Ад за забором. Окончание.
Оригинал взят у bezbashenka_mag в Ад за забором. Окончание.
Начало и продолжение http://bezbashenka-mag.livejournal.com/145704.html и http://bezbashenka-mag.livejournal.com/146096.html
ДЕНЬ ДЕВЯТЫЙ. НЕ-ЧУВСТВИТЕЛЬНОСТЬ
Утро четверга выдалось волнительным. Накануне в очередной раз позвонили из отдела опеки и сообщили, что на этот раз нужны согласия всех родственников, прописанных с нами в одной квартире. Спорить было бессмысленно. Пока я доказывала бы свою правоту, мой рейс самолета отправится бы с двумя пустыми местами... Согласия должны были прислать к 9 утра по местному времени. Утром я позвонила в отдел опеки узнать, все ли в порядке.
- А мы ничего не получили!
- Как? - меня начинает трясти. Понимаю, что улететь без Д. - это уже преступление. Но и повлиять на ход событий я сейчас не могу. Пока все проснутся, здесь уже будет близиться конец рабочего дня. Так что когда представится возможность выяснить, что к чему, будет уже поздно.
Меня начинает бить нервная дрожь. Я теряюсь в предположениях, что могло случиться. Каждая мысль приносит мне нестерпимую боль. Я не в силах больше как-то еще влиять на события, но и с тем ,как есть смириться не могу. Нельзя вот так просто поиграть ребенком и уехать. И остаться здесь нет возможности и права, дома меня ждут двое малышей, которым тоже ежеминутно нужна мама. Я их впервые оставила так надолго и теперь не нахожу себе места вдали от семьи.
- М., знаешь, что тебе надо сделать? - пытались найти решение Юля с У., - Тебе не стоит никого слушать ,а ...
- Я не буду никого слушать! И начну я с ВАС!!! - кричу я, заливаясь слезами.
Что же я делаю? Я срываю всю свою невысказанную злость на тех, кто меня поддерживает, кто заботится обо мне и сейчас пытается помочь. Простите, мои хорошие. Сейчас я - оголенный провод. Меня просто лучше не трогать... Я никогда не отличалась особой силой духа...
Надо взять себя в руки. Зачем Д. видеть мои слезы? Ей и так выпало слишком много испытаний в жизни, чтобы теперь, когда, наконец-то, у девочки замаячила надежда, показаться ей на глаза подавленной и истерзанной.
Закрываю свое сердце в броню. Я снова в домике, на этот раз в бронированном. Я не буду больше плакать. Пусть идет все своим чередом. Я делаю то, что дОлжно, а дальше будь, что будет. На все воля Божия...
После обеда снова звоню.
- Вы получили согласия?
- Да, получили. Просто мы почту не проверяли. Смотрим, никто согласий не прислал.
- Как почту не проверяли? А каким же способом, по вашему должны были к вам попасть эти бумаги?
- Ну, мы по факсу ждали...
- По московскому времени сейчас ночь, ночь, НОЧЬ!!! Какой факс ночью?
- А теперь мы не знаем, успеют нам подписать в мэрии или нет...
Не-чувствительность. Единственное, что может меня спасти от нервного срыва, от скандала, от провала всего мероприятия. Я вдруг осознаю, насколько я вымоталась за эти восемь дней. При том, что больших препятствий на моем пути не встречалось, все было довольно гладко. Но даже это "гладко" было как-то против шерсти и как сквозняком высасывало из меня душевные силы.
Прихожу к Д. уставшая. Нет сил ни улыбаться, ни обниматься, ни играть. Я не способна вообще ничего чувствовать. Только наблюдаю и размышляю. Положение спасает хорошая погода, прогулка помогает мне избежать эмоционального контакта.
- Д., ты что возьмешь с собой на прогулку, самокат или велосипед? - спрашивает ВВ.
- Велосипед.
О! Неужели? Велосипед - это хорошее достижение для этого возраста! Только как же она держит равновесие, если спотыкается и падает на ровном месте? Добавочные колеса?
Д. вытаскивает на свет нечто маленькое, явно рассчитанное на детей до 2-х лет, садится на него, как на каталку и "враскоряку" начинает перебирать ногами.
Не обращая внимания на то, что ее колени практически достают земли, она радостно катается вокруг здания и как шарманка повторят хорошо уже известную песню:
- Смотрите, за мной идет моя мама!
Я следую поодаль. У меня нет сил ни вмешиваться, ни как-то реагировать на происходящее. Мои мысли далеко, в мэрии, где сейчас решается судьба моей семьи и будущего бесконечно огромной Вселенной по имени Д.
- Посмотрите, может она замерзла? - подсказывает мне ВВ,
- Д., тебе холодно?
- ...
- Д., ты замерзла?
Молчит и смотрит, не понимая, что от нее хотят.
- Тебе тепло?
- Да.
- Или ты замерзла?
- Да.
- Что да?
Она растерянно смотрит на меня, пытаясь понять, что я от нее хочу добиться.
- Не надо спрашивать, - подсказывает ВВ, - подходите и проверяете сами, - она засовывает руку под ее курточку, - Теплая, значит не замерзла. Но все же наденьте ей шапку, а то ветер прохладный.
Да уж... Многому мне еще предстоит научиться. А так же многому предстоит научить Д. и как же сложно это будет сделать... Ребенок в неполных четыре года не знает, холодно ему или тепло...
В добавок меня совершенно обескураживает совершенное отсутствие понятия о причинно-следственных связях: если брать в рот грязь, то заболит живот, если топтаться по карандашам, то они сломаются.
Все попытки объяснить "почему что-то происходит так, а не иначе" и "что будет, если..." пропускались мимо ушей. Слушать девочка вообще была не способна, а если слушала, то не слышала. В прямом смысле, ее уши не улавливали громкость обычной речи и простую интонацию. В такие минуты она была погружена в себя, как будто находилась за стеклом или в параллельном мире. Как такое могло быть при том, что у девочки абсолютно сохранный интеллект и отличная память, было для меня загадкой.
Ответ я нашла неожиданно, на одном форуме я прочла историю Марии Журавлевой, которая описывает прогулку детей из ДР,в котором воспитывалась моя малышка еще пару месяцев назад. Привожу фрагмент ее истории здесь:
"Выводят детей на прогулку. Человек 9 клопиков сами спускаются по довольно крутым для них ступенькам, аж 4 штуки, крепко вцепившись в прутья перил, и сосредоточенно глядя, куда ставить ножку. Сзади детей подпихивает младший воспитатель. внизу стоит другой.
Первый ребенок, самый шустрый, переместился и, обращаясь к воспитательнице: "де масынки, де!" и поднимает вверх два пальчика. Но его открытие и умение остаются незамеченными. Вернее, замеченными: "Стоять! "
- Строиться в пары!
Клопы послушно строятся в пары. Причем видно, что у каждой пары свое место и у каждого ребенка своя пара.
- Взяли друг друга за куртки!
Кто-то пытается взять впередистоящего за капюшон.
- Я сказала взять за куртки, а то сейчас я поставлю тебя с имярек!
- Вперед
Клопики разворачиваются и семенят. Впереди воспитатель, сзади замыкающий воспитатель ведет ребенка за руку без пары. Навстречу клопикам идет мужчина. Тот мальчишка, который рассказывал про "де масынки" пару раз здоровается: "Дядя, здаствуй". Остальные дети подхватывают. Воспиатель оставнавливает колонну деток, держащихся паровозиком за полы курточек и строго говорит:
- Дядя с вами здоровлся?
- ...
- Дядя с вами здоровался?
- Нет
- Мы здороваемся только тогда, когда с нами поздороваются. Если бы дядя поздоровался, то вы бы ему ответили. И хватит одного раза! - последнее замечание было в адрес того мальчика, который еще не стал винтиком".
Вот атмосфера, которая формирует характер. Через руки этих воспитателей проходят практически все дети. Из года в год каждого ребенка по достижении определенного возраста просто переводят в другую группу, в другой коллектив, в другое помещение, к другим воспитателям и нянечкам. У каждого из взрослых свои требования, и подстроиться ко всем нет никакой возможности, тем более в таком нежном возрасте. А это и не требуется. Ребенку скажут, что и когда надо делать. Так и идут дети по этапам. Год за годом. А взрослые.... Взрослые все на своих местах. Во всем должен быть порядок.
А чтобы все были довольны, нужна показная дисциплина. Дрессировка дает самые видимые результаты: дети "воспитаны", не вбиваются за рамки установленных норм, не стыдно и "показать товар лицом". Так что кого бы ни описывала Мария, можно с уверенностью сказать, в группе этих воспитателей в свое время была и моя Д.
Это многое объясняет. Зачем ребенку знать "откуда?", "зачем?", "почему?", достаточно выполнять вполне простые команды и отвечать односложно на вопросы "да - нет". А если вдруг поведение выбьется из общей нормы, то надо просто повторять заученные фразы: "Я больше так не буду", "Это не я", " Оно само", "Я буду вести себя хорошо". Никакой рефлексии, никакой ответственности за свои поступки. никакого желания что-либо исправить.
Вот и прячутся дети со временем в свои коконы, там, в броне тихо и спокойно. Ведь чем менее ты чувствуешь, тем меньше ты испытываешь нестерпимой боли. И какая разница жарко тебе или холодно, больно или приятно, хочешь ты гладить чужую тетю по руке или нет, за тебя все уже решили другие люди. Не- чувствительность спасительна. Она помогает выжить... Вспоминается самый первый день, чтение стихов против воли Д. и "запрограммированное" катание с горки. До сих пор мурашки по коже...
А пока Д. катается на маленьком велосипедике. Ее не-чувствительность не позволяет ей разглядеть мое настроение, мое нежелание быть собачкой на коротком поводке, да и вообще понять и прочувствовать чужое состояние. Она наслаждается! Наслаждается тем, что скоро, очень скоро она будет свободна! Что такое свобода для нее? Это когда нет понятия "нельзя", это абсолютная вседозволенность. Скоро можно будет сбросить оковы. И быть самой собой! Только вот что значит быть самой собой, Д. пока не имеет никакого представления. Впереди ее ждет немало разочарований...
ДЕНЬ ДЕСЯТЫЙ. НИЗКИЙ СТАРТ
На следующий день мы с Юлей и У. отправились в отдел опеки. У. пригласили за документами, а меня - нет... Надо было узнать судьбу моего постановления. Не верилось, что сотрудники опеки захотят связываться с фондом "Измени одну жизнь" и не оформят все вовремя.
- А я Вас еще не приглашала! - сходу заявила мне ведущий специалист вышеназванного органа.
"Именно поэтому я приперлась в такую рань", - хотелось ответить ей, но я сдержалась.
Было очевидно, что выдачу документов намеренно задерживают до последнего, чтобы в приемные часы ДД я была не с девочкой, а в опеке, чтобы мчалась потом со скоростью света, надеясь успеть в рабочее время застать директора и забрать документы Д. Ну и последний штрих для красоты - на 16 часов были назначены съемки ролика для фонда "Измени одну жизнь" и в опеке знали об этом. Так что я и не сомневалась, что мне позвонят из опеки не ранее 15:30. Ведь так приятно чувствовать себя богом и держать чужую жизнь в подвешенном состоянии.
Постановление было готово. Оно было подписано вчерашним числом. Но все же не обошлось и без ложки дегтя. Оригиналы моих документов и личное дело Д. на руки мне не выдали, хотя еще в первый день по приезду я сразу заявила о том, что против оставлять оригиналы, но готова предоставить копии. Однако после личного приглашения меня к начальнику опеки, мне было объяснено, что копии совсем никак нельзя, только оригиналы. А потом дано клятвенное обещание, что я получу все в целости и сохранности перед своим отъездом. Но видимо начальник на то и начальник, чтобы быть хозяином своего слова: захотел дал, захотел - забрал.
В итоге, до сегодняшнего дня я не видела ни одного из документов, с которых по закону должно было начаться мое знакомство с ребенком. Ну, что поделаешь, регион такой. Сами себе цари и боги. Федеральные законы здесь не действуют...
- Я хотела бы забрать оригиналы своих документов.
- Мне они нужны, чтобы описать их в личном деле.
- Сейчас полдень. Еще есть время.
- На описание требуется часа два.
- Но еще пол рабочего дня впереди. Я могу заехать вечером, успеете?
- У меня нет времени.
- Тогда снимите копии.
- На это у меня тоже нет времени.
- Хм... Давайте я сама сниму.
- Я ухожу в мэрию. А документы остаются у меня. Вышлю почтой вместе с личным делом..., - скрывается за дверью.
Ну что ж, действуем исходя из тех условий, которые есть. После обеда мчимся в ДД, к директору. Пишем заявление.
- Так, кроме сертификата о прививках отдать мне вам нечего, медицинское заключение я передала в опеку, Вам его вышлют вместе с личным делом., - киваем, хотя и недоумеваем.
Для справки, при оформлении опеки вообще не требуется мед.заключение. Для усыновления - да, но не то,что в ДД дают, а заключение независимой экспертизы, по месту проведения судебного заседания. Непонятно вообще, зачем они всех детей перед передачей в семью мучают 10-дневным помещением в больницу на обследование, если эта справка - филькина грамота. Здесь мне ее не показали, а дома она уже вроде как и не нужна...
- Медицинские карты на руки не отдам, не положено.
- Как это не положено? Это документ, который должен следовать за ребенком!
- Там все равно ничего нет, девочка поступила месяц назад, здесь всего одна запись.
- А где ее старая карта?
- Откуда я знаю? У мен ее нет. Мы новую завели.
Хм.. А это уже плохо. Для грамотного наблюдения и лечения ребенка важно знать, чем и когда болел ребенок, какие ставили диагнозы, чем лечили, начиная с того, как прошли беременность и роды. Пустая карта...никакой выписки. Странно...
Идем дальше.
- Психологический портрет ребенка я не отдам, все равно будете потом ругаться,что здесь все неправильно написано.
- Нет, отдайте! - заявляем в один голос с У.
- Зачем он Вам?
- Буду наблюдать ребенка в динамике.
Директор недовольна. Псих. портрет откладывает в сторону (на руки она мне его так и не отдала).
- Так, в заявлении ставьте дату понедельника.
- Почему? Мы забираем завтра рано утром?
- Ну мы же не знали, что вы их заберете и питание на три дня вперед заказали.
"Ну, да, откуда бы ей догадаться, что мы заберем детей? Она же совершенно случайно мед.заключение в отдел опеки отправила. Да и мы сюда десять дней просто на экскурсии ходим..."
Однако основная цель моего приезда достигнута. Свершилось! Я опекун Д.! У меня на руках постановление и свидетельство о рождении, а значит я могу в любой момент забрать свою дочурку, потому что теперь по закону я была самым главным и ответственным лицом в жизни Д.!
В холле нас уже ждала съемочная группа из фонда "Измени одну жизнь". Пока мы перед камерой отвечали на весьма банальные вопросы, всех трех девочек наряжали для фотосессии. И вдруг:
- Это моя мама!!!! - Д. бросилась мне на шею прямо перед камерой. Я взяла ее на руки. Это было совсем другое "моя мама", оно было нежное и теплое. Девочка обняла меня за шею: "никому тебя не отдам, моя мама!" Д. нарядили как принцессу и девочка прекрасно прочувствовала, что вот оно, свершилось, все не просто так. Мама меня действительно заберет.
Остаток интервью я давала с малышкой на руках.
Потом началась фотосессия, детей попросили поиграть на спортивных снарядах. Д. с удовольствием каталась на горке, она кокетничала и вела себя как забалованный домашний ребенок. Это была та самая горка, по которой всего девять дней назад раз за разом скатывалось скованное отрешенное тело. Теперь Д. была уже совсем другая! Пере до мной резвилась активная, веселая девчушка, глаза которой светились истинным счастьем. Наконец-то Д. верила, что мама ее действительно заберет и ей осталось всего лишь один раз переночевать в ДД. А потом она полетит домой!
Когда съемочная группа ушла, в холл высыпали ребята из всех трех групп. На следующий день должны были улететь домой три девочки, из каждой группы по одной. Все были оживлены, дети реагировали на это событие как могли.
- Здравствуйте! А Вы мама Д.?
- Да.
- А я Кирилл.
- Очень приятно, Кирилл, - это был трогательно маленький мальчик, потрясающе похожий на французскую кинозвезду, с забавными кудряшками и необыкновенно умным личиком. Он говорил очень чисто и легко, поэтому напоминал маленького вундеркинда.
- А Вы заберете Д. домой?
- Да,заберу.
- Вы полетите на самолете?
- Да, мы полетим на самолете.
- Я полечу вместе с вами...
- Я не могу тебя забрать. Я мама Д., поэтому и забираю ее. А тебя не могу.
- Не переживайте. Меня можно забрать, у меня совсем нет мамы., - сообщил мне мальчик, - Она меня променяла на водку, и я ей совсем не нужен. Она никогда за мной не придет, так что я могу полететь с вами...
Сложно подобрать нужные слова, чтобы объяснить...
- Кирилл, мы, взрослые, не всегда вольны поступать так, как нам хочется. Есть определенные правила, которые нарушать никому нельзя. Например, нельзя забирать чужих детей домой без особого разрешения, даже просто в гости. Если хочешь, я попробую найти твою маму. Может быть она откликнется и прилетит за тобой. А пока твой дом - здесь.
- Понятно..., Кирилл резко развернулся и отправился колесить по холлу на каталке. Что в тот момент творилось в душе этого ребенка, осталось мне неизвестным...
- А у меня тоже есть мама, она ко мне приходит каждый месяц, - говорила девочка, которую за последние несколько лет мама проведала всего один раз.
- А моя мама тоже меня скоро заберет! Она сама так сказала, - подхватывал рядом стоящий мальчик.
- Это моя подружка, - заявила Кристина, обнимая Д. - Не надо ее забирать!
Дима суетился вокруг и все ластился, ластился, до чего же любвеобильный и нежный мальчик. Прямо солнышко! Однако через пару лет его переведут в детский дом для инвалидов, после чего - в дом престарелых...
- Сфотографируйте меня! Так... А теперь так!
- И меня тоже! ..... И еще вот так! - дети позировали на разные лады, радуясь вниманию и в тайне надеясь, что эти фотографии помогут мамам отыскать их.
- А куда вы пошлете наши фотографии? - не унимались ребята.
- Они останутся со мной на память.
- Нет, надо, чтобы их увидело как можно больше людей. Может и мама увидит?
- Подарите мне мои фотки, - попросил Артем.
- Мне негде их распечатать.
- Тогда вместе с телефоном подарите! - предложил он, указывая на мой фотоаппарат.
- Здесь снимки моей дочки, я ими очень дорожу! - пытаюсь объяснить свой отказ.
В этот день Д. не проявляет никакой агрессии и ревности. Она понимает, что мама никуда не денется. А так как девочка пока еще не знает, что с этим делать и как с новым статусом жить, то она просто наслаждается ожиданием ярких впечатлений от полета и от новых встреч.
ДЕНЬ ОДИННАДЦАТЫЙ. ОТЪЕЗД
Ранним субботним утром мы были в детском доме, с вещами и сладкими гостинцами для ребят. Д. уже одетая сидела в холле и ждала меня. На ней были новенькие джинсы с машинками и явно мальчишеская жилетка. Я догадалась, что ВВ так негласно делает подарок и моему сыну.
- Ну, Д., вот и тебе улыбнулось счастье! - обратилась к девочке воспитательница.
- Дааааа, - улыбаясь ответила девочка, явно не понимая, что же это за счастье и что с ним делать.
- А Вам, дай Бог здоровья, - пожелала я ВВ,- и чтобы Вашим детям почаще улыбалось счастье.
- Вы что, хотите, чтобы я без работы осталась? - настроение воспитательницы резко изменилось.
- .. Знаете... жизненный опыт показывает... что, к сожалению, в ближайшее время без работы Вы не останетесь... Неблагополучные семей меньше не становится. Постоянно поступают новые дети. Увы.
- Это да, - согласилась ВВ, - Дом ребенка переполнен. Вот и у нас в группе должно быть 8 человек, а на самом деле 12. И никуда не денешься. Приходится работать. А теперь вот из средней группы забирают Т., и еще двое в понедельник уходят в кровные семьи. Троих от меня перекидывают в ту группу. А мне из дома ребенка пришлют новичков трое или четверо. Только наведешь порядок, только они хоть немного друг к другу привыкнут и опять переводы, опять адаптация, опять всех их в чувство приводить надо. Все это так изматывает. - ВВ тяжело вздыхает.
Детский дом. Здесь нет детей. Здесь одни только человеко-места. Никто не беспокоится о том, как дети себя чувствуют, когда к одному из них приходит мама, все эти встречи проходят у всех на глазах. С детьми никто не прорабатывает эти ситуации, не учит их справляться с ними. А потом их "сестра", с которой они прожили всю свою сознательную жизнь, покидает детский дом навсегда. А они остаются... Что они чувствуют? О чем думают? На что надеются? И надеются ли?
У детей нет времени свыкнуться с горечью разлуки, справиться с завистью, болью и отчаянием. Часть группы тут же переводят в другой коллектив, а на их место сразу же приходит новая смена. Простая логистика... И ничего личного. Чувства детей подождут. Главное - движение и равномерная наполняемость групп. Глядишь, снова все на своих местах. Во всем должен быть порядок.
Когда детям переживать о случившемся? Им пора находить общий язык с новыми воспитателями, с другими детьми и свыкаться с новыми условиями. А впрочем и это ни к чему. Им и так скажут, что и когда надо делать и как реагировать. А иначе воспитателям тоже не выжить, реально не выжить. Работа как на передовой, мало того, что непростые дети с непростой судьбой, так еще и группы в постоянном движении и состоянии адаптации. Кому это по силам?
Тем временем к нам на диван присоединились Т. и Н. Девочки вышли реально в одних трусах (далеко не новых, которые, видимо, было не жалко списать) и босиком. Весь персонал, оставив детей в группах, высыпал в холл посмотреть, как и во что будет У. одевать своих новоявленных дочек.
Любопытство было непраздное. Им было очень интересно узнать, будет ли о детях заботиться "голыдьба", которая и берет-то их "ради денег". Н. воспитатель так и сказала, что тетя У. никакая тебе не мама, она тебя заберет и будет за тебя и за Т. зарплату получать. Н. знала, что У. не кровная мать, поэтому всерьез озадачилась вопросом, чтобы такое каждый день требовать у мамы за те деньги, которые она на ней будет зарабатывать.
Мне стало неприятно и, еще раз поблагодарив и попрощавшись, мы с Д. пошли к выходу. На улице теперь мы сами оказались под пристальным вниманием десятков глаз - дети облепили все окна сверху до низу. Они что-то кричали, изображали, махали руками, плакали, смеялись, показывали рожи. Никто не оставался в стороне, никто не оставался равнодушным... Больше всех расстроился Дима. Он плакал навзрыд. Дима успел привязаться ко мне в какой-то степени, по-своему нашел себе замену мамы, от которой брал то тепло, что мог. А взамен дарил свое тепло и преданность. Не исключено, что я была не первая, с кем он попытался установить контакт. И все они безвозвратно ушли из его жизни...
В аэропорту нас ждал неприятный сюрприз. Рейс задерживался на 5 часов... Мы поселились к комнате матери и ребенка, чтобы дети могли отдохнуть перед дальней дорогой. Однако девочки были очень возбуждены, совсем не хотели сидеть на одном месте. У них было столько впечатлений, они старательно хотели все изучить, попробовать и посмотреть. У Д. проявилась неожиданная тяга к воде. Она то и дело наливала себе воду из бутылочки в стакан, пила и снова наливала. Так она выпила три бутылки воды, а с четвертой ходила в обнимку до самого дома. И даже дома с ней еще несколько дней спала и везде таскала за собой.
По началу ей не верилось, что можно пить сколько угодно, она все переспрашивала:
- Можно еще водички? Правда можно? - И старательно отливала себе в стакан маленькую порцию.
- Налей сразу полный стакан и попей, - предложила я.
- Нет, так надо, - ответили девочка.
Оказалось, что в ДД им нельзя было пить воду по желанию. А если действительно хотелось пить, то выдавали понемногу, на донышке. Видимо, чтобы не писались часто.
Когда по режиму у детей был тихий час, нас пригласили на регистрацию, а потом на горячий обед, положенный пассажирам задержанного рейса, и на прохождение контроля. От обилия впечатлений дети уже изрядно устали. Однако поспать в тихий час им не удалось.
В самолете дети тоже не могли ни спать, ни есть. Все было непривычно и волнительно. Д. только пила воду. Никакие уговоры не помогали уложить ее поспать. Взбудораженная, она постоянно вертелась, вскакивала, пыталась улечься и снова вскакивала. Было невыносимо жарко и душно. Вдруг где-то на басовых нотках послышались рыдания:
- ыыыыыыыЫЫЫЫЫЫЫЫ!!!!!!!! - все громче и громче плакала Д.
Я попыталась ее успокоить.
- Д., ты устала, тебе тяжело, тебе необходимо отдохнуть.
- ЫЫЫЫЫЫЫЫ, я хочу свои заколочки!!!
Я попыталась ее обнять. Но что это? Девочка выскользнула из моих рук прямо на пол.
- Д., поднимайся.
Но она извивалась на полу так, что ее невозможно было ни ухватить, ни поднять. Вокруг все недовольно ерзали. Мы не давали никому спать, к тому же в условиях такой жары вообще было сложно выносить шум.
Д. вопила, верещала, и этой нескончаемой неуправляемой истерике не было конца.
"Скоро она выдохнется и уснет", - в тайне надеялась я. Но Д. не успокаивалась. Истерика набирала новые обороты. Я пыталась ее напоить водой, обнять, посадить на колени, успокоить - ничего не получалось. Она кричала что-то бессвязное, лицо распухло от слез, тело содрогалось в конвульсиях. Люди вокруг все больше проявляли нетерпение, хотя и ничего мне не выговаривали. Через час не выдержала я:
- Есть у кого-нибудь успокоительное? - У. тут же протянула мне таблетку. Я засунула ее девочке в рот и залила водой.
"Не детская доза, - подумала я, - но делать нечего. Нам бы только добраться до дома!" Я не представляла, что я делала бы в аэропорту с девочкой в таком состоянии, да и как добраться до аэропорта, не имела ни малейшего представления.
Через время таблетка подействовала, Д. успокоилась и начала ходить между рядами туда-сюда, туда-сюда. Долгих четыре часа она как бессменный часовой мерила шагами салон самолета. Я безумно устала, хотелось хоть на полчасика отключиться и посидеть спокойно, но Д. держала меня в тонусе. Она то выпрашивала конфеты у пассажиров, то усаживалась на колени незнакомому мужчине, смотревшему фильм по ноутбуку.
Как же долго лететь? Дай мне, Господи, терпения!
Наконец-то Д. забралась на свободные задние места и улеглась. Усталость и успокоительное сделали свое дело, девочка уснула. В тот же момент послышалось:
- Просьба пассажиров занять свои места и пристегнуть ремни.
Самолет пошел на снижение.
ВМЕСТО ЭПИЛОГА. ОСКОЛКИ СИРОТСКОГО АДА
В аэропорту нас встретил папа на машине. У меня опять появилась надежда, что Д. по дороге укачает, и она немного поспит. Однако у девочки все вокруг вызывало бурю эмоций: целые реки машин, высокие сосны и березы, разлитое на горизонте пламя заката.
- О! Сколько машин! - радовалась Д., для которой вообще понятие "машина" приравнивалось с понятием "свобода". Она крутила головой во все сторон и никак не могла успокоиться. Дорога домой заняла пять часов. Вот уже и отгорел закат, зажглись фонари и рекламные щиты и вывески манили своими разноцветными огоньками. Наконец-то Д. насытилась видами ночного города и уснула, за 5 минут до нашего дома.
Я на руках занесла ее домой и уложила в постель, сняла платье и колготки закинула их на спортивный комплекс - утром разберемся. Было 23 часа, пора и всей нашей семье ложиться спать. Мы попили чай и уже готовились ко сну, как вдруг из двери показалась Д. Она была в платье и колготках, причем одеты они были правильно.
- А я уже поспала! - ну да, по ее биологическому времени было уже 06:30. Но спать-то когда-то нужно!
- Д., мы все сейчас ложимся спать, а ты, если спать не хочется, просто посиди в комнате и поиграй во что-нибудь тихонько, хорошо?
- Хорошо. - Д. удалилась. Мы все улеглись спать и сына положили с собой.
В два часа ночи я пошла в детскую, чтобы перенести сына на его кровать и увидела, что Д. собирает паззлы. Она и не думала ложиться.
- Все, Д. Ты не спала ужу целые сутки. Надо хотя бы лечь полежать. Ложись, отдыхай с дороги. Завтра будет новый день.
Д. не спала, до 6 утра (до ее тихого часа), ей было явно скучно, поэтому она сама себя развлекала стихами, пела песни и.... обдирала обои. Утром я подклеила обои, объяснила (или наивно полагала, что объяснила), что надо беречь дом, в котором мы живем, Д. согласилась и в следующую ночь ободрала обои еще сильнее.
Вообще первые девять дней были настолько тяжелыми, что я всерьез опасалась за здоровье своей семьи. Нет, Д. никакого вреда сознательно не делала, просто у нее оказалось сильное расстройство сна, а разница во времени в 7 часов совсем выбил ее из колеи.
Ежедневно по несколько раз на дню в моей милой девочке открывалась некая другая сущность, изуродованная осколком того ада, в котором она жила. С ней все также повторялись неконтролируемые приступы истерии, которые, казалось, не имели конца. Это было настолько тяжело и невыносимо, что я всерьез задумалась об узких специалистах, которым ее надо было срочно показать. Несколько раз рука тянулась к телефону, чтобы вызвать скорую помощь. Я явно не справлялась с тем, с чем столкнулась.
Ох, как же я часто вспоминала предостережения ВВ об особенностях Д.. Однако, обладая природным упрямством, я все же хотела выяснить, какую природу имеют эти «приступы» - медицинскую или психологическую. И твердо решила выждать сорок дней первой волны адаптации, прежде чем попросить кого-то о помощи.
В первые дни дома развеялись мои надежды на то, что многое можно «вылечить» любовью. Девочку невозможно было любить во время ее истерий. И не потому, что кроме страха и отторжения что-то испытывать к ней было проблематично. Сложно было в простом физическом смысле: ее нереально было ни обнять, ни поцеловать. Она в такие минуты из деревянной Буратины превращалась в бесхребетную текучую субстанцию, которая просачивалась между рук, распластывалась на полу и, изворачиваясь, увертывалась от моих рук. При этом она могла запросто ранить себя, очень ощутимо ударяться об углы и предметы. Болевой порог повышался в разы, а инстинкт самосохранения напротив куда-то исчезал.
Что-то говорить, успокаивать, объяснять тоже не было смысла, она не слышала. Ее мозг как будто блокировал любые звуки. Она постоянно повторяла, как мантру, какую-либо фразу, не связанную с происходящим, и достучаться до ее сознания не представлялось возможным. Оставалось только молиться. Постоянно и беспрестанно.
Мои младшие пугались всех этих «приступов» и начинали наперебой громко плакать. Понимая, что сама обрекла их на такую пытку, я бросалась успокаивать своих «домашних» детей. Но тогда у Д. начиналась еще более мощная волна истошных криков и беспорядочного метания, приходилось возвращаться к ней. «Хоть бы соседи не вызвали полицию, - время от времени думала я, - со стороны, наверное, все выглядит так, будто я живьем сдираю с нее кожу». Так, осколки того сиротского ада, которые Д. принесла в своем сердце, расшатывали мою семью изнутри и заставляли страдать всех в доме.
Однако с каждый днем продолжительность этих «кошмаров» сокращалась, к тому же я заметила одну особенность: они всегда случались перед сном (дневным или ночным). Поэтому я начала ей давать капли «Баю-бай» для нормализации сна. На десятый день наконец-то утро выдалось спокойным. Я поняла, что ситуация начала стабилизироваться и поддаваться контролю. Впервые за много дней я смогла собраться с мыслями и сообщить о нашей радостной новости широкому кругу знакомых, и…
Я начала вести дневник. Записывать все то, что врезалось в память и запечатлелось в сердце. Это успокаивало и отрезвляло меня, так легче было понять, что и почему происходит., и как с этим бороться.
Время шло. Истерики плавно перешли в простые капризы, со слезами и криками, но они уже не вызывали того слепого ужаса. Были понятны их причины, и было понятно, что с этим делать. Д. стала меняться на глазах, теперь она воспринимала наши слова и пыталась подстроиться под наши семейные правила. Ей было сложно, нам порой тоже. Но мы все старались. Жизнь входила в обычное русло. Было конечно сложнее, чем раньше, но и радости в нашей семье стало намного больше.
В те промежутки времени, когда в нашей семье было солнечно или просто «без шквального ветра», мое сердце переполнялось радостью. Я была счастлива, по-настоящему счастлива! И я ни разу не усомнилась, в том, правильно ли мы поступили, взяв в нашу семью Д. Для меня было очевидно, что это было верное решение. И хоть жизнь нашей семьи круто изменилась, я искренне верила, что все произошедшие изменения к лучшему и на пользу всем нам. Я сердцем чувствовала, что Д. моя, наша - своя девочка.
Теперь расстраивали только детдомовские «заморочки», настолько прочно вошедшие в привычку дочки, что порой казались сутью ее характера. Однако они были мне понятны, и при этом я прекрасно осознавала, что с этим можно бороться. Начиналась обычная для системных детей адаптация. Но это уже совсем другая история.
Начало и продолжение http://bezbashenka-mag.livejournal.com/145704.html и http://bezbashenka-mag.livejournal.com/146096.html
ДЕНЬ ДЕВЯТЫЙ. НЕ-ЧУВСТВИТЕЛЬНОСТЬ
Утро четверга выдалось волнительным. Накануне в очередной раз позвонили из отдела опеки и сообщили, что на этот раз нужны согласия всех родственников, прописанных с нами в одной квартире. Спорить было бессмысленно. Пока я доказывала бы свою правоту, мой рейс самолета отправится бы с двумя пустыми местами... Согласия должны были прислать к 9 утра по местному времени. Утром я позвонила в отдел опеки узнать, все ли в порядке.
- А мы ничего не получили!
- Как? - меня начинает трясти. Понимаю, что улететь без Д. - это уже преступление. Но и повлиять на ход событий я сейчас не могу. Пока все проснутся, здесь уже будет близиться конец рабочего дня. Так что когда представится возможность выяснить, что к чему, будет уже поздно.
Меня начинает бить нервная дрожь. Я теряюсь в предположениях, что могло случиться. Каждая мысль приносит мне нестерпимую боль. Я не в силах больше как-то еще влиять на события, но и с тем ,как есть смириться не могу. Нельзя вот так просто поиграть ребенком и уехать. И остаться здесь нет возможности и права, дома меня ждут двое малышей, которым тоже ежеминутно нужна мама. Я их впервые оставила так надолго и теперь не нахожу себе места вдали от семьи.
- М., знаешь, что тебе надо сделать? - пытались найти решение Юля с У., - Тебе не стоит никого слушать ,а ...
- Я не буду никого слушать! И начну я с ВАС!!! - кричу я, заливаясь слезами.
Что же я делаю? Я срываю всю свою невысказанную злость на тех, кто меня поддерживает, кто заботится обо мне и сейчас пытается помочь. Простите, мои хорошие. Сейчас я - оголенный провод. Меня просто лучше не трогать... Я никогда не отличалась особой силой духа...
Надо взять себя в руки. Зачем Д. видеть мои слезы? Ей и так выпало слишком много испытаний в жизни, чтобы теперь, когда, наконец-то, у девочки замаячила надежда, показаться ей на глаза подавленной и истерзанной.
Закрываю свое сердце в броню. Я снова в домике, на этот раз в бронированном. Я не буду больше плакать. Пусть идет все своим чередом. Я делаю то, что дОлжно, а дальше будь, что будет. На все воля Божия...
После обеда снова звоню.
- Вы получили согласия?
- Да, получили. Просто мы почту не проверяли. Смотрим, никто согласий не прислал.
- Как почту не проверяли? А каким же способом, по вашему должны были к вам попасть эти бумаги?
- Ну, мы по факсу ждали...
- По московскому времени сейчас ночь, ночь, НОЧЬ!!! Какой факс ночью?
- А теперь мы не знаем, успеют нам подписать в мэрии или нет...
Не-чувствительность. Единственное, что может меня спасти от нервного срыва, от скандала, от провала всего мероприятия. Я вдруг осознаю, насколько я вымоталась за эти восемь дней. При том, что больших препятствий на моем пути не встречалось, все было довольно гладко. Но даже это "гладко" было как-то против шерсти и как сквозняком высасывало из меня душевные силы.
Прихожу к Д. уставшая. Нет сил ни улыбаться, ни обниматься, ни играть. Я не способна вообще ничего чувствовать. Только наблюдаю и размышляю. Положение спасает хорошая погода, прогулка помогает мне избежать эмоционального контакта.
- Д., ты что возьмешь с собой на прогулку, самокат или велосипед? - спрашивает ВВ.
- Велосипед.
О! Неужели? Велосипед - это хорошее достижение для этого возраста! Только как же она держит равновесие, если спотыкается и падает на ровном месте? Добавочные колеса?
Д. вытаскивает на свет нечто маленькое, явно рассчитанное на детей до 2-х лет, садится на него, как на каталку и "враскоряку" начинает перебирать ногами.
Не обращая внимания на то, что ее колени практически достают земли, она радостно катается вокруг здания и как шарманка повторят хорошо уже известную песню:
- Смотрите, за мной идет моя мама!
Я следую поодаль. У меня нет сил ни вмешиваться, ни как-то реагировать на происходящее. Мои мысли далеко, в мэрии, где сейчас решается судьба моей семьи и будущего бесконечно огромной Вселенной по имени Д.
- Посмотрите, может она замерзла? - подсказывает мне ВВ,
- Д., тебе холодно?
- ...
- Д., ты замерзла?
Молчит и смотрит, не понимая, что от нее хотят.
- Тебе тепло?
- Да.
- Или ты замерзла?
- Да.
- Что да?
Она растерянно смотрит на меня, пытаясь понять, что я от нее хочу добиться.
- Не надо спрашивать, - подсказывает ВВ, - подходите и проверяете сами, - она засовывает руку под ее курточку, - Теплая, значит не замерзла. Но все же наденьте ей шапку, а то ветер прохладный.
Да уж... Многому мне еще предстоит научиться. А так же многому предстоит научить Д. и как же сложно это будет сделать... Ребенок в неполных четыре года не знает, холодно ему или тепло...
В добавок меня совершенно обескураживает совершенное отсутствие понятия о причинно-следственных связях: если брать в рот грязь, то заболит живот, если топтаться по карандашам, то они сломаются.
Все попытки объяснить "почему что-то происходит так, а не иначе" и "что будет, если..." пропускались мимо ушей. Слушать девочка вообще была не способна, а если слушала, то не слышала. В прямом смысле, ее уши не улавливали громкость обычной речи и простую интонацию. В такие минуты она была погружена в себя, как будто находилась за стеклом или в параллельном мире. Как такое могло быть при том, что у девочки абсолютно сохранный интеллект и отличная память, было для меня загадкой.
Ответ я нашла неожиданно, на одном форуме я прочла историю Марии Журавлевой, которая описывает прогулку детей из ДР,в котором воспитывалась моя малышка еще пару месяцев назад. Привожу фрагмент ее истории здесь:
"Выводят детей на прогулку. Человек 9 клопиков сами спускаются по довольно крутым для них ступенькам, аж 4 штуки, крепко вцепившись в прутья перил, и сосредоточенно глядя, куда ставить ножку. Сзади детей подпихивает младший воспитатель. внизу стоит другой.
Первый ребенок, самый шустрый, переместился и, обращаясь к воспитательнице: "де масынки, де!" и поднимает вверх два пальчика. Но его открытие и умение остаются незамеченными. Вернее, замеченными: "Стоять! "
- Строиться в пары!
Клопы послушно строятся в пары. Причем видно, что у каждой пары свое место и у каждого ребенка своя пара.
- Взяли друг друга за куртки!
Кто-то пытается взять впередистоящего за капюшон.
- Я сказала взять за куртки, а то сейчас я поставлю тебя с имярек!
- Вперед
Клопики разворачиваются и семенят. Впереди воспитатель, сзади замыкающий воспитатель ведет ребенка за руку без пары. Навстречу клопикам идет мужчина. Тот мальчишка, который рассказывал про "де масынки" пару раз здоровается: "Дядя, здаствуй". Остальные дети подхватывают. Воспиатель оставнавливает колонну деток, держащихся паровозиком за полы курточек и строго говорит:
- Дядя с вами здоровлся?
- ...
- Дядя с вами здоровался?
- Нет
- Мы здороваемся только тогда, когда с нами поздороваются. Если бы дядя поздоровался, то вы бы ему ответили. И хватит одного раза! - последнее замечание было в адрес того мальчика, который еще не стал винтиком".
Вот атмосфера, которая формирует характер. Через руки этих воспитателей проходят практически все дети. Из года в год каждого ребенка по достижении определенного возраста просто переводят в другую группу, в другой коллектив, в другое помещение, к другим воспитателям и нянечкам. У каждого из взрослых свои требования, и подстроиться ко всем нет никакой возможности, тем более в таком нежном возрасте. А это и не требуется. Ребенку скажут, что и когда надо делать. Так и идут дети по этапам. Год за годом. А взрослые.... Взрослые все на своих местах. Во всем должен быть порядок.
А чтобы все были довольны, нужна показная дисциплина. Дрессировка дает самые видимые результаты: дети "воспитаны", не вбиваются за рамки установленных норм, не стыдно и "показать товар лицом". Так что кого бы ни описывала Мария, можно с уверенностью сказать, в группе этих воспитателей в свое время была и моя Д.
Это многое объясняет. Зачем ребенку знать "откуда?", "зачем?", "почему?", достаточно выполнять вполне простые команды и отвечать односложно на вопросы "да - нет". А если вдруг поведение выбьется из общей нормы, то надо просто повторять заученные фразы: "Я больше так не буду", "Это не я", " Оно само", "Я буду вести себя хорошо". Никакой рефлексии, никакой ответственности за свои поступки. никакого желания что-либо исправить.
Вот и прячутся дети со временем в свои коконы, там, в броне тихо и спокойно. Ведь чем менее ты чувствуешь, тем меньше ты испытываешь нестерпимой боли. И какая разница жарко тебе или холодно, больно или приятно, хочешь ты гладить чужую тетю по руке или нет, за тебя все уже решили другие люди. Не- чувствительность спасительна. Она помогает выжить... Вспоминается самый первый день, чтение стихов против воли Д. и "запрограммированное" катание с горки. До сих пор мурашки по коже...
А пока Д. катается на маленьком велосипедике. Ее не-чувствительность не позволяет ей разглядеть мое настроение, мое нежелание быть собачкой на коротком поводке, да и вообще понять и прочувствовать чужое состояние. Она наслаждается! Наслаждается тем, что скоро, очень скоро она будет свободна! Что такое свобода для нее? Это когда нет понятия "нельзя", это абсолютная вседозволенность. Скоро можно будет сбросить оковы. И быть самой собой! Только вот что значит быть самой собой, Д. пока не имеет никакого представления. Впереди ее ждет немало разочарований...
ДЕНЬ ДЕСЯТЫЙ. НИЗКИЙ СТАРТ
На следующий день мы с Юлей и У. отправились в отдел опеки. У. пригласили за документами, а меня - нет... Надо было узнать судьбу моего постановления. Не верилось, что сотрудники опеки захотят связываться с фондом "Измени одну жизнь" и не оформят все вовремя.
- А я Вас еще не приглашала! - сходу заявила мне ведущий специалист вышеназванного органа.
"Именно поэтому я приперлась в такую рань", - хотелось ответить ей, но я сдержалась.
Было очевидно, что выдачу документов намеренно задерживают до последнего, чтобы в приемные часы ДД я была не с девочкой, а в опеке, чтобы мчалась потом со скоростью света, надеясь успеть в рабочее время застать директора и забрать документы Д. Ну и последний штрих для красоты - на 16 часов были назначены съемки ролика для фонда "Измени одну жизнь" и в опеке знали об этом. Так что я и не сомневалась, что мне позвонят из опеки не ранее 15:30. Ведь так приятно чувствовать себя богом и держать чужую жизнь в подвешенном состоянии.
Постановление было готово. Оно было подписано вчерашним числом. Но все же не обошлось и без ложки дегтя. Оригиналы моих документов и личное дело Д. на руки мне не выдали, хотя еще в первый день по приезду я сразу заявила о том, что против оставлять оригиналы, но готова предоставить копии. Однако после личного приглашения меня к начальнику опеки, мне было объяснено, что копии совсем никак нельзя, только оригиналы. А потом дано клятвенное обещание, что я получу все в целости и сохранности перед своим отъездом. Но видимо начальник на то и начальник, чтобы быть хозяином своего слова: захотел дал, захотел - забрал.
В итоге, до сегодняшнего дня я не видела ни одного из документов, с которых по закону должно было начаться мое знакомство с ребенком. Ну, что поделаешь, регион такой. Сами себе цари и боги. Федеральные законы здесь не действуют...
- Я хотела бы забрать оригиналы своих документов.
- Мне они нужны, чтобы описать их в личном деле.
- Сейчас полдень. Еще есть время.
- На описание требуется часа два.
- Но еще пол рабочего дня впереди. Я могу заехать вечером, успеете?
- У меня нет времени.
- Тогда снимите копии.
- На это у меня тоже нет времени.
- Хм... Давайте я сама сниму.
- Я ухожу в мэрию. А документы остаются у меня. Вышлю почтой вместе с личным делом..., - скрывается за дверью.
Ну что ж, действуем исходя из тех условий, которые есть. После обеда мчимся в ДД, к директору. Пишем заявление.
- Так, кроме сертификата о прививках отдать мне вам нечего, медицинское заключение я передала в опеку, Вам его вышлют вместе с личным делом., - киваем, хотя и недоумеваем.
Для справки, при оформлении опеки вообще не требуется мед.заключение. Для усыновления - да, но не то,что в ДД дают, а заключение независимой экспертизы, по месту проведения судебного заседания. Непонятно вообще, зачем они всех детей перед передачей в семью мучают 10-дневным помещением в больницу на обследование, если эта справка - филькина грамота. Здесь мне ее не показали, а дома она уже вроде как и не нужна...
- Медицинские карты на руки не отдам, не положено.
- Как это не положено? Это документ, который должен следовать за ребенком!
- Там все равно ничего нет, девочка поступила месяц назад, здесь всего одна запись.
- А где ее старая карта?
- Откуда я знаю? У мен ее нет. Мы новую завели.
Хм.. А это уже плохо. Для грамотного наблюдения и лечения ребенка важно знать, чем и когда болел ребенок, какие ставили диагнозы, чем лечили, начиная с того, как прошли беременность и роды. Пустая карта...никакой выписки. Странно...
Идем дальше.
- Психологический портрет ребенка я не отдам, все равно будете потом ругаться,что здесь все неправильно написано.
- Нет, отдайте! - заявляем в один голос с У.
- Зачем он Вам?
- Буду наблюдать ребенка в динамике.
Директор недовольна. Псих. портрет откладывает в сторону (на руки она мне его так и не отдала).
- Так, в заявлении ставьте дату понедельника.
- Почему? Мы забираем завтра рано утром?
- Ну мы же не знали, что вы их заберете и питание на три дня вперед заказали.
"Ну, да, откуда бы ей догадаться, что мы заберем детей? Она же совершенно случайно мед.заключение в отдел опеки отправила. Да и мы сюда десять дней просто на экскурсии ходим..."
Однако основная цель моего приезда достигнута. Свершилось! Я опекун Д.! У меня на руках постановление и свидетельство о рождении, а значит я могу в любой момент забрать свою дочурку, потому что теперь по закону я была самым главным и ответственным лицом в жизни Д.!
В холле нас уже ждала съемочная группа из фонда "Измени одну жизнь". Пока мы перед камерой отвечали на весьма банальные вопросы, всех трех девочек наряжали для фотосессии. И вдруг:
- Это моя мама!!!! - Д. бросилась мне на шею прямо перед камерой. Я взяла ее на руки. Это было совсем другое "моя мама", оно было нежное и теплое. Девочка обняла меня за шею: "никому тебя не отдам, моя мама!" Д. нарядили как принцессу и девочка прекрасно прочувствовала, что вот оно, свершилось, все не просто так. Мама меня действительно заберет.
Остаток интервью я давала с малышкой на руках.
Потом началась фотосессия, детей попросили поиграть на спортивных снарядах. Д. с удовольствием каталась на горке, она кокетничала и вела себя как забалованный домашний ребенок. Это была та самая горка, по которой всего девять дней назад раз за разом скатывалось скованное отрешенное тело. Теперь Д. была уже совсем другая! Пере до мной резвилась активная, веселая девчушка, глаза которой светились истинным счастьем. Наконец-то Д. верила, что мама ее действительно заберет и ей осталось всего лишь один раз переночевать в ДД. А потом она полетит домой!
Когда съемочная группа ушла, в холл высыпали ребята из всех трех групп. На следующий день должны были улететь домой три девочки, из каждой группы по одной. Все были оживлены, дети реагировали на это событие как могли.
- Здравствуйте! А Вы мама Д.?
- Да.
- А я Кирилл.
- Очень приятно, Кирилл, - это был трогательно маленький мальчик, потрясающе похожий на французскую кинозвезду, с забавными кудряшками и необыкновенно умным личиком. Он говорил очень чисто и легко, поэтому напоминал маленького вундеркинда.
- А Вы заберете Д. домой?
- Да,заберу.
- Вы полетите на самолете?
- Да, мы полетим на самолете.
- Я полечу вместе с вами...
- Я не могу тебя забрать. Я мама Д., поэтому и забираю ее. А тебя не могу.
- Не переживайте. Меня можно забрать, у меня совсем нет мамы., - сообщил мне мальчик, - Она меня променяла на водку, и я ей совсем не нужен. Она никогда за мной не придет, так что я могу полететь с вами...
Сложно подобрать нужные слова, чтобы объяснить...
- Кирилл, мы, взрослые, не всегда вольны поступать так, как нам хочется. Есть определенные правила, которые нарушать никому нельзя. Например, нельзя забирать чужих детей домой без особого разрешения, даже просто в гости. Если хочешь, я попробую найти твою маму. Может быть она откликнется и прилетит за тобой. А пока твой дом - здесь.
- Понятно..., Кирилл резко развернулся и отправился колесить по холлу на каталке. Что в тот момент творилось в душе этого ребенка, осталось мне неизвестным...
- А у меня тоже есть мама, она ко мне приходит каждый месяц, - говорила девочка, которую за последние несколько лет мама проведала всего один раз.
- А моя мама тоже меня скоро заберет! Она сама так сказала, - подхватывал рядом стоящий мальчик.
- Это моя подружка, - заявила Кристина, обнимая Д. - Не надо ее забирать!
Дима суетился вокруг и все ластился, ластился, до чего же любвеобильный и нежный мальчик. Прямо солнышко! Однако через пару лет его переведут в детский дом для инвалидов, после чего - в дом престарелых...
- Сфотографируйте меня! Так... А теперь так!
- И меня тоже! ..... И еще вот так! - дети позировали на разные лады, радуясь вниманию и в тайне надеясь, что эти фотографии помогут мамам отыскать их.
- А куда вы пошлете наши фотографии? - не унимались ребята.
- Они останутся со мной на память.
- Нет, надо, чтобы их увидело как можно больше людей. Может и мама увидит?
- Подарите мне мои фотки, - попросил Артем.
- Мне негде их распечатать.
- Тогда вместе с телефоном подарите! - предложил он, указывая на мой фотоаппарат.
- Здесь снимки моей дочки, я ими очень дорожу! - пытаюсь объяснить свой отказ.
В этот день Д. не проявляет никакой агрессии и ревности. Она понимает, что мама никуда не денется. А так как девочка пока еще не знает, что с этим делать и как с новым статусом жить, то она просто наслаждается ожиданием ярких впечатлений от полета и от новых встреч.
ДЕНЬ ОДИННАДЦАТЫЙ. ОТЪЕЗД
Ранним субботним утром мы были в детском доме, с вещами и сладкими гостинцами для ребят. Д. уже одетая сидела в холле и ждала меня. На ней были новенькие джинсы с машинками и явно мальчишеская жилетка. Я догадалась, что ВВ так негласно делает подарок и моему сыну.
- Ну, Д., вот и тебе улыбнулось счастье! - обратилась к девочке воспитательница.
- Дааааа, - улыбаясь ответила девочка, явно не понимая, что же это за счастье и что с ним делать.
- А Вам, дай Бог здоровья, - пожелала я ВВ,- и чтобы Вашим детям почаще улыбалось счастье.
- Вы что, хотите, чтобы я без работы осталась? - настроение воспитательницы резко изменилось.
- .. Знаете... жизненный опыт показывает... что, к сожалению, в ближайшее время без работы Вы не останетесь... Неблагополучные семей меньше не становится. Постоянно поступают новые дети. Увы.
- Это да, - согласилась ВВ, - Дом ребенка переполнен. Вот и у нас в группе должно быть 8 человек, а на самом деле 12. И никуда не денешься. Приходится работать. А теперь вот из средней группы забирают Т., и еще двое в понедельник уходят в кровные семьи. Троих от меня перекидывают в ту группу. А мне из дома ребенка пришлют новичков трое или четверо. Только наведешь порядок, только они хоть немного друг к другу привыкнут и опять переводы, опять адаптация, опять всех их в чувство приводить надо. Все это так изматывает. - ВВ тяжело вздыхает.
Детский дом. Здесь нет детей. Здесь одни только человеко-места. Никто не беспокоится о том, как дети себя чувствуют, когда к одному из них приходит мама, все эти встречи проходят у всех на глазах. С детьми никто не прорабатывает эти ситуации, не учит их справляться с ними. А потом их "сестра", с которой они прожили всю свою сознательную жизнь, покидает детский дом навсегда. А они остаются... Что они чувствуют? О чем думают? На что надеются? И надеются ли?
У детей нет времени свыкнуться с горечью разлуки, справиться с завистью, болью и отчаянием. Часть группы тут же переводят в другой коллектив, а на их место сразу же приходит новая смена. Простая логистика... И ничего личного. Чувства детей подождут. Главное - движение и равномерная наполняемость групп. Глядишь, снова все на своих местах. Во всем должен быть порядок.
Когда детям переживать о случившемся? Им пора находить общий язык с новыми воспитателями, с другими детьми и свыкаться с новыми условиями. А впрочем и это ни к чему. Им и так скажут, что и когда надо делать и как реагировать. А иначе воспитателям тоже не выжить, реально не выжить. Работа как на передовой, мало того, что непростые дети с непростой судьбой, так еще и группы в постоянном движении и состоянии адаптации. Кому это по силам?
Тем временем к нам на диван присоединились Т. и Н. Девочки вышли реально в одних трусах (далеко не новых, которые, видимо, было не жалко списать) и босиком. Весь персонал, оставив детей в группах, высыпал в холл посмотреть, как и во что будет У. одевать своих новоявленных дочек.
Любопытство было непраздное. Им было очень интересно узнать, будет ли о детях заботиться "голыдьба", которая и берет-то их "ради денег". Н. воспитатель так и сказала, что тетя У. никакая тебе не мама, она тебя заберет и будет за тебя и за Т. зарплату получать. Н. знала, что У. не кровная мать, поэтому всерьез озадачилась вопросом, чтобы такое каждый день требовать у мамы за те деньги, которые она на ней будет зарабатывать.
Мне стало неприятно и, еще раз поблагодарив и попрощавшись, мы с Д. пошли к выходу. На улице теперь мы сами оказались под пристальным вниманием десятков глаз - дети облепили все окна сверху до низу. Они что-то кричали, изображали, махали руками, плакали, смеялись, показывали рожи. Никто не оставался в стороне, никто не оставался равнодушным... Больше всех расстроился Дима. Он плакал навзрыд. Дима успел привязаться ко мне в какой-то степени, по-своему нашел себе замену мамы, от которой брал то тепло, что мог. А взамен дарил свое тепло и преданность. Не исключено, что я была не первая, с кем он попытался установить контакт. И все они безвозвратно ушли из его жизни...
В аэропорту нас ждал неприятный сюрприз. Рейс задерживался на 5 часов... Мы поселились к комнате матери и ребенка, чтобы дети могли отдохнуть перед дальней дорогой. Однако девочки были очень возбуждены, совсем не хотели сидеть на одном месте. У них было столько впечатлений, они старательно хотели все изучить, попробовать и посмотреть. У Д. проявилась неожиданная тяга к воде. Она то и дело наливала себе воду из бутылочки в стакан, пила и снова наливала. Так она выпила три бутылки воды, а с четвертой ходила в обнимку до самого дома. И даже дома с ней еще несколько дней спала и везде таскала за собой.
По началу ей не верилось, что можно пить сколько угодно, она все переспрашивала:
- Можно еще водички? Правда можно? - И старательно отливала себе в стакан маленькую порцию.
- Налей сразу полный стакан и попей, - предложила я.
- Нет, так надо, - ответили девочка.
Оказалось, что в ДД им нельзя было пить воду по желанию. А если действительно хотелось пить, то выдавали понемногу, на донышке. Видимо, чтобы не писались часто.
Когда по режиму у детей был тихий час, нас пригласили на регистрацию, а потом на горячий обед, положенный пассажирам задержанного рейса, и на прохождение контроля. От обилия впечатлений дети уже изрядно устали. Однако поспать в тихий час им не удалось.
В самолете дети тоже не могли ни спать, ни есть. Все было непривычно и волнительно. Д. только пила воду. Никакие уговоры не помогали уложить ее поспать. Взбудораженная, она постоянно вертелась, вскакивала, пыталась улечься и снова вскакивала. Было невыносимо жарко и душно. Вдруг где-то на басовых нотках послышались рыдания:
- ыыыыыыыЫЫЫЫЫЫЫЫ!!!!!!!! - все громче и громче плакала Д.
Я попыталась ее успокоить.
- Д., ты устала, тебе тяжело, тебе необходимо отдохнуть.
- ЫЫЫЫЫЫЫЫ, я хочу свои заколочки!!!
Я попыталась ее обнять. Но что это? Девочка выскользнула из моих рук прямо на пол.
- Д., поднимайся.
Но она извивалась на полу так, что ее невозможно было ни ухватить, ни поднять. Вокруг все недовольно ерзали. Мы не давали никому спать, к тому же в условиях такой жары вообще было сложно выносить шум.
Д. вопила, верещала, и этой нескончаемой неуправляемой истерике не было конца.
"Скоро она выдохнется и уснет", - в тайне надеялась я. Но Д. не успокаивалась. Истерика набирала новые обороты. Я пыталась ее напоить водой, обнять, посадить на колени, успокоить - ничего не получалось. Она кричала что-то бессвязное, лицо распухло от слез, тело содрогалось в конвульсиях. Люди вокруг все больше проявляли нетерпение, хотя и ничего мне не выговаривали. Через час не выдержала я:
- Есть у кого-нибудь успокоительное? - У. тут же протянула мне таблетку. Я засунула ее девочке в рот и залила водой.
"Не детская доза, - подумала я, - но делать нечего. Нам бы только добраться до дома!" Я не представляла, что я делала бы в аэропорту с девочкой в таком состоянии, да и как добраться до аэропорта, не имела ни малейшего представления.
Через время таблетка подействовала, Д. успокоилась и начала ходить между рядами туда-сюда, туда-сюда. Долгих четыре часа она как бессменный часовой мерила шагами салон самолета. Я безумно устала, хотелось хоть на полчасика отключиться и посидеть спокойно, но Д. держала меня в тонусе. Она то выпрашивала конфеты у пассажиров, то усаживалась на колени незнакомому мужчине, смотревшему фильм по ноутбуку.
Как же долго лететь? Дай мне, Господи, терпения!
Наконец-то Д. забралась на свободные задние места и улеглась. Усталость и успокоительное сделали свое дело, девочка уснула. В тот же момент послышалось:
- Просьба пассажиров занять свои места и пристегнуть ремни.
Самолет пошел на снижение.
ВМЕСТО ЭПИЛОГА. ОСКОЛКИ СИРОТСКОГО АДА
В аэропорту нас встретил папа на машине. У меня опять появилась надежда, что Д. по дороге укачает, и она немного поспит. Однако у девочки все вокруг вызывало бурю эмоций: целые реки машин, высокие сосны и березы, разлитое на горизонте пламя заката.
- О! Сколько машин! - радовалась Д., для которой вообще понятие "машина" приравнивалось с понятием "свобода". Она крутила головой во все сторон и никак не могла успокоиться. Дорога домой заняла пять часов. Вот уже и отгорел закат, зажглись фонари и рекламные щиты и вывески манили своими разноцветными огоньками. Наконец-то Д. насытилась видами ночного города и уснула, за 5 минут до нашего дома.
Я на руках занесла ее домой и уложила в постель, сняла платье и колготки закинула их на спортивный комплекс - утром разберемся. Было 23 часа, пора и всей нашей семье ложиться спать. Мы попили чай и уже готовились ко сну, как вдруг из двери показалась Д. Она была в платье и колготках, причем одеты они были правильно.
- А я уже поспала! - ну да, по ее биологическому времени было уже 06:30. Но спать-то когда-то нужно!
- Д., мы все сейчас ложимся спать, а ты, если спать не хочется, просто посиди в комнате и поиграй во что-нибудь тихонько, хорошо?
- Хорошо. - Д. удалилась. Мы все улеглись спать и сына положили с собой.
В два часа ночи я пошла в детскую, чтобы перенести сына на его кровать и увидела, что Д. собирает паззлы. Она и не думала ложиться.
- Все, Д. Ты не спала ужу целые сутки. Надо хотя бы лечь полежать. Ложись, отдыхай с дороги. Завтра будет новый день.
Д. не спала, до 6 утра (до ее тихого часа), ей было явно скучно, поэтому она сама себя развлекала стихами, пела песни и.... обдирала обои. Утром я подклеила обои, объяснила (или наивно полагала, что объяснила), что надо беречь дом, в котором мы живем, Д. согласилась и в следующую ночь ободрала обои еще сильнее.
Вообще первые девять дней были настолько тяжелыми, что я всерьез опасалась за здоровье своей семьи. Нет, Д. никакого вреда сознательно не делала, просто у нее оказалось сильное расстройство сна, а разница во времени в 7 часов совсем выбил ее из колеи.
Ежедневно по несколько раз на дню в моей милой девочке открывалась некая другая сущность, изуродованная осколком того ада, в котором она жила. С ней все также повторялись неконтролируемые приступы истерии, которые, казалось, не имели конца. Это было настолько тяжело и невыносимо, что я всерьез задумалась об узких специалистах, которым ее надо было срочно показать. Несколько раз рука тянулась к телефону, чтобы вызвать скорую помощь. Я явно не справлялась с тем, с чем столкнулась.
Ох, как же я часто вспоминала предостережения ВВ об особенностях Д.. Однако, обладая природным упрямством, я все же хотела выяснить, какую природу имеют эти «приступы» - медицинскую или психологическую. И твердо решила выждать сорок дней первой волны адаптации, прежде чем попросить кого-то о помощи.
В первые дни дома развеялись мои надежды на то, что многое можно «вылечить» любовью. Девочку невозможно было любить во время ее истерий. И не потому, что кроме страха и отторжения что-то испытывать к ней было проблематично. Сложно было в простом физическом смысле: ее нереально было ни обнять, ни поцеловать. Она в такие минуты из деревянной Буратины превращалась в бесхребетную текучую субстанцию, которая просачивалась между рук, распластывалась на полу и, изворачиваясь, увертывалась от моих рук. При этом она могла запросто ранить себя, очень ощутимо ударяться об углы и предметы. Болевой порог повышался в разы, а инстинкт самосохранения напротив куда-то исчезал.
Что-то говорить, успокаивать, объяснять тоже не было смысла, она не слышала. Ее мозг как будто блокировал любые звуки. Она постоянно повторяла, как мантру, какую-либо фразу, не связанную с происходящим, и достучаться до ее сознания не представлялось возможным. Оставалось только молиться. Постоянно и беспрестанно.
Мои младшие пугались всех этих «приступов» и начинали наперебой громко плакать. Понимая, что сама обрекла их на такую пытку, я бросалась успокаивать своих «домашних» детей. Но тогда у Д. начиналась еще более мощная волна истошных криков и беспорядочного метания, приходилось возвращаться к ней. «Хоть бы соседи не вызвали полицию, - время от времени думала я, - со стороны, наверное, все выглядит так, будто я живьем сдираю с нее кожу». Так, осколки того сиротского ада, которые Д. принесла в своем сердце, расшатывали мою семью изнутри и заставляли страдать всех в доме.
Однако с каждый днем продолжительность этих «кошмаров» сокращалась, к тому же я заметила одну особенность: они всегда случались перед сном (дневным или ночным). Поэтому я начала ей давать капли «Баю-бай» для нормализации сна. На десятый день наконец-то утро выдалось спокойным. Я поняла, что ситуация начала стабилизироваться и поддаваться контролю. Впервые за много дней я смогла собраться с мыслями и сообщить о нашей радостной новости широкому кругу знакомых, и…
Я начала вести дневник. Записывать все то, что врезалось в память и запечатлелось в сердце. Это успокаивало и отрезвляло меня, так легче было понять, что и почему происходит., и как с этим бороться.
Время шло. Истерики плавно перешли в простые капризы, со слезами и криками, но они уже не вызывали того слепого ужаса. Были понятны их причины, и было понятно, что с этим делать. Д. стала меняться на глазах, теперь она воспринимала наши слова и пыталась подстроиться под наши семейные правила. Ей было сложно, нам порой тоже. Но мы все старались. Жизнь входила в обычное русло. Было конечно сложнее, чем раньше, но и радости в нашей семье стало намного больше.
В те промежутки времени, когда в нашей семье было солнечно или просто «без шквального ветра», мое сердце переполнялось радостью. Я была счастлива, по-настоящему счастлива! И я ни разу не усомнилась, в том, правильно ли мы поступили, взяв в нашу семью Д. Для меня было очевидно, что это было верное решение. И хоть жизнь нашей семьи круто изменилась, я искренне верила, что все произошедшие изменения к лучшему и на пользу всем нам. Я сердцем чувствовала, что Д. моя, наша - своя девочка.
Теперь расстраивали только детдомовские «заморочки», настолько прочно вошедшие в привычку дочки, что порой казались сутью ее характера. Однако они были мне понятны, и при этом я прекрасно осознавала, что с этим можно бороться. Начиналась обычная для системных детей адаптация. Но это уже совсем другая история.