ПОЛЕТЫ ВО СНЕ И НАЯВУ
или РЕДКИЙ ЧЕРТ ДОЛЕТИТ ДО СЕРЕДИНЫ ДИКАНЬКИ.
Николай Васильевич Гоголь. Ремикс.
Последний день перед Рождеством прошел. Зимняя, ясная ночь наступила. Глянули звезды.
В их свете видно было одинокое пятнышко, мелькающее в вышине. Черт кружился над Диканькой, прицельно сморкался правой ноздрей, как прилично всякой нечистой силе, и плакал.
Ему очень давно мечталось пересечь Диканьку тихим небесным ходом в свете месяца и лететь дальше, по свету, подучивать на грехи добрых людей и честных христиан. Но…
Сначала парубки обстреляли его крепко слепленными снежками. Ком снега попал черту по спине и оказался таким тяжелым, каким не бывает снежок, даже будь он слеплен рукой самого сорочинского заседателя. А ночь, как нарочно, так роскошно и гордо теплилась, и еще белее казался свет месяца и черт перестал гордо реять и камнем полетел вниз. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что шутники-парубки в снежок закатали колесо с комиссаровой брички и комиссар три дня гонял кнутом по Диканьке своего ямщика, пока не поставил ему на бричку кузнец Вакула новое колесо.
На второй день, черт, подбитый колесом, летел над Диканькой низко и неуверенно. Смеющиеся девки, завидев медленно летящего черта, живо придумали новую игру и ловко заплевали нечистого шелухой от семечек. Пришлось развернуться.
Третий и четвертый день черт помнил смутно, потому что с горя пошел к шинкарке, где просидел заодно и пятый день. Припоминал он, что пил водку с кумом, который просил черта забрать свою жену сразу в ад и уверял, что там ей самое место, где-то летал, кого-то вводил в грех, но где, кого и почему оказался он вновь в Диканьке, даже разрази его громом, не вспомнил бы.
На шестой день попал черт к Пузатому Пацюку на вареники. Ой, и знатные-то были вареники! С творогом, с ягодами, с грибами, со сметаною. А к ним отдельно грибки со смородинным листом и мускатным орехом, пирожки с капустою и гречневой кашею, и коржики с салом и пышная кулебяка, а к этому водка на шалфее, водка, перегонная на шафране, да настойка на персиковых косточках. Щедрый, щедрый стол был у Пацюка. Вывалившись из дому его, полетел черт, да отяжелевший от сытной еды и персиковой настойки, свалился ровнешенько посередине Диканьки, где и лежал, пока не ударили колокола к ранней заутрене.
Седьмой день, был, как нарочно, воскресенье, служил отец Кондрат праздничную обедню, казак Свербыгуз громко клал земные поклоны, так что по всей церкви слышно было, и черт ни лететь, ни даже и носу высунуть от Пацюка не решился.
Восьмой и девятый день пришлось провести у дражайшей Солохи. Вакула в очередной раз поругался с капризною женою своею, напился пьяный, бранился и ловил по всей Диканьке черта, так неудачно сосватавшего его в прошлое Рождество. Протрезвев, кузнец долго плакал и только повторял: «Уж лучше бы я утопился!», чем и вызвал гнев отца Кондрата, выдержал покаяние и выкрасил даром весь правый клирос красною краскою с зелеными цветами.
На десятый день черт твердо решил перелететь-таки Диканьку, да не приметил месяца, величаво поднявшегося на небо, посветить добрым людям и всему миру, стукнулся об острый край его своим кругленьким пятачком, и лететь дальше не стало никакой возможности.
Последний день перед Рождеством прошел. Черт кружился над Диканькой, прицельно сморкался правой ноздрей, как прилично всякой нечистой силе и плакал.
Николай Васильевич Гоголь. Ремикс.
Последний день перед Рождеством прошел. Зимняя, ясная ночь наступила. Глянули звезды.
В их свете видно было одинокое пятнышко, мелькающее в вышине. Черт кружился над Диканькой, прицельно сморкался правой ноздрей, как прилично всякой нечистой силе, и плакал.
Ему очень давно мечталось пересечь Диканьку тихим небесным ходом в свете месяца и лететь дальше, по свету, подучивать на грехи добрых людей и честных христиан. Но…
Сначала парубки обстреляли его крепко слепленными снежками. Ком снега попал черту по спине и оказался таким тяжелым, каким не бывает снежок, даже будь он слеплен рукой самого сорочинского заседателя. А ночь, как нарочно, так роскошно и гордо теплилась, и еще белее казался свет месяца и черт перестал гордо реять и камнем полетел вниз. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что шутники-парубки в снежок закатали колесо с комиссаровой брички и комиссар три дня гонял кнутом по Диканьке своего ямщика, пока не поставил ему на бричку кузнец Вакула новое колесо.
На второй день, черт, подбитый колесом, летел над Диканькой низко и неуверенно. Смеющиеся девки, завидев медленно летящего черта, живо придумали новую игру и ловко заплевали нечистого шелухой от семечек. Пришлось развернуться.
Третий и четвертый день черт помнил смутно, потому что с горя пошел к шинкарке, где просидел заодно и пятый день. Припоминал он, что пил водку с кумом, который просил черта забрать свою жену сразу в ад и уверял, что там ей самое место, где-то летал, кого-то вводил в грех, но где, кого и почему оказался он вновь в Диканьке, даже разрази его громом, не вспомнил бы.
На шестой день попал черт к Пузатому Пацюку на вареники. Ой, и знатные-то были вареники! С творогом, с ягодами, с грибами, со сметаною. А к ним отдельно грибки со смородинным листом и мускатным орехом, пирожки с капустою и гречневой кашею, и коржики с салом и пышная кулебяка, а к этому водка на шалфее, водка, перегонная на шафране, да настойка на персиковых косточках. Щедрый, щедрый стол был у Пацюка. Вывалившись из дому его, полетел черт, да отяжелевший от сытной еды и персиковой настойки, свалился ровнешенько посередине Диканьки, где и лежал, пока не ударили колокола к ранней заутрене.
Седьмой день, был, как нарочно, воскресенье, служил отец Кондрат праздничную обедню, казак Свербыгуз громко клал земные поклоны, так что по всей церкви слышно было, и черт ни лететь, ни даже и носу высунуть от Пацюка не решился.
Восьмой и девятый день пришлось провести у дражайшей Солохи. Вакула в очередной раз поругался с капризною женою своею, напился пьяный, бранился и ловил по всей Диканьке черта, так неудачно сосватавшего его в прошлое Рождество. Протрезвев, кузнец долго плакал и только повторял: «Уж лучше бы я утопился!», чем и вызвал гнев отца Кондрата, выдержал покаяние и выкрасил даром весь правый клирос красною краскою с зелеными цветами.
На десятый день черт твердо решил перелететь-таки Диканьку, да не приметил месяца, величаво поднявшегося на небо, посветить добрым людям и всему миру, стукнулся об острый край его своим кругленьким пятачком, и лететь дальше не стало никакой возможности.
Последний день перед Рождеством прошел. Черт кружился над Диканькой, прицельно сморкался правой ноздрей, как прилично всякой нечистой силе и плакал.