Великая русская литература - это стихия. А наиважнейшим свойством любой стихии является ее принципиальная неуправляемость и неподвластность. Она - сама по себе и ничья.
Вот, казалось бы, сколько сил потратила русская либеральная интеллигенция на защиту тезиса о том, что в романе Владимира Сорокина «День опричника» описано ближайшее будущее. Но - не получается. Восемь лет роману уже, а связать с настоящим удается только редкие предложения. И ведь это не потому, что роман плохой, нет! Это потому, что он сам выберет - что и когда он описывал.
Как выбрала это на днях великая поэма Венедикта Ерофеева «Москва-Петушки». Помните знаменитую главу «Серп и Молот - Карачарово»? Цитирую ее целиком: «И немедленно выпил».
И вот газета «Московский комсомолец» сообщает, что 8 августа, около 13 часов дня, на перегоне «Серп и Молот - Карачарова» из тамбура электрички, следовавшей из Москвы в Петушки, немедленно выпив, выпал пассажир.
Как сообщает свидетельница, он стоял в тамбуре и пил пиво, придерживая ногой открытую дверь поезда. В какой-то момент он решил сесть, неловко повернулся и выпал. А пиво осталось.
«Как он легко вывалился», - сказал, по словам свидетельницы, один пассажир. «Ну, хоть пиво оставил» - заметил другой. И после этого произошло то, что я и называю стихией русской литературы.
Другие пассажиры в тамбуре взяли оставшееся от выпавшего пива и, внимание, допили его. После чего один из них схватил оставленный выпавшим шуруповерт и убежал с ним в другие вагоны электрички.
Второе десятилетие двадцать первого века. Центр Москвы, пять минут от Курского вокзала. Венедикт Васильевич Ерофеев не дожил до этого дня. Он так и не узнал, что его трагическая жизнь была не зря, и что его энциклопедия русской жизни ничуть не уступает Пушкинской по достоверности. И сколько русская интеллигенция не пыталась объявить поэму «Москва-Петушки» последней вспышкой русского национального самосознания, поэма сама выбрала для себя, вспышкой чего она станет.
Помните, как писал Веничка про глаза своего народа: «В дни сомнений, во дни тягостных раздумий, в годину любых испытаний и бедствий эти глаза не сморгнут. Им все божья роса…»
Интеллигенции казалось, что это - сарказм.
Поэма же посмеялась над интеллигенцией.
Originally published at
. You can comment here or
there.