Златоглазая
Кажется, они были всегда. Лезли из-под кровати, прятались в разбитых зеркалах, хихикали ветром за спиной. Лепили маски, вручали их спящим прохожим и заливались смехом. Пугающим. Странным.
А главное - говорили. Молча. Цепляясь крепко за сердце, подобострастно смотря в глаза своими до одури большими глазами. Говорили. Молча.
Ночью скрипели снегом под окнами, задыхаясь и плача в хороводе, таились на деревьях, спрыгивали, распугивая мошкару. Говорящие. Молча.
***
Я не боялся их. Нечего пугаться остатков грешных душ, которые вечно ошиваются по соседству. Выходя из квартиры я знал, что увижу их вновь - в мимолетной улыбке, разбивающей сердце, в осколках чьих-то снов, рассыпанных в лицах и чувствах. В эмоциях.
Знаете, мне всегда хотелось иметь стальное сердце или не иметь вовсе. Как Железный дровосек. Вот только он искал свое, а мне хотелось потерять. Чтобы не совершать ошибок. Не плакать. Не смеяться. Не чувствовать, а прятаться в обрывках фраз, окончаниях слов. Тут - улыбнуться, здесь - усмехнуться, и все в танце, в танце. В верном танце эмоций, без права на ошибку, без права на жестокость. Как говорящие молча.
Прерывая работу отдыхом, отдыхом работу, нужно было спать. Сон - единственное правильное в бесконечной игре масок, сон - то, где мы остаемся собой, без прикрас, без налета рутины, без пафоса праздников. Оголенный кусок металла, смешной до невозможности. И говорящий. Громко
- Знаете, а тогда мне хотелось спать. Первый раз в жизни просто - спать. Без прикрас, без изысков. Умереть.
- Ты неправильный. Правильные - серьёзны. Всегда и везде, даже когда тонут в пучине своих иллюзий. Ведь люди носят маски, знаешь? Каждый день разные, каждый день - в настроение.
- Они бессердечны и жестоки. Добившиеся идеала порой гораздо страшнее всех нас. Этакие дьяволята в сахарной глазури.
- Неужели ты хочешь так же?
- Да.
***
Я вышел на учёбу в десять, путаясь в снежном одеяло, а в голове роились слова. Они сбивались в стайки, огорошенно толкали скабрёзные, выдвигая лучшие, без сожаления затаптывая странные. И главное - молчали. Абсолютно оглушительно вереща молчали.
Лекцию я слушал внимательно, стараясь не смотреть в ухмыляющееся зеркало. Соседка ойкнула, случайно толкнув локтем открытую бутылку. Под ногой растекалась лужа, а я не смотрел. Бессмысленно. Они там.
***
Коридор затих напряженно. Тишина сгустилась, угрожая пустить кровь, а я не подаю виду, надевая огненно-рыжее пальто. Теплое. Смешное. Безопасное.
- Привет
Не отвечаю - бессмысленно. На его лице - маска, добродушие, скрещенное с едва заметным беспокойством. Или не маска?
- Я тебя давно не видел. Все в порядке?
- Несомненно, - сосредоточься, подбери верное, - я занят был немного в последнее время, - улыбка номер 19, смесь добродушия и легкой усталости, - ты к метро?
Конечно, он к метро. Смеется, заливается над моим неловким, неумелым анекдотом, а я - не верю. Он без маски. Впервые. Честен, как никогда раннее, даже не притворяется, легонько дергая меня за рукав и похлопывая по плечу. Правда волнуется.
И я позволяю. Впервые позволяю немного снять завесу и изуродованно улыбнуться. Он не замечает - мне и не надо. Я все так же вижу их в чужих глазах - но не боюсь. Не укусят, сдержанны и осторожны в клетке. Улыбаюсь еще раз. Хорошо
Ночью - сплю. Не смотрю в зеркало, не смотрю на когти, позвякивающие из него в темноте. Ложусь и засыпаю. Впервые.
Утром - вижу на кухне тень. Сгорбленную, желтоглазую. Поднимает глаза и смотрит умоляюще. Шепчу: «Потом», убегаю, дрожащими руками закрывая дверь. Не отстанет ведь.
В перерыве успеваю перекусить, стараясь не отвлекаться на блики желтых глаз. Прилипла ведь: то ли кончину чует, то ли раззадорить хочет, зараза. Не на того напала. Не хочу я с тобой пока разговаривать.
После пары - задерживаюсь. Зачем, почему - не знаю. Словно чувствую.
Протягиваю листок, бормочу: «здравствуйтеизвинитепожалуйстанемоглибывыоценитьэто», замолкаю и жду. Желтоглазая когтистая тишина смеется металлическими щепками, самоустраняясь.
- Это... Неплохо. Необычно.
Нет. Не так. Совсем не так. Это отвратительно, знаете ли. Не продолжайте, пожалуйста.
- Ты не хотел бы.... Это кому-то показать?
Я чувствую, что бледнею, хотя внутри все сжимается от стыда. Будто я - маленький нашкодивший ребенок. Я опять сделал все неправильно. Я снова дал слабину. Чертов человечишка. Идиот.
- Все хорошо? Ты выглядишь ... напуганным.
Киваю, бормочу извинения и убегаю. Тишина из зеркала хохочет за ухом, пытаясь затащить в хоровод. Не дамся.
***
Очнулся - на кухне. Передо мной - зеркало. То самое. Первое разбитое. Молча говорящее. Вздыхаю.
- Что тебе нужно? - голос недопустимо дрожит, будто я напуган. Смотрюсь в потемневшее изображение - и правда. Я уже говорил, что хочу стальное сердце?
- Поговорить хочу, заяц. - сегодня она странная. Непозволительно громкая, кажется даже откровенная. Неужели правда погибает?
- Зачем? Мы говорили, даже когда ты еще не была потемневшим отображением нормальности - бесполезно.
Она скалится, сверкая глазами, может, готова даже рассыпается серым смехом, но тут же умолкает потускнев.
- Дурашка... Я правильно хочу говорить, по-настоящему. О тебе. О кошмарах. Обо мне, в конце концов.
Я разговариваю с зеркалом. Свихнулся? Давно.
- Тебе не кажется, что молчание легче? Оно безопаснее. Для всех.
- Для всех, кроме тебя, - грустно качает головой, - разговоры - попытка вытащить разбитые стекла, все остальное - маскировка.
- Тебе не хочется спать?
- Перевод темы - тоже маскировка.
- Разве это плохо?
- Пойми, мир не терпит лжи, а все иллюзии и маски - полнейшая чепуха, выстроенная на отсутствии доверия. Даже если это твой способ сказать, он не спасет. Никогда. Говорить. Словами через рот. Обо всем. Улыбаясь и плача, потому что ты - человек и никто иной. Даже я - человек, пусть и сгнивший среди своих бесчисленных отражений, но живой. Потому что говорю. Потому что рассказываю, потому что слушаю, вещаю, потому что царапаюсь, пытаюсь жить - ради историй, ради сказок, ради любви. К вещам. К историям
Улыбаюсь, смотря как она, потухнув, ускользает. Кажется, ломаюсь.
Словами через рот.
Всегда.