Джаред Даймонд «Ружья, микробы и сталь»
Современных мыслителей, стремящихся «охватить единым взором» всю историю человечества, можно условно разделить на две большие группы. Одни работают в парадигме мир-системного анализа, который на первый план ставит региональное и глобальное разделение труда. Вторые, преимущественно англоамериканские авторы, выдают продукцию в духе старого доброго XIX века, где мировая история мыслится как результат определяющего влияния одного-двух факторов. У Маклюэна это технология коммуникаций, у Макнила - гонка вооружений и поддерживающих ее социальных структур, у Даймонда - ландшафтно-географические ресурсы.
Книга Джареда Даймонда «Ружья, микробы и сталь» интересна своей попыткой возродить, с учетом новейших данных, географический детерминизм, во славу идеи равноодаренности всех рас и народов. И ему действительно удалось обстоятельно доказать, что первенство Старого Света было связано именно с серьезными географическими бонусами. «Если бы Австралия и Евразия обменялись народами в позднем плейстоцене, австралийские аборигены сегодня населяли бы не только Евразию, но и большую часть Америки и Австралии, а от евразийских аборигенов в Австралии остались бы лишь разрозненные популяционные фрагменты». Америка, Австралия и субсахарская Африка отстали не по причине массовой «тупости» тамошних народов. У них просто не было шансов, даже если бы они были «семи пядей во лбу». Более того, опираясь на свои весьма ограниченные ресурсы, многие из этих народов сделали потрясающие вещи и внесли немалый вклад в развитие человеческой цивилизации. К примеру, индейцы не знали железа и колеса, но зато вывели такие сверхпродуктивные сельскохозяйственные культуры, как картофель, кукуруза и подсолнечник.
Самым главным фактором первенства «Большой Евразии» (включая прилегающую к ней Северную Африку) был размер этого континента и значительно больший объем исходных ресурсов, возможность вместить в себя больше очагов развития, которые подстегивали друг друга в ходе взаимной конкуренции и обмена инновациями. Продолжая мысль автора, можно увидеть дополнительное измерение этого бонуса: евразийцы имели возможность, загадив один регион континента, переносить развитие в другой. Представим, что Плодородный Полумесяц, который первые ближневосточные цивилизации превратили в пустыню, был бы отдельным изолированным континентом типа Австралии. Развитие там очень быстро сменилось бы регрессом, а достижения цивилизации оказались бы полностью забыты одичавшими потомками. Но ближневосточные народы смогли передать «эстафетную палочку» другим народам континента, которые продолжали развивать цивилизацию на еще не загаженных территориях. Впрочем, цепь экологических катастроф все-таки существенно замедлила развитие континента. Развитие приходилось перемещать во все более неблагоприятные, холодные регионы, перекладывать на плечи все более отсталых народов, которые, прежде чем в их голове рождалась первая искра мысли, устраивали себе «темные века» на много столетий. Именно поэтому, на мой взгляд, между первой пирамидой и первой космической ракетой пролегло 5 тысяч лет, а не 2 тысячи лет.
Еще один важный фактор преимущества Евразии - ее широтная протяженность, облегчавшая культурную диффузию и популяционную миграцию. Здесь ноу хау в области сельского хозяйства могли передаваться от народа к народу, распространяясь на тысячи километров по всему климатическому поясу, в котором они возникли. Иное дело Америка, вытянутая с севера на юг. Сельскохозяйственные культуры из Северной Америки до появления европейцев никак не могли распространиться в пригодные для них климатические зоны Южной Америки. С хозяйственной точки зрения, Америка представляла собой не один большой континент, а несколько маленьких, отделенных друг от друга горными цепями и джунглями. В отличие от Евразии, очаги цивилизации не могли здесь обмениваться знаниями и технологиями, не могли стимулировать развитие более отсталых народов, живущих в сходном ландшафте. На каждом из этих миниконтинентов людям приходилось изобретать экономику с нуля, с собственным скудным набором культур. По сходной причине вплоть до прихода европейцев оставалась невозделанной Южная Африка, хотя ее климат пригоден для средиземноморских культур. Средиземноморское земледелие и скотоводство не могли преодолеть барьер саванны, экваториальных лесов и зону поражения сонной болезнью.
Наконец, Евразия имела бонус в количестве видов растений и особенно животных, пригодных для одомашнивания. Далеко не случайно, что самым отсталым континентом оказалась Австралия, где практически нечего было одомашнивать. На первый взгляд, субсахарской Африке тоже повезло: африканская савана бьет рекорд по разнообразию копытных. Почему бы не одомашнить все эти бескрайние стада антилоп? Почему не одомашнили зебр, носорогов, гиппопотамов? Представьте себе зулусскую конницу на зебрах, сопровождаемую ударным отрядом закованных в броню носорогов. Однако эксперименты с одомашниванием, проведенные в XX веке, показали, что наши далекие предки исчерпали практически весь запас крупных видов, пригодных для экономически оправданного одомашнивания. Оставшиеся виды просто не подходят для этого по разным причинам. У одних - слишком «гурманские» пищевые запросы. У других - неумение и нежелание жить в стаде, в близком соседстве других животных своего вида. У третьих - врожденная «невротичность» психики, которая либо делает их слишком опасными, либо приводит к быстрой смерти от стресса. У четвертых - сложные ритуалы размножения, которые не могут быть воспроизведены в неволе. У пятых - слишком медленная скорость роста, делающая их выращивание нерентабельным.
Оказалось, что максимальное количество пригодных для одомашнивания крупных видов животных было сосредоточено именно в Евразии, в силу ее больших размеров и ландшафтного разнообразия. К тому же Евразия была слишком обширна, чтобы человек истребил эти виды еще на этапе охоты. На других континентах пригодных видов либо не было изначально, либо они были истреблены и съедены людьми еще в первобытные времена (как лошадь и мастодонт в Америке). Разнообразие и обилие домашних животных, особенно крупных, резко увеличивает ресурсы цивилизации. Скот в традиционном хозяйстве - это не только белковая пища (молоко, мясо), шерсть, шкуры, но и навоз, который идет на удобрение полей и сохранение их плодородия. А это очень важно, поскольку сказывается на продуктивности сельского хозяйства и плотности населения.
С точки зрения развития цивилизации, самый важный бонус от крупного домашнего скота - его мускульная сила, которая может использоваться для обработки земли и для транспортировки грузов. В аграрном обществе, где нет этого бонуса, для выработки равного продукта приходится прилагать значительно больше человеческих усилий. Соответственно, уменьшается доля людей, которые могут заниматься ремеслом, строительством, управлением, военным делом, развитием науки и культуры. Военное применение домашних животных (конница, верблюды, боевые слоны), также дает обществу серьезный бонус. В частности, военное преимущество конкистадоров над индейцами в значительной мере объяснялось отсутствием конницы у последних. Если бы при прочих равных у ацтеков и инков была своя кавалерия, история Нового Света развивалась бы принципиально иначе.
Слово «микробы» в названии книги указывает на еще одно фатальное преимущество обществ с развитым скотоводством. Дело в том, что большинство страшных эпидемий, поражавших сначала Евразию, а потом опустошивших Америку (оспа, корь, тиф, дифтерия, чума и т.д.) - это мутировавшие заболевания домашних животных, которые постепенно перекинулись на человека. Но в Евразии из поколения в поколение возрастала доля людей, имеющих к этим болезням иммунитет, а на «открытые» европейцами общества они обрушились все разом. «Обобщенные показатели смертности при первых контактах с евразийскими возбудителями варьировались от 50% до 100%». Падение численности коренного населения Америки в XV-XVII вв. объясняется прежде всего этой «бактериологической войной», а не зверствами конкистадоров. Даже разгрому ацтеков и инков предшествовали опустошительные эпидемии оспы, серьезно проредившие их элиты и армии. Чем больше животных одомашнила цивилизация, тем больший у нее был потенциал для «бактериологической войны» с другими цивилизациями.
В конечном итоге европейцы массово заселили только те континенты, которые не смогли дать им отпор на уровне «боевых микробов». Народы, обладавшие собственными эффективными микробами, избежали судьбы американских и австралийских аборигенов, несмотря на сходную и даже большую цивилизационную отсталость. «Малярия на всей территории экваториальной и субэкваториальной зоны Старого Света, холера в Юго-Восточной Азии и желтая лихорадка в Африке прославились как самые грозные тропические напасти (и по-прежнему ими остаются). Они стали главной помехой для колонизации тропиков европейцами и отчасти их заслугой является тот факт, что колониальный раздел Новой Гвинеи и большей части Африки завершился почти на 400 лет позже начала раздела Нового Света».
Кстати, автор книги, профессиональный микробиолог, намекает на то, что одним из главных каналов передачи заболеваний от животных к человеку стали сексуальные контакты. В недавнее время именно так человечество подцепило СПИД. Известно, что многие пастушеские народы издревле практикуют секс с овцами, козами и т.д., и именно обилие таких тесных контактов стало благотворной почвой для постепенной эволюции животных возбудителей в человеческие. Так что вклад некоторых народов в первенство западной цивилизации явно недооценивается. Если размотать назад всю цепочку событий, которые привели к массовому геноциду аборигенов Америки, то «крайними» окажутся не испанские конкистадоры, а какой-нибудь похотливый горный овцевод, который первым подцепил вредоносный микроб, мутировавший в его организме в страшное заболевание. Не случайно в цивилизованных странах зоофилия считалась страшным грехом. Такое поведение угрожает не только здоровью самого зоофила, но и может обернуться смертельной опасностью для всего человечества. А вот отсталые народы таких предубеждений не имеют, видимо, смутно догадываясь, что эта практика каким-то образом поможет им защитить свою землю :-) Зоофилия у них - это своеобразная форма патриотизма.
Автор, однако, так и не довел замысел своей книги до конца. Доказав неизбежность первенства Евразии в древние времена, он не смог убедительно объяснить различия в скорости развития цивилизаций внутри самой Евразии. Почему вперед вырвались именно европейские христиане, а не китайцы, индийцы или мусульмане, несмотря на древность этих цивилизаций, на соизмеримый с европейским ареал и численность населения? Почему, к примеру, промышленная революция зародилась в Британии, опиравшейся на богатства Индии, а не в самой Индии? Почему алгебру изобрели арабы, а современную науку создали европейцы? Почему Китай изобрел бумагу и порох, но ничего толкового с этими изобретениями сделать не сумел?
Этой проблемы автор касается лишь в эпилоге своей книги и выдает скорее спорную гипотезу, чем обоснованное доказательство. И это гипотеза с солидной «бородой». Речь идет о следующем тривиальном рассуждении: китайский прогресс усыпило единообразие и единоначалие, которому способствовал слитно-равнинный характер местности, а ландшафтно-расчлененная Европа представляла собой несколько центров власти, которые стимулировали друг друга в конкурентной борьбе. Подобного рода рассуждения, и не только применительно к Китаю, стали общим местом задолго до 1997 года, когда вышла обсуждаемая книга. Однако автор попал в резонанс тогдашним настроениям американской бизнес-элиты, которая как раз в то время загорелась идеей децентрализации крупных корпораций. Увидев в книге «историческое обоснование» этой идеи, они вознесли ее до небес. При этом Билл Гейтсам приглянулся не сам по себе географический детерминизм автора, а сформулированный им регионалистский «принцип оптимальной фрагментации», идея о том, что нужно искать наиболее оптимальный для развития баланс между централизаций и анархией. Получилось, что книга завоевала популярность не своим основным содержанием, где теории автора подкрепляются огромным массивом интереснейшей информации, а последними абзацами эпилога, куда автор вставил несколько остроумных экспромтов.
Еще один парадокс Даймонда: автор, не замечая того, постоянно опровергает собственную «сверхценную идею», показывая, что характер народа и присущее ему мировоззрение влияют на его судьбу не меньше, чем география. И эти качества могут отличаться даже у народов, живущих бок о бок в одном ландшафте. Приведу любопытную цитату, где рассказывается о двух близких народах Новой Гвинеи, один из которых так и остался в каменном веке, а другой - прямо из каменного века шагнул в глобальный капитализм.
«...Традиционные общества очень отличаются друг от друга в отношении преобладающих мировоззренческих установок. Как и в индустриализированных Европе и Америке, в первобытной Новой Гвинее есть и консервативные общества, сопротивляющиеся всему новому, и существующие бок о бок с ними открытые общества, которые выборочно это новое осваивают. Как следствие, сегодня более предприимчивые общества, знакомясь с западными технологиями, начинают ставить их себе на службу и вытеснять своих консервативных соседей.
Например, в 30-х гг. XX в., когда европейцы впервые добрались до высокогорных частей восточной Новой Гвинеи, они "открыли" десятки прежде неизвестных первобытных племен, из которых племя чимбу особенно активно принялось осваивать западные новшества. Увидев, как белые колонисты сажают кофейные деревья, чимбу сами начали выращивать кофе на продажу. В 1964 г. я познакомился с пятидесятилетним мужчиной из этого племени - в традиционной травяной юбке, не умевший читать, еще заставший время, когда чимбу пользовались каменными орудиями, он сумел разбогатеть на кофейных плантациях, за 100 тысяч долл. из вырученных денег безо всякого кредита купить себе лесопильный заводик и приобрести целый парк грузовиков, доставлявших его кофе и древесину на рынок.
Соседи чимбу по высокогорью, дариби, с которыми я проработал восемь лет, наоборот подчеркнуто консервативны и не интересуются новинками вообще. Когда на землю дариби приземлился первый вертолет, они лишь окинули его беглым взглядом и вернулись к прерванным занятиям - чимбу на их месте тут же начали бы торговаться о его фрахтовке. Неудивительно, что сегодня чимбу активно наступают на земли дариби, занимая их под плантации и не оставляя самим дариби другого выбора, кроме как работать на новых хозяев».
Вот, собственно, и ответ. География - географией, но у одних национальных элит перевешивают черты дариби, и они заставляют свои страны и цивилизации стагнировать даже при обилии ресурсов, а у других - черты чимбу, и они используют любую возможность, чтобы двинуться вперед. К регионалистской идее «сбалансированной децентрализации», проповедуемой автором, тоже стоит присмотреться.
Книга Джареда Даймонда «Ружья, микробы и сталь» интересна своей попыткой возродить, с учетом новейших данных, географический детерминизм, во славу идеи равноодаренности всех рас и народов. И ему действительно удалось обстоятельно доказать, что первенство Старого Света было связано именно с серьезными географическими бонусами. «Если бы Австралия и Евразия обменялись народами в позднем плейстоцене, австралийские аборигены сегодня населяли бы не только Евразию, но и большую часть Америки и Австралии, а от евразийских аборигенов в Австралии остались бы лишь разрозненные популяционные фрагменты». Америка, Австралия и субсахарская Африка отстали не по причине массовой «тупости» тамошних народов. У них просто не было шансов, даже если бы они были «семи пядей во лбу». Более того, опираясь на свои весьма ограниченные ресурсы, многие из этих народов сделали потрясающие вещи и внесли немалый вклад в развитие человеческой цивилизации. К примеру, индейцы не знали железа и колеса, но зато вывели такие сверхпродуктивные сельскохозяйственные культуры, как картофель, кукуруза и подсолнечник.
Самым главным фактором первенства «Большой Евразии» (включая прилегающую к ней Северную Африку) был размер этого континента и значительно больший объем исходных ресурсов, возможность вместить в себя больше очагов развития, которые подстегивали друг друга в ходе взаимной конкуренции и обмена инновациями. Продолжая мысль автора, можно увидеть дополнительное измерение этого бонуса: евразийцы имели возможность, загадив один регион континента, переносить развитие в другой. Представим, что Плодородный Полумесяц, который первые ближневосточные цивилизации превратили в пустыню, был бы отдельным изолированным континентом типа Австралии. Развитие там очень быстро сменилось бы регрессом, а достижения цивилизации оказались бы полностью забыты одичавшими потомками. Но ближневосточные народы смогли передать «эстафетную палочку» другим народам континента, которые продолжали развивать цивилизацию на еще не загаженных территориях. Впрочем, цепь экологических катастроф все-таки существенно замедлила развитие континента. Развитие приходилось перемещать во все более неблагоприятные, холодные регионы, перекладывать на плечи все более отсталых народов, которые, прежде чем в их голове рождалась первая искра мысли, устраивали себе «темные века» на много столетий. Именно поэтому, на мой взгляд, между первой пирамидой и первой космической ракетой пролегло 5 тысяч лет, а не 2 тысячи лет.
Еще один важный фактор преимущества Евразии - ее широтная протяженность, облегчавшая культурную диффузию и популяционную миграцию. Здесь ноу хау в области сельского хозяйства могли передаваться от народа к народу, распространяясь на тысячи километров по всему климатическому поясу, в котором они возникли. Иное дело Америка, вытянутая с севера на юг. Сельскохозяйственные культуры из Северной Америки до появления европейцев никак не могли распространиться в пригодные для них климатические зоны Южной Америки. С хозяйственной точки зрения, Америка представляла собой не один большой континент, а несколько маленьких, отделенных друг от друга горными цепями и джунглями. В отличие от Евразии, очаги цивилизации не могли здесь обмениваться знаниями и технологиями, не могли стимулировать развитие более отсталых народов, живущих в сходном ландшафте. На каждом из этих миниконтинентов людям приходилось изобретать экономику с нуля, с собственным скудным набором культур. По сходной причине вплоть до прихода европейцев оставалась невозделанной Южная Африка, хотя ее климат пригоден для средиземноморских культур. Средиземноморское земледелие и скотоводство не могли преодолеть барьер саванны, экваториальных лесов и зону поражения сонной болезнью.
Наконец, Евразия имела бонус в количестве видов растений и особенно животных, пригодных для одомашнивания. Далеко не случайно, что самым отсталым континентом оказалась Австралия, где практически нечего было одомашнивать. На первый взгляд, субсахарской Африке тоже повезло: африканская савана бьет рекорд по разнообразию копытных. Почему бы не одомашнить все эти бескрайние стада антилоп? Почему не одомашнили зебр, носорогов, гиппопотамов? Представьте себе зулусскую конницу на зебрах, сопровождаемую ударным отрядом закованных в броню носорогов. Однако эксперименты с одомашниванием, проведенные в XX веке, показали, что наши далекие предки исчерпали практически весь запас крупных видов, пригодных для экономически оправданного одомашнивания. Оставшиеся виды просто не подходят для этого по разным причинам. У одних - слишком «гурманские» пищевые запросы. У других - неумение и нежелание жить в стаде, в близком соседстве других животных своего вида. У третьих - врожденная «невротичность» психики, которая либо делает их слишком опасными, либо приводит к быстрой смерти от стресса. У четвертых - сложные ритуалы размножения, которые не могут быть воспроизведены в неволе. У пятых - слишком медленная скорость роста, делающая их выращивание нерентабельным.
Оказалось, что максимальное количество пригодных для одомашнивания крупных видов животных было сосредоточено именно в Евразии, в силу ее больших размеров и ландшафтного разнообразия. К тому же Евразия была слишком обширна, чтобы человек истребил эти виды еще на этапе охоты. На других континентах пригодных видов либо не было изначально, либо они были истреблены и съедены людьми еще в первобытные времена (как лошадь и мастодонт в Америке). Разнообразие и обилие домашних животных, особенно крупных, резко увеличивает ресурсы цивилизации. Скот в традиционном хозяйстве - это не только белковая пища (молоко, мясо), шерсть, шкуры, но и навоз, который идет на удобрение полей и сохранение их плодородия. А это очень важно, поскольку сказывается на продуктивности сельского хозяйства и плотности населения.
С точки зрения развития цивилизации, самый важный бонус от крупного домашнего скота - его мускульная сила, которая может использоваться для обработки земли и для транспортировки грузов. В аграрном обществе, где нет этого бонуса, для выработки равного продукта приходится прилагать значительно больше человеческих усилий. Соответственно, уменьшается доля людей, которые могут заниматься ремеслом, строительством, управлением, военным делом, развитием науки и культуры. Военное применение домашних животных (конница, верблюды, боевые слоны), также дает обществу серьезный бонус. В частности, военное преимущество конкистадоров над индейцами в значительной мере объяснялось отсутствием конницы у последних. Если бы при прочих равных у ацтеков и инков была своя кавалерия, история Нового Света развивалась бы принципиально иначе.
Слово «микробы» в названии книги указывает на еще одно фатальное преимущество обществ с развитым скотоводством. Дело в том, что большинство страшных эпидемий, поражавших сначала Евразию, а потом опустошивших Америку (оспа, корь, тиф, дифтерия, чума и т.д.) - это мутировавшие заболевания домашних животных, которые постепенно перекинулись на человека. Но в Евразии из поколения в поколение возрастала доля людей, имеющих к этим болезням иммунитет, а на «открытые» европейцами общества они обрушились все разом. «Обобщенные показатели смертности при первых контактах с евразийскими возбудителями варьировались от 50% до 100%». Падение численности коренного населения Америки в XV-XVII вв. объясняется прежде всего этой «бактериологической войной», а не зверствами конкистадоров. Даже разгрому ацтеков и инков предшествовали опустошительные эпидемии оспы, серьезно проредившие их элиты и армии. Чем больше животных одомашнила цивилизация, тем больший у нее был потенциал для «бактериологической войны» с другими цивилизациями.
В конечном итоге европейцы массово заселили только те континенты, которые не смогли дать им отпор на уровне «боевых микробов». Народы, обладавшие собственными эффективными микробами, избежали судьбы американских и австралийских аборигенов, несмотря на сходную и даже большую цивилизационную отсталость. «Малярия на всей территории экваториальной и субэкваториальной зоны Старого Света, холера в Юго-Восточной Азии и желтая лихорадка в Африке прославились как самые грозные тропические напасти (и по-прежнему ими остаются). Они стали главной помехой для колонизации тропиков европейцами и отчасти их заслугой является тот факт, что колониальный раздел Новой Гвинеи и большей части Африки завершился почти на 400 лет позже начала раздела Нового Света».
Кстати, автор книги, профессиональный микробиолог, намекает на то, что одним из главных каналов передачи заболеваний от животных к человеку стали сексуальные контакты. В недавнее время именно так человечество подцепило СПИД. Известно, что многие пастушеские народы издревле практикуют секс с овцами, козами и т.д., и именно обилие таких тесных контактов стало благотворной почвой для постепенной эволюции животных возбудителей в человеческие. Так что вклад некоторых народов в первенство западной цивилизации явно недооценивается. Если размотать назад всю цепочку событий, которые привели к массовому геноциду аборигенов Америки, то «крайними» окажутся не испанские конкистадоры, а какой-нибудь похотливый горный овцевод, который первым подцепил вредоносный микроб, мутировавший в его организме в страшное заболевание. Не случайно в цивилизованных странах зоофилия считалась страшным грехом. Такое поведение угрожает не только здоровью самого зоофила, но и может обернуться смертельной опасностью для всего человечества. А вот отсталые народы таких предубеждений не имеют, видимо, смутно догадываясь, что эта практика каким-то образом поможет им защитить свою землю :-) Зоофилия у них - это своеобразная форма патриотизма.
Автор, однако, так и не довел замысел своей книги до конца. Доказав неизбежность первенства Евразии в древние времена, он не смог убедительно объяснить различия в скорости развития цивилизаций внутри самой Евразии. Почему вперед вырвались именно европейские христиане, а не китайцы, индийцы или мусульмане, несмотря на древность этих цивилизаций, на соизмеримый с европейским ареал и численность населения? Почему, к примеру, промышленная революция зародилась в Британии, опиравшейся на богатства Индии, а не в самой Индии? Почему алгебру изобрели арабы, а современную науку создали европейцы? Почему Китай изобрел бумагу и порох, но ничего толкового с этими изобретениями сделать не сумел?
Этой проблемы автор касается лишь в эпилоге своей книги и выдает скорее спорную гипотезу, чем обоснованное доказательство. И это гипотеза с солидной «бородой». Речь идет о следующем тривиальном рассуждении: китайский прогресс усыпило единообразие и единоначалие, которому способствовал слитно-равнинный характер местности, а ландшафтно-расчлененная Европа представляла собой несколько центров власти, которые стимулировали друг друга в конкурентной борьбе. Подобного рода рассуждения, и не только применительно к Китаю, стали общим местом задолго до 1997 года, когда вышла обсуждаемая книга. Однако автор попал в резонанс тогдашним настроениям американской бизнес-элиты, которая как раз в то время загорелась идеей децентрализации крупных корпораций. Увидев в книге «историческое обоснование» этой идеи, они вознесли ее до небес. При этом Билл Гейтсам приглянулся не сам по себе географический детерминизм автора, а сформулированный им регионалистский «принцип оптимальной фрагментации», идея о том, что нужно искать наиболее оптимальный для развития баланс между централизаций и анархией. Получилось, что книга завоевала популярность не своим основным содержанием, где теории автора подкрепляются огромным массивом интереснейшей информации, а последними абзацами эпилога, куда автор вставил несколько остроумных экспромтов.
Еще один парадокс Даймонда: автор, не замечая того, постоянно опровергает собственную «сверхценную идею», показывая, что характер народа и присущее ему мировоззрение влияют на его судьбу не меньше, чем география. И эти качества могут отличаться даже у народов, живущих бок о бок в одном ландшафте. Приведу любопытную цитату, где рассказывается о двух близких народах Новой Гвинеи, один из которых так и остался в каменном веке, а другой - прямо из каменного века шагнул в глобальный капитализм.
«...Традиционные общества очень отличаются друг от друга в отношении преобладающих мировоззренческих установок. Как и в индустриализированных Европе и Америке, в первобытной Новой Гвинее есть и консервативные общества, сопротивляющиеся всему новому, и существующие бок о бок с ними открытые общества, которые выборочно это новое осваивают. Как следствие, сегодня более предприимчивые общества, знакомясь с западными технологиями, начинают ставить их себе на службу и вытеснять своих консервативных соседей.
Например, в 30-х гг. XX в., когда европейцы впервые добрались до высокогорных частей восточной Новой Гвинеи, они "открыли" десятки прежде неизвестных первобытных племен, из которых племя чимбу особенно активно принялось осваивать западные новшества. Увидев, как белые колонисты сажают кофейные деревья, чимбу сами начали выращивать кофе на продажу. В 1964 г. я познакомился с пятидесятилетним мужчиной из этого племени - в традиционной травяной юбке, не умевший читать, еще заставший время, когда чимбу пользовались каменными орудиями, он сумел разбогатеть на кофейных плантациях, за 100 тысяч долл. из вырученных денег безо всякого кредита купить себе лесопильный заводик и приобрести целый парк грузовиков, доставлявших его кофе и древесину на рынок.
Соседи чимбу по высокогорью, дариби, с которыми я проработал восемь лет, наоборот подчеркнуто консервативны и не интересуются новинками вообще. Когда на землю дариби приземлился первый вертолет, они лишь окинули его беглым взглядом и вернулись к прерванным занятиям - чимбу на их месте тут же начали бы торговаться о его фрахтовке. Неудивительно, что сегодня чимбу активно наступают на земли дариби, занимая их под плантации и не оставляя самим дариби другого выбора, кроме как работать на новых хозяев».
Вот, собственно, и ответ. География - географией, но у одних национальных элит перевешивают черты дариби, и они заставляют свои страны и цивилизации стагнировать даже при обилии ресурсов, а у других - черты чимбу, и они используют любую возможность, чтобы двинуться вперед. К регионалистской идее «сбалансированной децентрализации», проповедуемой автором, тоже стоит присмотреться.