Гамлет, император всероссийский
Спасибо анониму, я нашел не лишенную забавности поэму, которую помнил и давно искал: Слепакова Н. Гамлет, император всероссийский // Ее же. Избранное. - Т. 1: Полоса отчуждения. - СПб.: Геликон Плюс, 2006. - С. 346-355.
Нонна Слепакова
ГАМЛЕТ, ИМПЕРАТОР ВСЕРОССИЙСКИЙ*
(поэма)
* «Гамлетом» называл Павла I А. И. Герцен.
I
Представьте, Гамлет дожил до седин.
Не строил он ловушек и обманок,
Не обличал, не дрался, не следил,
Но удалился в пригородный замок.
Для вящей пользы рассудила Мать
К нему приставить крохотное войско,
И ублажать, и рот заткнуть, и дать
Фарфору, бронзы и свечного воска;
Дворец являл собою полукруг,
Был выгнут примирительным объятьем,
А пышный парк, река и мирный луг
Располагали к пристальным занятьям;
Для войска - плац, беседки - для бесед.
То было королевство в королевстве.
Сиял паркет, слагался этикет
Бесшумности, скольжения и лести.
Казалось бы, живи да поживай,
Натурное лелея благородство…
Седой декабрь, цыплячий робкий май
Воспринимай лирически и остро;
И, наконец, распоряжайся всласть
Семьей своей, почтительной и скромной…
Однако ж нет! И маленькая власть
Неумолимо тянется к огромной!..
Принц редко приглашался ко двору:
Альковники беднягу затирали,
И задыхался Гамлет на пиру,
Зажат конногвардейскими телами;
Вносила Мать пятнистый царский мех,
Прославленной улыбкою сверкая
И словно бы подбадривая всех,
Потворствуя, балуя, потакая;
Сановники, гвардейцы, мудрецы
И петиметр, прикованный к лорнетке,
На зов летели. Жались, как птенцы,
Под фижмы коронованной наседки;
И пышный шлейф имперской долготы,
Шумя, влачился по Днепрам и Волгам,
Взметая прах, проклятия, бунты
И тут не все заглаживая шелком.
Уж двадцать лет зажат и стиснут принц,
Подолом заткнут бешеный Везувий.
Являются: чудачество, каприз,
А там и всплески маленьких безумий;
Мучительно из замка своего
Он вырастал. Скорлупка истончалась.
Вдруг ночью скачут, требуют его
И молвят: «ГОСУДАРЫНЯ СКОНЧАЛАСЬ». II
Неправ, кто полагает, что цари,
Как на подбор, тираны с малолетства.
Но оценить монархов изнутри
Мешает нам их внешнее наследство.
Народу виден только результат.
Мой бедный принц, народу все едино,
Каков бы ни был внутренний разлад
И внутренняя мука господина;
Но если власть мила твоей душе,
Корону если принял ты, то разве
Тем самым не признался ты уже,
Не расписался в будущем тиранстве?
Пускай тебе и хочется добра,
Увы! Преобразует самовластье
Благодеянье, данное вчера,
В сегодняшнюю смуту и несчастье.
Всем не потрафишь, всем не угодишь,
Одним и тем же всех не удоволишь;
Коль будешь строг - в тираны угодишь,
А если нет- во флюгеры всего лишь…
БЫТЬ ИЛЬ НЕ БЫТЬ? Пожалуй, выход в том,
Что можно лицедействовать на троне
И отработать собственный прием
В улыбке, и в походке, и в поклоне:
Вот так - рука. Вот этак - голова.
Такая-то изюминка в одежде.
У власти есть в запасе амплуа,
С успехом применявшиеся прежде:
Вот роль Судьи. Монаха. Мудреца.
А также освященная веками
Роль доброго всеобщего Отца,
Смиренно разводящего руками:
«Не я решаю, дети, но Закон.
Что он жесток, не я тому виною».
И далее - расслабленный поклон
И поворот согбенною спиною.
Ну, а мечтать - избави Бог мечтать!
Получится не пьеса, а юродство.
Рискованно с актерством сочетать
Невольные порывы благородства;
И жалок царь нелепый и шальной,
Которому даровано судьбою
Чрезмерно много власти над страной
И слишком мало власти над собою.
Теперь взглянуть, как поживает наш
Законный царь, вчерашний бедный Гамлет.
Я предлагаю мысленный вояж -
Не пыльно, и не тряско, и не каплет;
На станциях мы троек не берем.
Без подорожных - вольное движенье.
К царю летим! Как сложно быть царем,
Покуда в людях есть воображенье!.. Ill
Иду, приглядываясь к массам
Темно-кудрявых этих кущ.
Как бы написан темным маслом,
Как слитно блещет жирный плющ!
Уже отдельного листочка
Я различить бы не могла.
Луна купается восточно.
Висит шотландская скала.
Грустит поддельная руина.
И гримируется - туда ж! -
Моя чухонская равнина
Под романтический пейзаж.
И мнится - Хлоя или Леда
В ночной наядствуют реке.
И царь - мечтатель, непоседа -
Гуляет с тростию в руке.
Неся незримую корону,
Забыв супругу и постель,
Быть может, он Наполеону
Готовит вызов на дуэль,
Чтоб поединком в личной встрече
Решить великий спор держав
И сохранить пуды картечи,
Одну лишь пулю издержав…
А может, он почтовый ящик
Решил прибить к стене дворца,
Чтобы от бедных и скорбящих
Туда летели письмеца?
О чем бы, впрочем, царь ни мыслил,
Ему в постель давно пора.
Он должен, как сигнальный выстрел,
Поднять Отчизну в шесть утра,
Умыться ледяной водою,
Покрыться пудрою седою,
Надеть ботфорты, взять перо -
И целый день творить добро! IV
Идет к себе. Перед дверьми
Перемогается дремотно
Лакей. Он дремлет, черт возьми,
Да как развязно, как свободно!
Ага! Проснулся! Встал во фрунт!
А что, как делом якобинским
Во сне он грезил? В пять секунд
Лакей обхлопан и обыскан:
- Ну, признавайся - виноват?
- В чем, Государь?! Помилуй Боже…
- Добром признайся, говорят!
- Не знаю, в чем!..
- Не знаю тоже,
Но говори!..
К стене прижат:
- В чем, Государь? - лакей бормочет,
И вдруг лепечет: «Виноват», -
Хоть и не знает, и не хочет…
А царь в ответ:
- Давно бы так.
Ступай, ступай себе, дурак.
Утешен сим признаньем быстрым,
Царь входит в спальную. Пора!
Он должен, как сигнальный выстрел,
Поднять Отчизну в шесть утра
И ей, издерганной и хилой,
Впихнуть добро хотя бы силой,
А коль добро пойдет во зло -
То, значит, счастье не везло! V
Царь в Михайловском замке разбирает письма
Письмо ко мне: «Не знаю, почему
Отец мой вдруг был заключен под стражу.
О Государь! Явите милость вашу,
Дозвольте мне делить с отцом тюрьму!».
Отменный сын. Моим-то не чета.
Чуть подросли, от них я жду подвоха.
Мне слово «сын» приходит на уста
В сопровожденье горестного вздоха;
Дерзки со мною - явно неверны,
Робки со мною - тайная измена.
Но я и сам пронес до седины
Всю желчь великокняжеского плена,
Покорно я притворствовал в тени.
Притворство есть. Покорны ли они?
Теперь тот сын, что просится в тюрьму.
Не странно ли? Я не приметил сразу
Все дело омрачающую фразу:
Он написал: «Не знаю, почему».
Примерный сын! Но здесь имеет место
Сомнение в законности ареста!
Напишем так: «Желание юнца
Прекрасное - исполнить не премину.
Не в целом, правда, а наполовину:
Под стражу. Но - отдельно от отца».
И - с Богом. На мое великодушье
В его письме лукавый был расчет.
Вновь оттепель. Все капает, течет,
Сырое предвесеннее удушье…
Я поместил подале от реки
Свою твердыню. Может, пустяки,
Но в Зимнем всё мне было не под силу
Из окон наблюдать свою могилу -
Там, за рекой, на правой стороне,
Где место, уготованное мне,
Пустует в усыпальнице, в соборе…
Как знать, а не заполнится ли вскоре?.. VI
Мой Гамлет,ты до ночи в аккурат -
В сенате, в кабинете, на параде.
Не ты ли сам - державный аппарат?
Не ты ли - каждый винтик в аппарате?
Еще когда за чьим-нибудь плечом
Ты притулялся, обойденный троном,
Расчерчено опрятным кирпичом,
Иное царство зрело эмбрионом;
Давным-давно богатство и чины,
Служебные и частные проделки
Тобою тихо были учтены
В твоей секретной папке «К ПЕРЕДЕЛКЕ».
И польза несомненная была б,
Торжествовал бы деятельный разум,
Когда бы ты ношенье круглых шляп
Не запретил решительным указом!..
Монарх! Над нами властен ты во всем.
Внезапным жестом - судорогой лапы -
Всё отбери! Мы всё перенесем.
Но воздержись - не трогай наши шляпы.
Возьми хоть жизнь! И, что там - ничего!
Из тела жизнь - как женщину из дому:
Насильно отнята у одного,
Она милей становится другому.
Как он смешно трепещет за нее
Пред плахою соседа - погляди-ка!
Оставь его на время, на житье -
И весь он твой, бери его, Владыка!
Лиши ты нас двусмысленных свобод -
Свободы мысли и свободы речи,
Но не стесняй свободы наших мод
И не считай нам пуговиц при встрече.
Ты нас подъемом общим не буди;
Будь нам отцом, однако не вводи
Грозящий перст и менторскую розгу,
И сутки в черно-белую полоску;
Пусть часовой из будки не вопит,
Напоминая нам, как малым детям,
Что спать пора, что ИМПЕРАТОР СПИТ,
В тот сладкий час, когда мы к Лизе едем.
Не то… Но это вздор. Кругом покой,
И, росчерки рассыпав по бумагам,
Монарх по цитадели городской
Расхаживает тикающим шагом.
Еще не гаснет едкая заря,
И мрачным златом шпили одевает,
И жесткий шарф - удавка для царя -
Цареубийце пояс обвивает… VII
Песня заговорщиков
Кто снимет шарф - не в этом суть.
Кто вынет нож - не в этом соль.
Неважно кто, но кто-нибудь
Исполнит нынче эту роль.
Наш вождь - он крикнул нам вослед,
Как отправлялись мы сюда:
«Чтоб изготовить сей омлет,
Разбейте яйца, господа!».
Свой гнев шампанским разогрев,
Несем обиду на царя:
Тот, поклониться не успев,
В деревню сослан был зазря,
Того именья он лишил,
А на другого поднял трость…
С Отчизной что-то совершил!
Но мы спасем ее авось. ПРИПЕВ
Мы заявим, дескать,
Мы заявим, мол,
Ты, тиран и деспот,
Отдавай престол!
Жизнь твоя - в яичке,
Ты уж не серчай,
В сутолоке, в стычке,
Если - невзначай…
А в это время царский сын,
Нам поручив судьбу отца,
Слезится, как хороший сыр,
И ждет конца, и ждет венца…
Как хорошо, что мы - гурьба,
Солистов нет - есть общий хор.
Куда ты гонишь нас, судьба?
На дело чести? На позор?
Переместители корон,
Толпой мы крадемся сюда.
Чу! Это только крик ворон…
О, страшно, страшно, господа! ПРИПЕВ
VIII
Утро после цареубийства
Наутро был над городом простерт
Во всех видах отечественный юмор.
Кто лепетал, что ПРЕКРАТИЛСЯ НОРД,
А кто орал, что БАТЬКА КРЕПКО УМЕР.
Истопники, внося в дровах мороз,
С народною ухмылкой откровенной
Будили бар от сладких сонных грез
И зычно поздравляли с переменой.
Проснувшись в новой эре, господа
Кидались пить. Похмелье нарастало,
И наступил такой момент, когда
Шампанского в столице недостало;
И, смешивая пьяные усы,
На стогнах лобызались незнакомцы…
А небо открывало для красы
В густую синь прогальные оконцы;
Почти безветрен, мартовский денек
По тротуарам шастал бесконтрольно.
Он проходил, как сорванный урок, -
Светло, свежо, разнузданно и школьно;
И весь он был - просвет, пробел, прогал,
Щель между царствий, форточка в окошке…
По граду пиротехник пробегал
И, суетясь, готовил к ночи плошки.
…Борей затих, а сладостный Зефир,
Наследник окаянного Борея,
Еще не дул и не глядел на мир,
От многих слез старательно сырея.
Лишь к вечеру стал тихо повевать
Младой Зефир, ответственность приявший.
Он начинал Европу воевать,
Играя со столицей подгулявшей:
Проверено - не слишком ли ослаб,
И глянуто прохладным кротким глазом,
И первым же неписаным указом
Разрешено ношенье круглых шляп.
1968