Сезонное
Сходили на Щелкунчика. В этот раз попадание туда было вероятностным (и я мысленно несколько раз попрощалась с уже купленными билетами, а потом приветствовала их снова:), но звезды наши встали благосклонно, и мне есть что рассказать о спектакле. Мы ходили на Щелкунчика в постановке Шемякина, в Мариинку.
“Щелкунчик” в постановке Михаила Шемякина - вообще другой спектакль, чем всем нам знакомый “по мотивам Петипа” (в сущности, поставленный в Кировском театре в 30е годы двадцатого века, да еще и хореографом “с финской фамилией” Вайноненом). Его традиционный “Щелкунчик” подрихтовал самого Петипа в сторону подальше от фантастических несвязностей, уложил обратно в логичный сюжет сказки и разукрасил всем розавиньким, чтобы сказка была как для девочки - страшная, но не жуткая.
Так вот, если Вайнонен убирал “лишние” фантасмагорию и жуть, то Шемякин переосмыслил сценографию и режиссуру с тем, чтобы их вернуть, приблизив балет и к оригинальной сказке Гофмана, и к современности. Добротный бюргерский дом советника Штальбаума представлен в чуть-чуть сдвинутом свете и угле зрения - и самые что ни на есть домашние и очаровательные подробности быта, кухни, погреба и праздника явственно отдают гротеском и саспенсом. Спектакль и сцена очень контрастные, никаких пастельных розовых - либо темнота-темнотища, либо яркие внятные цвета, чуть бледнеющие и наливающиеся опять в переменном сценическом свете.
Мы взяли в гардеробе два театральных бинокля на нашу компанию, и не пожалели - там все время было, что порассматривать в деталях. Декорации сильно избыточны в деталях - утварь, намеки на обстановку и старинные ее предметы, еда, кувшины, бочки с вином и с кранами, хулиганство в виде проступающих птичек и рожиц, одних предметов притворяющихся другими (непонятно-скрученный скелет представляет собой дерево, на нем сидит условный ворон). Что-то гоголевское в персонажах балета - обязательно с преувеличенным чем-то в костюмах, прическах, а при разъезде гостей - огромных шляпах.
Хореография тоже необычная - музыка балета тут и там перекроена, или правильно сказать - подкроена, так как общая канва ведет куда надо и какими надо номерами, но они все “значат” не то, что в классической постановке, и где не хватало - подклеили других танцев Чайковского (полонез гостей, например). Сама хореография “почти классическая, но с явными элементами современного балета. Тем не менее, есть и возврат к классике - танцы Чая и Кофе (китайский и арабский) в этом спектакле спокойно исполняются “на все сто” тогдашней этнической их окраски, а не прикидываются неизвестно чем и о чём. А вот па де труа скорее наоборот - переосмыслен как “танец трех пчелок”, а не конструкцию из шести ног и переплетенных рук, обычно выплывающую на сцену.
Постановка, оказывается, прямо-таки знаменита тем, что Снежинки в конце первого акта одеты в черное, отделанное белыми помпончиками. Все это на темной сцене, с темным задником. Танец снежинок приобретает не только особую графичность, но и явственный макабрический оттенок, как следует поддержанный “хором душ усопших детей” - в этой постановке не за сценой, а выходящих на сцену с толстенными большими свечами в руках, и все в белом гриме.
Отдельно понравилось, что в этой постановке такая нажористая тема, как мыши и крысы, полностью раскрыта - они субъектны намного больше, чем в традиционной постановке, присутствуют в первом акте также и в кухонных сценах (с юмором) и имеют своих поименованных героев (как кардинал Крыселье, естественно, в красном).
Я не помню, есть ли в этом спектакле хоть намек на то, что Маша видит это все во сне? Кажется, нет. Зато внесен элемент современной психологии - дети противопоставлены, Фриц - любимый сын, Маша - нелюбимая дочь. Маша не выбирает Щелкунчика в подарок из жалости - он ей достается по остаточному принципу. В любви ее к нему есть нечто надломленное, что приближает хореографию Маши в этой постановке чуть ли не к Джульетте в “Ромео и Джульетте” Прокофьева. Элементы модерна тут хороши - они углубляют и психологизируют довольно-таки картонный образ Маши - но я с удивлением для себя заметила, что в таком прочтении “тема любви” Щелкунчика и Маши под конец балета (виолончель, ложится на слова “мы опоздали в гастроном”) оставила меня не такой тронутой, а обычно на этом месте я рыдаю. Танцевала Машу Мария Ширинкина - на мой взгляд, талантливая и необычная балерина по нынешним временам.
В целом это не тот Щелкунчик, на который надо идти за предновогодней отключкой и feel good factor. Этот будоражит, тревожит и даже во второй, квазисусальной части, не оставляет смутным ощущением, что в этом пряничном городке есть свои подвалы. С крысами.
“Щелкунчик” в постановке Михаила Шемякина - вообще другой спектакль, чем всем нам знакомый “по мотивам Петипа” (в сущности, поставленный в Кировском театре в 30е годы двадцатого века, да еще и хореографом “с финской фамилией” Вайноненом). Его традиционный “Щелкунчик” подрихтовал самого Петипа в сторону подальше от фантастических несвязностей, уложил обратно в логичный сюжет сказки и разукрасил всем розавиньким, чтобы сказка была как для девочки - страшная, но не жуткая.
Так вот, если Вайнонен убирал “лишние” фантасмагорию и жуть, то Шемякин переосмыслил сценографию и режиссуру с тем, чтобы их вернуть, приблизив балет и к оригинальной сказке Гофмана, и к современности. Добротный бюргерский дом советника Штальбаума представлен в чуть-чуть сдвинутом свете и угле зрения - и самые что ни на есть домашние и очаровательные подробности быта, кухни, погреба и праздника явственно отдают гротеском и саспенсом. Спектакль и сцена очень контрастные, никаких пастельных розовых - либо темнота-темнотища, либо яркие внятные цвета, чуть бледнеющие и наливающиеся опять в переменном сценическом свете.
Мы взяли в гардеробе два театральных бинокля на нашу компанию, и не пожалели - там все время было, что порассматривать в деталях. Декорации сильно избыточны в деталях - утварь, намеки на обстановку и старинные ее предметы, еда, кувшины, бочки с вином и с кранами, хулиганство в виде проступающих птичек и рожиц, одних предметов притворяющихся другими (непонятно-скрученный скелет представляет собой дерево, на нем сидит условный ворон). Что-то гоголевское в персонажах балета - обязательно с преувеличенным чем-то в костюмах, прическах, а при разъезде гостей - огромных шляпах.
Хореография тоже необычная - музыка балета тут и там перекроена, или правильно сказать - подкроена, так как общая канва ведет куда надо и какими надо номерами, но они все “значат” не то, что в классической постановке, и где не хватало - подклеили других танцев Чайковского (полонез гостей, например). Сама хореография “почти классическая, но с явными элементами современного балета. Тем не менее, есть и возврат к классике - танцы Чая и Кофе (китайский и арабский) в этом спектакле спокойно исполняются “на все сто” тогдашней этнической их окраски, а не прикидываются неизвестно чем и о чём. А вот па де труа скорее наоборот - переосмыслен как “танец трех пчелок”, а не конструкцию из шести ног и переплетенных рук, обычно выплывающую на сцену.
Постановка, оказывается, прямо-таки знаменита тем, что Снежинки в конце первого акта одеты в черное, отделанное белыми помпончиками. Все это на темной сцене, с темным задником. Танец снежинок приобретает не только особую графичность, но и явственный макабрический оттенок, как следует поддержанный “хором душ усопших детей” - в этой постановке не за сценой, а выходящих на сцену с толстенными большими свечами в руках, и все в белом гриме.
Отдельно понравилось, что в этой постановке такая нажористая тема, как мыши и крысы, полностью раскрыта - они субъектны намного больше, чем в традиционной постановке, присутствуют в первом акте также и в кухонных сценах (с юмором) и имеют своих поименованных героев (как кардинал Крыселье, естественно, в красном).
Я не помню, есть ли в этом спектакле хоть намек на то, что Маша видит это все во сне? Кажется, нет. Зато внесен элемент современной психологии - дети противопоставлены, Фриц - любимый сын, Маша - нелюбимая дочь. Маша не выбирает Щелкунчика в подарок из жалости - он ей достается по остаточному принципу. В любви ее к нему есть нечто надломленное, что приближает хореографию Маши в этой постановке чуть ли не к Джульетте в “Ромео и Джульетте” Прокофьева. Элементы модерна тут хороши - они углубляют и психологизируют довольно-таки картонный образ Маши - но я с удивлением для себя заметила, что в таком прочтении “тема любви” Щелкунчика и Маши под конец балета (виолончель, ложится на слова “мы опоздали в гастроном”) оставила меня не такой тронутой, а обычно на этом месте я рыдаю. Танцевала Машу Мария Ширинкина - на мой взгляд, талантливая и необычная балерина по нынешним временам.
В целом это не тот Щелкунчик, на который надо идти за предновогодней отключкой и feel good factor. Этот будоражит, тревожит и даже во второй, квазисусальной части, не оставляет смутным ощущением, что в этом пряничном городке есть свои подвалы. С крысами.