Как мы во вьетнамках Пантократор брали
Всё-таки люди остаются обезьянами. Нет, есть конечно среди них и тюлени, и змеи, и павлины, и коты-собаки, это да. Одна любимая мной женщина, к примеру, енот чистой воды. Но мы с мужем ортодоксальные шимпанзе. Мы все время куда-то лезем. Желательно вверх. Поэтому поселившись у подножия горы Пантократор, мы немедленно взалкали ее вершины. Мы рассматривали ее с земли и с воды, и в навигатор, расспрашивали о ней на русском, на английском и с помощью жестов. Мы хотели ее постичь и хотели сделать это пешком, чтобы не потерять эйфорию завоевания, а также сотню евро за такси.
Чтобы взять гору, мне не хватало только обуви. Поэтому мы поехали из Барбати в Керкиру за легкими, спортивными, нежаркими и недорогими туфлями. Надо ли говорить, что подобные туфли можно купить только по случаю. Они слишком хороши, чтобы валяться на каждом углу. Всяких разных кед, кроссовок и мокасин были россыпли, но МОИХ не было. Мы исходили весь центр и некоторые закоулки, начав мероприятие вопиющей сиестой и продлив до первой звезды (невероятно, но мой муж обошел со мной десятки магазинов, не дрогнув - видимо, сочтя это генеральным прогоном похода).
И когда изнуренная шопингом я, наконец, сказала «на хрен! пойду во вьетнамках!», в ту же благословенную секунду перед нами открылись двери аптеки (!), из которых воссияли они, МОИ туфли. Они стояли на стойке с ортопедической обувью и выглядели настолько убедительно, что даже не требовали примерки. Туфли стоили сначала 120 евро, потом, когда я их обула и потопталась, прозвучала цифра ван хандрид, а потом мы стали общаться как православные русские с православными греками. Я преимущественно твердила слово «эвхаристо» - потому что оно мне нравится, а потом прижала туфли к сердцу и в лучших традициях греческой трагедии возопила «сейл, плиз!» Мы взяли эту пару за девяносто. Сумей я вырвать у себя клок волос, взяли бы и за семьдесят.
Во всяком случае, мы немедленно выпили по стакану узо. Это радостное слово не имеет отношения к электрике, а только к водке, анису, льду и душевному отдохновению. Итак, вернувшись в Барбати, усталые, но довольные, мы поняли, что для похода в горы у меня есть прекрасная обувь, но нет носков.
А Барбати - это такой поселок (колыбель моего сердца), в нем много солнца и моря, еды, бухла и красочных магнитиков, но носков-таки строго по количеству доживающих здесь до зимы. Более того, слово «сокс» неведомо никому. Таким образом, заходя подряд во все лавки, сказав дежурное «ду ю хэв эни сокс фор ми?», мы по очереди производили решительный жест, как будто вдеваем наши ноги в гетры-доспехи. Причем один из нас вдевал, а второй давился рыданиями, уткнув лицо в шедевр ортопедических технологий.
И в самой последней лавке, из самого дальнего угла добрая пожилая гречанка извлекла, наконец, пыльную коробку с носками. Там были носки с Бен Теном, с Дженифер Лопес и с феями Винкс. Я выбрала Винкс, потому что в моей жизни так мало ленточек и стразиков. «ю РИЭЛИ хелпд ми виз сокс!», - с чувством сказала я, мы приобрели еще два сувенирных фонарика с надписью «ай лав Корфу» и вышли навстречу новой порции узо.
Будильник прозвенел в полтретьего ночи. Потому что 15 километров по горной дороге в августе можно пройти только ночью. И в три часа мы выступили. Древнее греческое небо осыпало нас огромными звездами, внизу отдыхало древнее греческое море, Пантократор безмолвно высился в своем древнем греческом величии, четырехсотлетние оливы протягивали к нам свои узловатые руки. Через пятнадцать минут мои новые туфли начали натирать.
В этой жизни я ненавижу три вещи: комаров, мокрые полотенца и бросать дело на полпути. Я шла и молилась: «Господи, пожалуйста, дай мне только дойти до верха, обратно уже доедем на такси, но не заставляй меня сейчас возвращаться в отель, потому что это очень обидно». В результате молитвы я вспомнила, что накануне не достала из рюкзака пакетик со всякими глупыми мелочами, которые сейчас могут меня спасти. Я села на дорогу и затолкала в носки с феями Винкс по ежедневной прокладке. Ортопедический эффект моих туфель возрос на порядок. Я могла ходить!
И мы шли среди старых олив по асфальтовому серпантину и освещали путь по очереди, чтобы батарейки в фонариках расходовались равномерно. Когда дорогу освещал муж, он шарил лучом по обочине, по деревьям, по горам и морю, пробегал взад и вперед по дороге, прочерчивал линию света даже у себя между ног, так, что меня начинало укачивать, и я шипела ему обидные слова и требовала прекратить, потому что и так все время что-то шуршит вокруг, и я готова залезть ему на голову, так что совсем необязательно усугублять!!!
Когда же фонарик включала я, то светила ровным стабильным светом строго вперед, на дорогу, чтобы твёрдо знать, куда я иду. И спокойно шла в уверенности, что вот сейчас за этим поворотом мой луч упадет на шеренгу изможденных безмолвных детей в белых рубашках, они будут держаться за руки и неумолимо и медленно ПРИБЛИЖАТЬСЯ К НАМ!.. Фу, бл…, тут чисто, значит, за следующим…
Так мы шли, шли, шли и шли, все время петляя и потихоньку поднимаясь. И вышли к поселку Спартилла, который согрел нам сердце. Потому что в нем были фонари, красивые балконы, церковь, кафе и, наверно, люди. А еще в нем были собаки. Они вдруг проснулись и устроили скандал. И нам было немного неудобно, что мы беспокоим лаем добрых спартилльцев, спящих в своих красивых домиках.
А потом поселок закончился, а огороды продолжались, и разбуженные собаки кидались на изгороди с диким рыком, и было непонятно, насколько надежны эти изгороди, и почему бы, например, вон той злобной твари не перепрыгнуть забор в трех метрах справа, потому что на ее месте я перепрыгнула бы его именно там.
А одну собаку, видимо, давно не кормили, и она, невидимая на своем наглухо заросшем участке, то рычала сорванным голосом, то лаяла бешеной Сциллой, то выла так, что Конан наш Дойль уныло курит в тамбуре, ибо описанная им собачонка в сравнении с нашей - комнатная левретка. Отвечаю.
Знаете ли вы, что такое очкануть? Мы знаем.
Муж мой, рыбак и охотник, в мирской жизни всегда имеет в кармане минимум один нож. Потому что мало ли что. Но в тот момент он был туристом, недавним пассажиром чартерного рейса, и в кармане имел только сувенирный фонарик с надписью «Ай лав Корфу». Поэтому мы с ним шли очень, очень спокойно, но быстро. И когда установили некоторую дистанцию с собаками, я стала так же быстро думать.
- Мне нужен камень! - придумала я.
Камень нашелся не сразу, но был хорошим. Где-то с мою голову. Я положила его в нарядный пакет с надписью «bakery», покрутила в воздухе и приосанилась.
- Хо-хо! - сказала я молодцевато. - Ты про Давида и Голиафа читал?
Муж с нежностью сказал, что читал. И тут к нам вышла собака. Ростом со стол, лохматая и рыжая. Вышла очень спокойно, даже равнодушно, остановилась и решила постоять. Я несколько раз переложила пакет из руки в руку, мы повздыхали и без помех покинули Спартиллу.
Путь от собак до рассвета я не запомнила - много ржали. Помню только огромного настоящего светлячка, сияющего на обочине. Да пару ежиков-самоубийц, недвижно лежащих посреди дороги. Да высвеченную мужем зловещую табличку «7 Gate. Kerkyra. We make the rules».
- Да ради Бога, чуваки. Только не рычите…
Мы шли. И мой камень был моей путеводной звездой, моей отрадой. Я хотела возложить его на вершину Пантократора, но потом передумала, потому что к нам пришел рассвет - это раз, и до вершины все-таки было еще не близко - это два.
Из-за горы показались лучи. Они были невероятными. Золотыми перстами Авроры. Они топорщились во все стороны и сияли. И вдруг зазвучала мелодия. Нежная и сочная, глубокая мелодия небесных колоколов.
- Ты слышишь? Это в монастыре Пантократора!
Но это было не в монастыре. Это было за ближайшим поворотом. Из-за него вдруг высыпали козы. Длинношерстные, пахнущие сыром фета, глупые козы с колокольчиками величиной с кастрюльку. Шли и звенели нежным звоном, утешающим путника. А какашки у них были квадратные, как бульонные кубики. Чесслово! Я не сообразила сфоткать, но если что, муж подтвердит. Квадратные!
От счастья я сложила свой камень на обочину и переобулась во вьетнамки. Вьетнамки надо брать с собой всегда и везде (как Полотенчик из South Park). Вьетнамки - лучшие друзья девушек. Они гигиеничны и хорошо проветриваемы. И в них за каких-нибудь 45 минут я дошла до вершины.
«Пантократор» значит Вседержитель, и самую макушку горы венчает монастырь. Со стен монастыря видны три стороны острова и туманная Албания. Беспечные греки понатыкали в самый монастырь и вокруг него кошмарных антенн. Антенны неуместны, когда по миру неспешно разливается розовое солнце, горы рисуются многослойной декорацией, а из динамиков густые голоса распевают церковную службу, из которой тебе знакомо только имя Бога, но и этого достаточно.
В монастыре и его окрестностях было хорошо. Пока вокруг не набилось машин и автобусов. Но мы были уже готовы в обратный путь - морально. А фактически мы хотели спуститься другой дорогой, покороче, поэксклюзивнее, для своих. Дорогой, непостижимой для навигатора. Сначала мы опросили девушку, продающую медальоны. Она сказала, что сама из Барбати, и во всем уверена, а нам надо от первого перекрестка идти налево, потом опять налево, и снова налево. Когда муж вернулся, чтобы уточнить, какой перекресток девушка считает первым, она исчезла.
Представительный мужчина из сувенирной лавки прежде всего осудил мои вьетнамки (ви хэв эназа, ноу проблем, - замахали головами мы), потом сказал выйти вооон на ту тропу и никогда с нее не сворачивать, ни налево, ни еще куда. Ну, тут мы по крайней мере видели конкретную тропу. По ней и пошли.
Тропа была каменистой, но вниз идти было по-другому, чем вверх, и мы довольно долго веселились. Где-то с час. Потом мы поговорили на серьезные темы. Про чувство Родины, аграрные навыки в отдельно взятой семье, про взаимосвязь личной культуры с чувством сытости и несытости, про Путина, про самолеты, про износостойкость китайской резины на примере летней женской обуви. Потом мы молчали. Потом мы встретили коз. Козы были другие, не утренние. Они пили. Человек, который поил коз, сказал, что в Барбати мы идем правильно. Но мы не понимали, почему до сих пор не дома. И даже не видим дома или хотя бы моря. И навигатор не видит нашей дороги.
Мы шли по голым раскаленным каменистым горам очень, очень долго. Во вьетнамках. И дорога долго-долго длилась, потом, например, делала резкий поворот и так же долго длилась в обратную сторону строго параллельно самой себе. И тут мы увидели жопу. Она высилась над нами в виде двух зеленых круглых вершин и смеялась. Тогда мы тоже стали смеяться. Все-таки жопа - это не так уж плохо. Это что-то знакомое.
И дорога стала асфальтовой. Над нами кружил орел. Даже выкрикивал чего-то. Потом мы добрались до тени. Мы сели на дорогу, и я решила дождаться ночи. Если бы тень оставалась неподвижной, так бы и случилось. Но тень съёживалась. Надо было двигаться. Тут со стороны дома к нам выехала машина, первая и единственная. «хей! А ю окей?» - спросили пять бодрых парней из нее. «окей! Вери окей!» - заржали мы. Потом прислушивались несколько минут, пока не раздался грохот дорожных камней о железное днище. «вери-вери окей!» - покивали мы и опять пошли домой.
Мы таки дошли. И даже ни разу не поругались. Вышли, правда, не к Барбати, а практически к Кассиопи, но тут нас подобрал рейсовый автобус. От остановки к отелю мы вышагивали, как зомби из майкладжексовского «Триллера». Заботливо поддерживая друг друга за шиворот. Обратный путь занял на полчаса меньше. Пантократор отечески улыбался нам с высоты.
- Я понял, как мы пойдем в следующий раз, - сказал мой любимый, засыпая в номере.
Чтобы взять гору, мне не хватало только обуви. Поэтому мы поехали из Барбати в Керкиру за легкими, спортивными, нежаркими и недорогими туфлями. Надо ли говорить, что подобные туфли можно купить только по случаю. Они слишком хороши, чтобы валяться на каждом углу. Всяких разных кед, кроссовок и мокасин были россыпли, но МОИХ не было. Мы исходили весь центр и некоторые закоулки, начав мероприятие вопиющей сиестой и продлив до первой звезды (невероятно, но мой муж обошел со мной десятки магазинов, не дрогнув - видимо, сочтя это генеральным прогоном похода).
И когда изнуренная шопингом я, наконец, сказала «на хрен! пойду во вьетнамках!», в ту же благословенную секунду перед нами открылись двери аптеки (!), из которых воссияли они, МОИ туфли. Они стояли на стойке с ортопедической обувью и выглядели настолько убедительно, что даже не требовали примерки. Туфли стоили сначала 120 евро, потом, когда я их обула и потопталась, прозвучала цифра ван хандрид, а потом мы стали общаться как православные русские с православными греками. Я преимущественно твердила слово «эвхаристо» - потому что оно мне нравится, а потом прижала туфли к сердцу и в лучших традициях греческой трагедии возопила «сейл, плиз!» Мы взяли эту пару за девяносто. Сумей я вырвать у себя клок волос, взяли бы и за семьдесят.
Во всяком случае, мы немедленно выпили по стакану узо. Это радостное слово не имеет отношения к электрике, а только к водке, анису, льду и душевному отдохновению. Итак, вернувшись в Барбати, усталые, но довольные, мы поняли, что для похода в горы у меня есть прекрасная обувь, но нет носков.
А Барбати - это такой поселок (колыбель моего сердца), в нем много солнца и моря, еды, бухла и красочных магнитиков, но носков-таки строго по количеству доживающих здесь до зимы. Более того, слово «сокс» неведомо никому. Таким образом, заходя подряд во все лавки, сказав дежурное «ду ю хэв эни сокс фор ми?», мы по очереди производили решительный жест, как будто вдеваем наши ноги в гетры-доспехи. Причем один из нас вдевал, а второй давился рыданиями, уткнув лицо в шедевр ортопедических технологий.
И в самой последней лавке, из самого дальнего угла добрая пожилая гречанка извлекла, наконец, пыльную коробку с носками. Там были носки с Бен Теном, с Дженифер Лопес и с феями Винкс. Я выбрала Винкс, потому что в моей жизни так мало ленточек и стразиков. «ю РИЭЛИ хелпд ми виз сокс!», - с чувством сказала я, мы приобрели еще два сувенирных фонарика с надписью «ай лав Корфу» и вышли навстречу новой порции узо.
Будильник прозвенел в полтретьего ночи. Потому что 15 километров по горной дороге в августе можно пройти только ночью. И в три часа мы выступили. Древнее греческое небо осыпало нас огромными звездами, внизу отдыхало древнее греческое море, Пантократор безмолвно высился в своем древнем греческом величии, четырехсотлетние оливы протягивали к нам свои узловатые руки. Через пятнадцать минут мои новые туфли начали натирать.
В этой жизни я ненавижу три вещи: комаров, мокрые полотенца и бросать дело на полпути. Я шла и молилась: «Господи, пожалуйста, дай мне только дойти до верха, обратно уже доедем на такси, но не заставляй меня сейчас возвращаться в отель, потому что это очень обидно». В результате молитвы я вспомнила, что накануне не достала из рюкзака пакетик со всякими глупыми мелочами, которые сейчас могут меня спасти. Я села на дорогу и затолкала в носки с феями Винкс по ежедневной прокладке. Ортопедический эффект моих туфель возрос на порядок. Я могла ходить!
И мы шли среди старых олив по асфальтовому серпантину и освещали путь по очереди, чтобы батарейки в фонариках расходовались равномерно. Когда дорогу освещал муж, он шарил лучом по обочине, по деревьям, по горам и морю, пробегал взад и вперед по дороге, прочерчивал линию света даже у себя между ног, так, что меня начинало укачивать, и я шипела ему обидные слова и требовала прекратить, потому что и так все время что-то шуршит вокруг, и я готова залезть ему на голову, так что совсем необязательно усугублять!!!
Когда же фонарик включала я, то светила ровным стабильным светом строго вперед, на дорогу, чтобы твёрдо знать, куда я иду. И спокойно шла в уверенности, что вот сейчас за этим поворотом мой луч упадет на шеренгу изможденных безмолвных детей в белых рубашках, они будут держаться за руки и неумолимо и медленно ПРИБЛИЖАТЬСЯ К НАМ!.. Фу, бл…, тут чисто, значит, за следующим…
Так мы шли, шли, шли и шли, все время петляя и потихоньку поднимаясь. И вышли к поселку Спартилла, который согрел нам сердце. Потому что в нем были фонари, красивые балконы, церковь, кафе и, наверно, люди. А еще в нем были собаки. Они вдруг проснулись и устроили скандал. И нам было немного неудобно, что мы беспокоим лаем добрых спартилльцев, спящих в своих красивых домиках.
А потом поселок закончился, а огороды продолжались, и разбуженные собаки кидались на изгороди с диким рыком, и было непонятно, насколько надежны эти изгороди, и почему бы, например, вон той злобной твари не перепрыгнуть забор в трех метрах справа, потому что на ее месте я перепрыгнула бы его именно там.
А одну собаку, видимо, давно не кормили, и она, невидимая на своем наглухо заросшем участке, то рычала сорванным голосом, то лаяла бешеной Сциллой, то выла так, что Конан наш Дойль уныло курит в тамбуре, ибо описанная им собачонка в сравнении с нашей - комнатная левретка. Отвечаю.
Знаете ли вы, что такое очкануть? Мы знаем.
Муж мой, рыбак и охотник, в мирской жизни всегда имеет в кармане минимум один нож. Потому что мало ли что. Но в тот момент он был туристом, недавним пассажиром чартерного рейса, и в кармане имел только сувенирный фонарик с надписью «Ай лав Корфу». Поэтому мы с ним шли очень, очень спокойно, но быстро. И когда установили некоторую дистанцию с собаками, я стала так же быстро думать.
- Мне нужен камень! - придумала я.
Камень нашелся не сразу, но был хорошим. Где-то с мою голову. Я положила его в нарядный пакет с надписью «bakery», покрутила в воздухе и приосанилась.
- Хо-хо! - сказала я молодцевато. - Ты про Давида и Голиафа читал?
Муж с нежностью сказал, что читал. И тут к нам вышла собака. Ростом со стол, лохматая и рыжая. Вышла очень спокойно, даже равнодушно, остановилась и решила постоять. Я несколько раз переложила пакет из руки в руку, мы повздыхали и без помех покинули Спартиллу.
Путь от собак до рассвета я не запомнила - много ржали. Помню только огромного настоящего светлячка, сияющего на обочине. Да пару ежиков-самоубийц, недвижно лежащих посреди дороги. Да высвеченную мужем зловещую табличку «7 Gate. Kerkyra. We make the rules».
- Да ради Бога, чуваки. Только не рычите…
Мы шли. И мой камень был моей путеводной звездой, моей отрадой. Я хотела возложить его на вершину Пантократора, но потом передумала, потому что к нам пришел рассвет - это раз, и до вершины все-таки было еще не близко - это два.
Из-за горы показались лучи. Они были невероятными. Золотыми перстами Авроры. Они топорщились во все стороны и сияли. И вдруг зазвучала мелодия. Нежная и сочная, глубокая мелодия небесных колоколов.
- Ты слышишь? Это в монастыре Пантократора!
Но это было не в монастыре. Это было за ближайшим поворотом. Из-за него вдруг высыпали козы. Длинношерстные, пахнущие сыром фета, глупые козы с колокольчиками величиной с кастрюльку. Шли и звенели нежным звоном, утешающим путника. А какашки у них были квадратные, как бульонные кубики. Чесслово! Я не сообразила сфоткать, но если что, муж подтвердит. Квадратные!
От счастья я сложила свой камень на обочину и переобулась во вьетнамки. Вьетнамки надо брать с собой всегда и везде (как Полотенчик из South Park). Вьетнамки - лучшие друзья девушек. Они гигиеничны и хорошо проветриваемы. И в них за каких-нибудь 45 минут я дошла до вершины.
«Пантократор» значит Вседержитель, и самую макушку горы венчает монастырь. Со стен монастыря видны три стороны острова и туманная Албания. Беспечные греки понатыкали в самый монастырь и вокруг него кошмарных антенн. Антенны неуместны, когда по миру неспешно разливается розовое солнце, горы рисуются многослойной декорацией, а из динамиков густые голоса распевают церковную службу, из которой тебе знакомо только имя Бога, но и этого достаточно.
В монастыре и его окрестностях было хорошо. Пока вокруг не набилось машин и автобусов. Но мы были уже готовы в обратный путь - морально. А фактически мы хотели спуститься другой дорогой, покороче, поэксклюзивнее, для своих. Дорогой, непостижимой для навигатора. Сначала мы опросили девушку, продающую медальоны. Она сказала, что сама из Барбати, и во всем уверена, а нам надо от первого перекрестка идти налево, потом опять налево, и снова налево. Когда муж вернулся, чтобы уточнить, какой перекресток девушка считает первым, она исчезла.
Представительный мужчина из сувенирной лавки прежде всего осудил мои вьетнамки (ви хэв эназа, ноу проблем, - замахали головами мы), потом сказал выйти вооон на ту тропу и никогда с нее не сворачивать, ни налево, ни еще куда. Ну, тут мы по крайней мере видели конкретную тропу. По ней и пошли.
Тропа была каменистой, но вниз идти было по-другому, чем вверх, и мы довольно долго веселились. Где-то с час. Потом мы поговорили на серьезные темы. Про чувство Родины, аграрные навыки в отдельно взятой семье, про взаимосвязь личной культуры с чувством сытости и несытости, про Путина, про самолеты, про износостойкость китайской резины на примере летней женской обуви. Потом мы молчали. Потом мы встретили коз. Козы были другие, не утренние. Они пили. Человек, который поил коз, сказал, что в Барбати мы идем правильно. Но мы не понимали, почему до сих пор не дома. И даже не видим дома или хотя бы моря. И навигатор не видит нашей дороги.
Мы шли по голым раскаленным каменистым горам очень, очень долго. Во вьетнамках. И дорога долго-долго длилась, потом, например, делала резкий поворот и так же долго длилась в обратную сторону строго параллельно самой себе. И тут мы увидели жопу. Она высилась над нами в виде двух зеленых круглых вершин и смеялась. Тогда мы тоже стали смеяться. Все-таки жопа - это не так уж плохо. Это что-то знакомое.
И дорога стала асфальтовой. Над нами кружил орел. Даже выкрикивал чего-то. Потом мы добрались до тени. Мы сели на дорогу, и я решила дождаться ночи. Если бы тень оставалась неподвижной, так бы и случилось. Но тень съёживалась. Надо было двигаться. Тут со стороны дома к нам выехала машина, первая и единственная. «хей! А ю окей?» - спросили пять бодрых парней из нее. «окей! Вери окей!» - заржали мы. Потом прислушивались несколько минут, пока не раздался грохот дорожных камней о железное днище. «вери-вери окей!» - покивали мы и опять пошли домой.
Мы таки дошли. И даже ни разу не поругались. Вышли, правда, не к Барбати, а практически к Кассиопи, но тут нас подобрал рейсовый автобус. От остановки к отелю мы вышагивали, как зомби из майкладжексовского «Триллера». Заботливо поддерживая друг друга за шиворот. Обратный путь занял на полчаса меньше. Пантократор отечески улыбался нам с высоты.
- Я понял, как мы пойдем в следующий раз, - сказал мой любимый, засыпая в номере.