас учит наша биологическая эволюция. Чтение и письмо в число врожденный навыков не входит - об этом напоминает в своей статье и Карр. А это значит, что современный человек систематически занимается тем, что преобразует свою генетическую природу для решения совершенно чуждых ей культурных задач. Мы тренируем наш мозг распознавать и запоминать символы, хранить и анализировать абстрактные идеи. Получается, впрочем, так себе. И именно в этот момент нам на помощь приходит интернет и его пророки. Мы сегодня уже думаем качественно иначе, чем думали люди двадцать лет назад. Тексты ветвятся, образуя бесконечное поле информации. На нем легко заблудиться, но точно также несложно найти клад. Длинным трактатам мы предпочитаем короткие заметки, приближающиеся к размерам среднего поста в блоге. Этот вопрос еще ждет своих исследователей, но изменение мышление под влиянием технологий является очевидным фактом. Спросим себя: иначе, - это означает лучше или хуже? Это более сложный вопрос. Карр склонен предостерегать нас от излишнего оптимизма.
Google делает нас тупее, говорит Карр, потому что хочет улучшить наш мозг. А наш мозг, образ нашего человеческого сознания - это нечто священное! Откуда Карр берет эту идею? Почему он - и это самое простое - не видит, что его "сознание" само формировалось в рамках определенного типа технологий, и что "медленное чтение" столь же неестественно, как и "быстрое порхание по веб-страницам"? Почему он считает, что "медленное чтение" лучше "быстрого порхания"? По-моему, исключительно в силу врожденного человеческого консерватизма. Карр сидит на плечах бесчисленных поколений писцов, устных сказателей, провинциальных актеров, которых уничтожили, соответственно, печатный станок, письменность и телевидение. И потому он пугает нас: экономические интересы корпорации Google, дескать, толкают население Земли к безумию.
Что есть безумие и как оно отличается в данном контексте от знания и прогресса? Карр и сам осознает трудность такого различия и множество исторических аналогий, услужливо предлагаемых нашей памятью, усиленной Google. Но он продолжает использовать метафоры, такие как "искусственный интеллект", в который мы якобы превращаемся, полагаясь на компьютеры.
Карр забывает, что искусственным наш интеллект стал в тот момент, когда первый шумер оставил запись на глиняной табличке.
Автор статьи Николас Карр утверждает, что нам уже трудно как встарь сосредотачиваться и улавливать мысли, читая длинные тексты. Но этого тезиса я не понял, потому что текст статьи был длинным и я не смог сосредоточиться.
Если же говорить серьезно, то Карр совершенно прав в том отношении, что техники интеллектуальной работы меняются. Это видно невооруженным взглядом, и с этим было бы крайне глупо спорить. Сомнения вызывают лишь его утверждения о том, что раньше трава была зеленее. Такого рода оценками полна человеческая история, и уж точно всякий раз, когда появлялась новая технология в области знания, это вызывало целый шквал эмоций. Письменность объявляли вредной для памяти, которая под влиянием записанных букв становится все более непригодной для запоминания священных текстов "Вед". Печатный пресс вообще был источником всех бед, начиная от охмурения черни и заканчивая разрушением традиций благородных писцов: текст становился все менее священным, божественный язык латынь в Западной Европе была отброшена. Потом появился телевизор, и мы вновь били во все колокола. Телевизор отупляет! Телевизор представлялся демоном техники, которая атакует наш человеческий мир, разрушает семьи, отвращает нас от чтения - печатных - книг. Сегодня он превращается в безобидную, старую, добрую и милую коробочку, пылящуюся в квартирах бабушек. На сцену вышел новый монстр. Его имя Интернет, и пророк его - Google.
Карр говорит, что Google мешает ему читать медленно и вдумчиво. Казалось бы, чего проще: отключи соединение, пересядь от компьютерного стола за уютный диван или в кресло качалку, накройся пледом (ни в коем случае не хвататься за лэптоп!), и читай. Думай, делай выписки, и храни их в толстом старом блокноте, купленном на распродаже в благословенные 90ые, в том странном мире, где не было этих новых соблазнов "почитать блоги", и который существовал еще совсем недавно. Я даже знаю таких людей. Они говорят, что компьютер отвлекает их от себя, от души, и они уезжают на целые недели из города, оставив черные прямоугольники своих ноутбуков на столе в спальне. Эти люди вызывают у меня восхищение и некоторый трепет. Я с готовностью признаю, что они лучше чем я, потому что я - интернет-зависимый. И это не случайная черта моего характера, и уж тем более не болезнь. Все дело в том, что мы эволюционируем.
Конечно, мы еще не новый вид "человек разумный сетевой". С точки зрения биологии, это вообще абсурд: видообразование занимает промежутки времени на много порядков больше, чем жизнь нескольких человеческих поколений. Дело в другом. Человек вообще не приспособлен для решения тех задач, которые ему приходится сегодня решать ежедневно. Мы умеем делать набеги на соседей, конфликтовать с себе подобными в поисках статуса и искать фрукты. Это то, чему нас учит наша биологическая эволюция. Чтение и письмо в число врожденный навыков не входит - об этом напоминает в своей статье и Карр. А это значит, что современный человек систематически занимается тем, что преобразует свою генетическую природу для решения совершенно чуждых ей культурных задач. Мы тренируем наш мозг распознавать и запоминать символы, хранить и анализировать абстрактные идеи. Получается, впрочем, так себе. И именно в этот момент нам на помощь приходит интернет и его пророки. Мы сегодня уже думаем качественно иначе, чем думали люди двадцать лет назад. Тексты ветвятся, образуя бесконечное поле информации. На нем легко заблудиться, но точно также несложно найти клад. Длинным трактатам мы предпочитаем короткие заметки, приближающиеся к размерам среднего поста в блоге. Этот вопрос еще ждет своих исследователей, но изменение мышление под влиянием технологий является очевидным фактом. Спросим себя: иначе, - это означает лучше или хуже? Это более сложный вопрос. Карр склонен предостерегать нас от излишнего оптимизма.
Google делает нас тупее, говорит Карр, потому что хочет улучшить наш мозг. А наш мозг, образ нашего человеческого сознания - это нечто священное! Откуда Карр берет эту идею? Почему он - и это самое простое - не видит, что его "сознание" само формировалось в рамках определенного типа технологий, и что "медленное чтение" столь же неестественно, как и "быстрое порхание по веб-страницам"? Почему он считает, что "медленное чтение" лучше "быстрого порхания"? По-моему, исключительно в силу врожденного человеческого консерватизма. Карр сидит на плечах бесчисленных поколений писцов, устных сказателей, провинциальных актеров, которых уничтожили, соответственно, печатный станок, письменность и телевидение. И потому он пугает нас: экономические интересы корпорации Google, дескать, толкают население Земли к безумию.
Что есть безумие и как оно отличается в данном контексте от знания и прогресса? Карр и сам осознает трудность такого различия и множество исторических аналогий, услужливо предлагаемых нашей памятью, усиленной Google. Но он продолжает использовать метафоры, такие как "искусственный интеллект", в который мы якобы превращаемся, полагаясь на компьютеры.
Карр забывает, что искусственным наш интеллект стал в тот момент, когда первый шумер оставил запись на глиняной табличке.