Мама
«Мама - первое слово, главное слово в нашей судьбе...»
И сегодня я хочу рассказать вовсе не про набившие уже оскомину отношения между мной и моей дочерью, сегодня я расскажу о своей маме. Любимой маме!
Какой человек - моя мама?
Моя мама жива, очень активна, безумно любит всех нас (своих родственников), и особенно меня и моих детей - своих внуков. Да, пусть это и влечет за собой некоторые перегибы (такие, как вседозволенности внучке, вседозволенности старшей дочери, ну и младшей наверное тоже... Не суть), но это зато настоящая любовь!
Моя мама любит свою страну. Искренне! Она патриот. Пусть из-за этого я с ней не во всем согласна в плане политических убеждений, но ее советская порядочность, честность, открытость и патриотизм вызывают уважение.
В детстве лет до 12-ти я считала свою маму идеальным человеком, эталонным, таким, каким нужно стремиться стать, и никогда не станешь, ибо это не достижимо. Помню это детское трепетное чувство - я вдруг почувствовала его во время нашего семейного ежегодного палаточного отдыха - что мама милая, красивая, что она безумно дорога мне вся, целиком! Вот такая, с дедушкиными коленями, в смешных полосатых шортах, с перезагоревшей красной кожей, с запахом сметаны (мама мазала сметаной ожеги от солнца), в белой кепочке... И все это такое родное... Не знаю, как объяснить. Наверное, это можно назвать лишь одним словом: любовь!
Даже в самом раннем детстве я защищала маму от папы, хотя мой папа не был семейным тираном, не был абъюзером в полном смысле слова. Он был специфическим очень человеком, травмированным тяжелым военным детством, христоматией застревающего психотипа. И поэтому, конечно, в семье с таким папой были всякие нюансы. Но он был добрый! (Пока не начал пить). Отношения у них были довольно гармоничные (пусть и далеки от идеала в моем понимании), они любили друг друга, понимали, общались. И защищать маму, казалось бы, было не от чего, но я все же находила, от чего. Они могли слегка повздорить, папа начинал давить (высказывать что-то с давлением), и тут я истерично и отчаяно со слезами встревала, бросалась в защиту мамы. Это обескураживало и его, и ее! Они просто теряли дар речи, как я это помню. Но цель была в таких ситуациях обычно бывала достигнутой: о своих разноглассиях они точно забывали в такие моменты. А уж что говорить про алкоголь... Когда папа запил, мне хотелось его убить за маму, за то, что ей приходится страдать. (Хотя опять же: буйным алкоголиком мой отец никогда практически не был. Его делирий заключался только, пожалуй, в приставаниях ко всем с бессмысленными разговорами).
По мере своего взросления, уже подростком, я стала замечать, что уже не считаю недостижимым идеалом свою маму, что в ней есть и недостатки, кторые можно и покритиковать. Но тем не менее, сепарацию мою от мамы я считаю так и не пройденной. Я привязана к ней, наверное слишком для 38-ми лет. Я все еще чувствую любовь к ней, потребность в ней, переживания за ее судьбу (правда именно в последний год мною сделан в этом, как я считаю, большой шаг: я отпустила многие переживания, связанные с мамиными поступками). Все потому что у меня ДЦП, и мама всю жизнь со мной! Моя поддержка и опора. Даже сейчас, когда у нее из-за этого совсем больные суставы, у нее есть готовность мне помогать, хоть ночью придти на помощь.
Мое появление на свет
Я была у мамы вторым и поздним ребенком. Она родила меня в 38 лет (сколько и мне сейчас. Сейчас она ровно в два раза меня старше).
Со слов мамы, она легла на сохранение в роддом на 7-ом месяце беременности, врачи перепутали ей капельницу, влили что-то не то, что должны были, после чего у нее начался страшный озноб, судороги, схватки, и таким образом, родилась я, раньше срока на два с половиной месяца. А через 5 дней в этом же роддоме родился мой муж, и мы, как выяснилось, пребывали в одном перинатальном центре, хотя он был доношен... Но это уже совсем другая история.
В перинатальный центр я поехала без мамы - тогда было так положено. Мама очень переживала и каждый день ломилась туда. Там она увидела много неприятного: как няни оставляют детей в коридоре без присмотра, как грубо с ними обращаются. Позже она и другие мамы писали об этом коллективные жалобы, и с этим разбирались! Кого-то из персонала даже уволили.
Причинами моего пребывания в центре были сильная физиологическая желтуха и недоношенность. Но после этого всего я хорошо развивалась, прибавляла в весе. Грудное вскармливание наладить надолго, к сожалению, не удалось - только до 3 месяцев. Отклонения в физическом развитии стали проявляться только после 9-ти месяцев, когда я так и не сидела, были слабые мышцы, а уж потом и гиперкинезы пошли.
С прививкой мутная история. Сейчас я склоняюсь больше к тому, что как и у многих детей с ДЦП, просто совпало время прививки и время проявления диагноза. Но мама до сих пор убеждена, что развитие заболевания спровоцировала именно прививка, и потому очень переживает, когда мы ставим прививки моим детям.
Однако ДЦП у меня не тяжелой формы. (Средней кажется?) Речевой аппарат и интеллект не затронут (хе-хе, объективно о своем интеллекте не расскажешь, но по крайней мере, так постанавливали многочисленные врачи и комиссии, а один профессор в медицинском институте даже демонстрировал меня, маленькую, студентам на лекции и говорил, что мой интеллект по развитию даже опережает сверсников... Ну да ладно мне хвастаться). И потому мою маму часто обнадеживали: «пойдет в 3 года», «пойдет в 6 лет»... Но самостоятельно я так и не пошла. Я умею только ползать и ходить с опорой.
Но мама никогда не делала из этого трагедию. Она ростила меня как самого обычного ребенка и всюду эту точку зрения отстаивала. Если надо было, то и довольно агрессивно.
Мое детство
«Пойдет в обычную школу!» - сказала мама, когда мне было 6 лет - «Ничего, я буду приводить в класс и уводить». И так и было! Мама водила меня в школу за руку вплоть до самого ее окончания. Благо, дом был совсем рядом.
В 8 классе у меня появились ходунки, я их освоила. Но к сожалению, так и не смогла ходить с ними по асфальту, т. к. тяну по поверхности одну ногу (только в случае хождения с кем-то за руку ноги идут правильно - вот так все сложно у меня), и еще они не решали проблему лестниц, поэтому мама все равно водила меня в школу, и приходила туда по расписанию перевести меня с этажа на этаж.
Потом также водила и в университет. Помню, как приходилось выходить аж в 5 утра, ехать на двух автобусах, так как университет был на другом конце города. Но там я освоила лестницы, а ходунки мне переносили с этажа на этаж студенты. И мама была весь день от меня свободна.
А еще чуть позже я стала заказывать такси до универа и от, чтобы еще больше освободить маму. А потом мои друзья и парни помогали перемещаться мне по городу. Это, наверное, можно назвать сепарацией от мамы, но только не духовной сепарацией. Духовная так и не пройдена. Но рассказ мой я хотела построить не совсем об этом.
Смерть отца
Когда я училась в 10 классе, произошло страшное.
Мой отец, которому было на тот момент 63 года (а маме 53), тогда уже очень сильно пил. Он смешивал алкоголь с демидролом, который пил от аллергии, и потому у него были всякие галлюцинации, видения. Он доставал нас всех просьбами застрелить его. Он брал охотничье ружье и ставил его в туалете. Уже два раза он лежал психушке, и в наркологии, и на дом ходил к нам врач с капельницей, но ничто не могло излечить такой степени алкоголизм. Мы, наверное, слишком халатно отнеслись к наличию ружья в квартире с таким человеком, еще и в совокупности с этими его просьбами. (Чего так и не смогла потом сама себе простить, наверное, моя мама).
Мы (дети, я и моя старшая сестра, которой было уже 26 лет тогда) были в ссоре с отцом. Не прощали его пьянок. Я не прощала жестокого обращения с животными, не прощала его конфликтов с сестрой, с мамой. Сестра не простила того, что однажды он не пустил ее на вечеринку и дал пощечину, не прощала испорченного детства и много другого. А отец от этого дико страдал! Он плакал, он просил любви от детей.
Помню, как он меня спросил: «Вы сможете жить без меня?», и я ответила «Сможем». Мне было всего 16 лет... И я не знаю, насколько это для меня было простительно.
Утром, 25 февраля 2003 года мама как обычно повела меня в школу. Отец сидел за столом, трезвый, в очках, и разбирал какие-то свои коробки, что-то сортировал. На нем была его любимая зеленая пижама, которую когда-то подарила ему мама. И вот тогда я видела своего отца в последний раз. Конечно же, ушли не попрощавшись.
Впервые за всю жизнь мама вдруг почему-то не пришла перевести меня с этажа на этаж. Я подумала, что это из-за сокращенных уроков, забыла, наверное. Помню, тогда меня заботили отношения с моим одноклассником. Это была неразделенная любовь...
Но увидев мамин взволнованый вид потом, когда она все-таки пришла, я поняла, что дело тут не в сокращенных уроках. Что-то точно произошло дома! И я спросила улыбаясь: «Ну что? Что там делает наш Альтруист?» «Наш Альтруист» - так мы с сестрой называли отца с тех самых пор, как однажды он вдруг сказал: «Если я умру, то я поступлю как эгоист». Сестра за спиной у него потом сказала: «Ну да. А то, что он пьет - это он, конечно, альтруист». Мне было смешно, и я закрепила за отцом такое «прозвище».
«Не знаю!» - ответила мама. Она всем видом старалась разыграть, что не знает, что там с отцом, что ей все равно, и она обеспокоена чем-то другим. - «Сейчас поедешь к бабуле». «О, - подумала я, - опять там отец чудит что-то, раз так!...», и мама вывела меня из школы. У крыльца ждало такси, в нем помимо водителя, сидели мои бабушка и сестра. Я была очень рада их видеть, но вместе с тем это было и странно.
Мама посадила меня в машину, а сама ушла по направлению к дому. «Так что там все-таки у нас случилось? Мне кто-нибудь объяснит?!» - спросила я. «Объясню, - ответила сестра. - Отец умер». «Че, правда что ли?!» - я была шокирована информацией. «Да. Наглотался таблеток. Мама просила тебе не говорить, но не понятно, как мы будем скрывать и сколько, это бессмысленно! Побудешь пока у бабули».
И мы поехали к бабуле. Я переваривала информацию и молчала всю дорогу.
О дальнейшей нашей жизни без отца, и про то, как развивалось мое отношение к этому, я тоже, возможно, когда-нибудь напишу. Просто для рассказа о моей маме важны другие подробности.
Правда о смерти отца
Мои родные старались беречь меня, и потому не рассказали мне тогда всей правды. Что произошло на самом деле - об этом я узнала аж спустя почти 15 лет. Я и ранее могла бы об этом догадаться, сопоставив все факты, но почему-то меня непоколебимо убедили в этой истории про таблетки: ведь они у отца-то тоже были, и от аллергии, и неврологические, и даже мои какие-то ноотропы были в квартире... Поэтому такая возможность у него действительно была. Но все было не так.
И так, мы с мамой и нашей собакой вышли из дома. Отец, как я уже рассказала, копался в вещах. Сестра собиралась на работу. Она наводила в марафет в своей комнате, и вдруг услышала громкий хлопок, почти взрыв. Она подумала, что отец с пьяну сорвал трубу в ванне. Звук был как раз из ванны. Но она не стала ничего проверять.
Мама вернулась, отведши меня в школу, и зашла в ванну. Увиденное повергло ее в ужас: в ванне было все в человеческих мозгах и крови, отец лежал без половины своей головы. Где-то во всем этом находилось и злополучное ружье. И вот, как я думаю, именно эта картина виновна в том, что происходило потом с моей мамой, и что происходит сейчас. И именно поэтому его хоронили в закрытом гробу, и поэтому так спешно отправили меня к бабуле: там велись следственные мероприятия, а потом моя сестра и не единокровный брат по отцу долго и тщательно отмывали ванну. Надо сказать, они хорошо постарались: когда я приехала после похорон, вся квартира блестела, и ванна в том числе. Я и намека не нашла там на то, что было.
Отец, наконец, исполнил свое давнее желание, не дававшее ему покоя весь последний год. Следователи нашли предсмертную записку, после прочтения которой все стало понятно. Там отец говорил, что его дети ненавидят его, что он эгоист и просит его за это простить.
Наверное хорошо, что родные уберегли меня тогда от подробностей. Мне и так первые полгода после смерти отца снились кошмары. Не представляю, что снилось бы, узнай я все это.
А вот маме, которая единственная из всех, как выяснилось, была очевидцем трупа отца, пришлось очень тяжело, особенно весь первый год.
Первый год после смерти отца
Я слышала мамин плач - и по ночам за стенкой, и когда приходила домой, а мама оставалась одна в комнате, и в поезде, когда мама возила меня в Москву поступать в ВУЗ для инвалидов (сразу скажу, если вдруг кому-то это интересно: я туда не поступила: нам там не понравилось, и мы с мамой забрали документы, в последствии я училась в обычном ВУЗе в моем родном городе, как я уже немного рассказала выше).
Однажды (это было, кажется, весной после смерти отца, или максимум в начале лета - времени прошло еще очень мало) мама сильно напилась. Такой я ее видела единственный раз за всю мою 38-летнюю жизнь. Она ездила в гости к своей сестре, и как-то там они перебрали, мама пришла, едва держась на ногах, и легла спать. Я это просто рассказываю к тому, какая у нее была сила воли! Наверняка ведь хотелось заливать горе и дальше, ведь было же хорошо и легко! Но она не стала это повторять ради меня! Она прекраснно понимала, чем для меня такое может закончиться. Она водила меня в школу, несмотря ни на что, через свою адскую душевную боль.
Но все это еще бы ничего... Через год боль уже стала не столь мучительной. Моя сестра консультировалась у психиатра-нарколога (того самого, кто ходил к отцу, это был наш хороший приятель) по поводу страданий матери, мол так и так, не случилось бы чего - так адски мучиется от произошедшего... И тот ответил: «должен пройти 1 год. Статистика показывает, что примерно через это время все люди, как бы ни страдали, смиряются с утратой». И не соврал! Примерно через год - полтора маме действительно стало значительно легче. Но без следа трагедия не прошла для нее.
«Тайные поклонники»
Сначала мама начала обращать внимание на одного мальчишку из моей школы (я уже училась в 11 классе). «Что это он, как будто все время меня встречает?» Заметьте, что даже не «нас», а «меня» почему-то!
Это был самый обычный мальчишка из параллельного класса (или даже младше меня!), как я помню, в клетчатой рубашке, симпатичный, вежливый (всегда открывал нам с мамой дверь в школу, что и восприняла мама как какой-то знак внимания), но шалапай - ведь почему он нас всегда, как мама говорила, «встречал» у дверей? Потому что он там постоянно стоял на крыльце и курил в компании других таких же шалапаев, прогуливал уроки. Я даже помню, что его звали Ваня. И вот мама отнесла его жесты открывания нам с ней дверей к знакам внимания, и даже ведь не ко мне (по возрасту-то логичнее было бы внимание ко мне), а к ней! Я тогда лишь посмеивалась на ее замечания, еще ни в чем не подозревала беды. Когда она сделала предположение «Наверное, он влюблен в меня?», я лишь усмехнулась: «Да ну! Какая ерунда...» Но дальше - больше!
Летом, когда я уже окончила школу и сдавала экзамены, мама начала рассказывать мне, очень так аккуратно и под грифом секретности, о каком-то своем возникшем тайном поклоннике. Она делилась этим со мной, и мне по началу даже радостно было, что наконец-то рассказы о том, какой был у нас отец, и как он плохо кончил, как она находит утешение в книгах Достоевского, сменились рассказами про поклонника. Мне думалось, что это бесспорно хорошо. Но только странно было, что со слов мамы, он ходит за ней, он влюблен, но дальше ничего не движется. Общались они, выходит, меж собой только «глазами». И этот кто-то - он где-то здесь, рядом живет. Я стала задумываться, почему я тогда его не вижу и не знаю? Но подумала, что всякое может быть. Опять-таки он сильно моложе (как и Ваня), но он-то точно сильно влюблен.
А у меня тогда появился первый парень. Мы познакомились через газету. И после школы и после его работы (он был на 5 лет меня старше) я часто проводила время с ним, мы гуляли. Мама была свободна. И вот тогда я заметила, как надевает она очки, выходит на балкон и часами стоит там, смотрит очень сосредоточенным и грустным взглядом вдаль.
С балкона открывался вид на школьную спортивную площадку и тротуары вокруг нее, на саму мою школу. Мы с парнем тоже выходили на балкон иногда, если мама вдруг уходила. И я видела, что там все как обычно: гулляют люди, собаки, дети, идут уроки физкультуры и т. д. Очевидно, что никто не ошивался и не окучивал конкретно наш балкон. «Кого же там высматривает все время мама?» - мне очень это было иинтересно. - «Значит, он гуляет где-то там, среди толпы прохожих!»
Когда мы с мамой оставались одни, по своему обыкновению, она говорила со мной об этом: «Не видать милОго друга! Только видит, вьется вьюга... Ох, тьфу ты! Что я такое говорю... Какой он мне милый друг!...» - мама вот так часто в разговоре осекалась. Было видно, что во-первых, она вдруг осознает, что делится всем этим со своей 17-летней дочерью, и видимо, ей становилось неловко. А во-вторых, она все сетовала на бесперспективность этой своей любви: поклонник много ее моложе, влюблен, но будущего нет.
И вот чем дольше мама стояла на балконе в очках, тем мне становилось явственнее, что это все-таки сдвиг по фазе на почве гибели отца. Сестры моей вечно не было дома, мой парень не обращал внимания на то, что делает на балконе моя мама, и таким образом, кроме меня, так никто и не узнал об этом сдвиге. И с самой мамой в контексте именно того, что это сдвиг, мы не говорили: я молча выслушивала ее. Как было бы здорово, если бы и дальше всегда было так: чтобы я ее только слушала и поддерживала молча. Ведь все остальное так бесмсысленно!
«Сегодня мы как бы с ним поговорили!» - рассказзала мне как-то вечером мама. Как выяснилось, опять «глазами», потому и «как бы». Но однако после этого была наша поездка в Москву, потом мое поступление в ВУЗ в моем родном городе, потом наш переезд в другую квартиру, и эта тема с поклонником закончилась. Я выдохла! Подумала, что наконец таким образом завершены мамины страдания по отцу, закончились сдвиги, и теперь она живет полной жизнью! Мама стала даже работать какое-то время в связи с моей бОльшей самостоятельностью. А к кому она относила те свои рассказы про поклонника - так и осталось для меня тайной. Она кстати все прекрасно помнит и сейчас! С памятью все прекрасно. Но не расскажет.
Продолжение следует.