Одиночество в средние века
Тут приятель спросил, как бы вы продемонстрировали разницу менталитетов современного человека и человека средневековья, если бы вам, допустим, пришлось писать исторический роман по своей излюбленной эпохе. У меня от такого вопроса немножко глаза разбежались, потому что, например, Арон Яковлевич Гуревич про это целую книгу написал, и то не исчерпал вопроса, а только наметил основные направления. Ответил я навскидку первое, что в голову пришло, а тут вот задумался. Я бы сказал, что одно из важнейших отличий не только средневекового человека, а и почти любого человека былых эпох от современного, которое лежит на поверхности, но при этом не очевидно именно потому, что слишком очевидно - это принципиально иное представление об одиночестве, интимности и приватности и обо всем, что с этим связано.
Прежде всего, человек средневековья почти никогда не оставался один. Да, не надо хи-хи, по возможности и в сортире тоже. Если мы, например, возьмем «Прядь о Торстейне Морозе», то мы увидим, что культурно обустроенное отхожее место в богатой усадьбе выглядит так:
«Оно было такое большое, что одиннадцать человек могли в нем сидеть с каждой стороны. Садится он на крайнее сиденье и, посидев некоторое время, видит, что у самого дальнего сиденья появляется черт и садится». (Если вам интересно, что было дальше, то http://norroen.info/src/isl/thorsteinsk/ru.html)
Человек средневековья всегда, постоянно находится в присутствии других людей. И ему нормально. Без людей ему стремно и неуютно. Если так подумать, то святой отшельник уже потому святой, что добровольно отказался от общества других людей и живет один (возможно, с одним-единственным послушником, то есть практически в полном одиночестве).
Это не только средневековья касается, так было вплоть до самого последнего времени. Когда мы читаем в классической литературе, что кто-то «живет один» или «путешествует один», это не совсем то, что мы себе представляем по умолчанию. Это значит всего лишь, что рядом с ним нет никого, с кем можно общаться на равных и кого вообще стоило бы упоминать. Если Онегин в именье дяди «живет один», это означает, что вместе с ним в том же доме проживает как минимум один, а лучше два или три лакея, домоправитель, садовник, повар или кухарка (лучше и то, и другое: повара он привез с собой, чтобы готовить изысканные столичные блюда, а кухарка готовит обычную повседневную еду, не француз же ему станет бараний бок с кашей запекать), кухонные мужики, поварята, истопники, конюха, берейторы и кучера, некоторое количество сенных девок (а кто их там считает)... и так далее. Если бы Онегин женился, количество необходимой прислуги увеличилось бы в разы. А так он пока что живет один. Совсем один. Потому что эта прислуга - не то чтобы люди, это скорее домовые эльфы, обеспечивающие нормальное функционирование хозяйства, все то, что в наше время обеспечивается электричеством, водопроводом, канализацией, газовой плитой, микроволновкой, пылесосом, стиральной машиной итогдалие. При этом на самом деле они есть, они присутствуют, ты поневоле так или иначе с ними общаешься (с сенными девками иной раз и очень даже интимно), и, на самом деле, значительная часть тогдашней жизни сводится как раз к взаимодействию с прислугой, тому, как ее нанимать (если у тебя нет крепостных), тому, как ее вышколить, чтобы она была максимально незаметна, и тому, как с нею взаимодействовать, чтобы она не наглела (все равно обнаглеет, конечно, ну что ж поделаешь...) Разумеется, в числе прочего, частью грамотного взаимодействия с прислугой было умение эту прислугу не замечать (у Честертона несколько рассказов именно об этом, и именно потому, что ситуация, когда рядом с тобой живой человек в роли мебели, переставала восприниматься как естественная и приемлемая). Короче, об этом можно говорить бесконечно, но идею вы поняли. То есть то, что двести лет назад называлось «жизнь в одиночестве на лоне природы», мы бы с вами сейчас восприняли как «проходной двор». Ну а что поделаешь, ночной горшок сам себя не вынесет!
И кстати, о «проходном дворе»: все мы бывали на экскурсиях во дворцах и в старинных барских усадьбах и примерно знаем, как они устроены. Стандартная планировка - это анфилада. Сколько угодно залов, нанизанных на единый проход, с дверьми, ведущими из одного в другой. Насколько я понимаю, «изолированные комнаты», куда попадают не из соседних комнат, а из коридора или прихожей - относительно недавнее изобретение. В старинных дворцах в лучшем случае пара спален и кабинетов никуда не ведут, а так-то все покои проходятся насквозь. Видимо, им было нормально. Надо сказать, самый новый жилой дом, выстроенный в таком стиле, я видел в 2000 году подо Львовом, и построен он был буквально вот-вот, в конце ХХ века. Это был богатый крестьянский дом, и выстроен он был бубликом: шесть или восемь комнат со сквозным проходом из одной в другую, а в центре печь, которой это все отапливалось. И, видимо, хозяевам было нормально, тот факт, что все комнаты проходные, совершенно их не беспокоил, а шо не так?
У человека средневековья все то же самое, только еще круче. Онегин хотя бы иногда остается один, совсем один. Человек средневековья один не остается в принципе. То есть, к примеру, насколько я понимаю, знатная дама в своей постели спала не одна, а минимум с одной, иногда с несколькими служанками или фрейлинами. Соответственно, когда к королеве Гвиневере или там Изольде Белокурой «тайно» приходит Ланселот или Тристан, в постели он оказывается минимум третьим, а то и четвертым. Разумеется, лишних дам можно выставить за дверь; но, в любом случае, для них его визит тайной не будет; просто они никому не скажут. Наверное.
То же самое - персонажи исландских саг. По умолчанию подразумевается, что у всего происходящего есть свидетели, что вокруг полно других людей, просто это не какие-то знатные люди, а женщины, дети, рабы или слуги, которые ничего особо не могут, кроме как запомнить и пересказать происходящее. (Когда в саге идет речь о судебном процессе и там упоминаются «свидетели», следует понимать, что речь не о тех, кто присутствовал при факте совершения, допустим, убийства и может рассказать, как все было - это просто дееспособные люди, проживающие поблизости от того места, где случилось событие, и своим именем могущие поручиться за то, что разбирательство будет законным; свидетели в нашем понимании тут особо не нужны, потому что об убийстве сам убийца все и расскажет). Интимности и приватности в нашем понимании не существует - все происходящее, включая то, кто с кем спит, происходит практически на глазах у окружающих (например, на минуточку, в ходе плавания на корабле жена кормчего этак запросто изменяет мужу с пассажиром... вы эти корабли вообще видели?)
Та же фигня, собственно, в монастырях. Средневековый монастырь, за редкими исключениями - это большая пионерская спальня, где все всё про всех знают (о дальнейшем см. «Имя розы»).
То есть все «тайное» и «секретное» - это не то, чего никто не видел; это просто то, что не обсуждают и о чем не рассказывают. И, по большому счету, если любого доверенного слугу любого знатного вельможи как следует потрясти... Он же про своего господина знает намного больше, чем любая современная любящая мама знает про своего ненаглядного сыночка! (Ну вот именно поэтому во многих культурах слуги и рабы и не могли свидетельствовать против своего господина).
На самом деле, у современного человека эти вещи в голове укладываются с огромным трудом, потому что он к такому не привык. Особенно люди нового поколения, которые уже не росли в коммуналках и привыкли, что даже у ребенка должна быть своя отдельная комната (причем отсутствие возможности в этой комнате запереться - уже нарушение личных границ). И по современным романам "про старину" это иной раз очень и очень заметно. Поэтому если бы я, допустим, писал роман о средневековье, мне бы для каждой сцены пришлось отдельно продумывать картинку: сколько там на самом деле людей, кто где стоит/сидит/едет и кто из них что видит. Включая всех этих бессловесных слуг, пажей и прислужниц. Потому что они есть, даже если в действии не участвуют. Потому что никогда не знаешь, где пригодится.
Прежде всего, человек средневековья почти никогда не оставался один. Да, не надо хи-хи, по возможности и в сортире тоже. Если мы, например, возьмем «Прядь о Торстейне Морозе», то мы увидим, что культурно обустроенное отхожее место в богатой усадьбе выглядит так:
«Оно было такое большое, что одиннадцать человек могли в нем сидеть с каждой стороны. Садится он на крайнее сиденье и, посидев некоторое время, видит, что у самого дальнего сиденья появляется черт и садится». (Если вам интересно, что было дальше, то http://norroen.info/src/isl/thorsteinsk/ru.html)
Человек средневековья всегда, постоянно находится в присутствии других людей. И ему нормально. Без людей ему стремно и неуютно. Если так подумать, то святой отшельник уже потому святой, что добровольно отказался от общества других людей и живет один (возможно, с одним-единственным послушником, то есть практически в полном одиночестве).
Это не только средневековья касается, так было вплоть до самого последнего времени. Когда мы читаем в классической литературе, что кто-то «живет один» или «путешествует один», это не совсем то, что мы себе представляем по умолчанию. Это значит всего лишь, что рядом с ним нет никого, с кем можно общаться на равных и кого вообще стоило бы упоминать. Если Онегин в именье дяди «живет один», это означает, что вместе с ним в том же доме проживает как минимум один, а лучше два или три лакея, домоправитель, садовник, повар или кухарка (лучше и то, и другое: повара он привез с собой, чтобы готовить изысканные столичные блюда, а кухарка готовит обычную повседневную еду, не француз же ему станет бараний бок с кашей запекать), кухонные мужики, поварята, истопники, конюха, берейторы и кучера, некоторое количество сенных девок (а кто их там считает)... и так далее. Если бы Онегин женился, количество необходимой прислуги увеличилось бы в разы. А так он пока что живет один. Совсем один. Потому что эта прислуга - не то чтобы люди, это скорее домовые эльфы, обеспечивающие нормальное функционирование хозяйства, все то, что в наше время обеспечивается электричеством, водопроводом, канализацией, газовой плитой, микроволновкой, пылесосом, стиральной машиной итогдалие. При этом на самом деле они есть, они присутствуют, ты поневоле так или иначе с ними общаешься (с сенными девками иной раз и очень даже интимно), и, на самом деле, значительная часть тогдашней жизни сводится как раз к взаимодействию с прислугой, тому, как ее нанимать (если у тебя нет крепостных), тому, как ее вышколить, чтобы она была максимально незаметна, и тому, как с нею взаимодействовать, чтобы она не наглела (все равно обнаглеет, конечно, ну что ж поделаешь...) Разумеется, в числе прочего, частью грамотного взаимодействия с прислугой было умение эту прислугу не замечать (у Честертона несколько рассказов именно об этом, и именно потому, что ситуация, когда рядом с тобой живой человек в роли мебели, переставала восприниматься как естественная и приемлемая). Короче, об этом можно говорить бесконечно, но идею вы поняли. То есть то, что двести лет назад называлось «жизнь в одиночестве на лоне природы», мы бы с вами сейчас восприняли как «проходной двор». Ну а что поделаешь, ночной горшок сам себя не вынесет!
И кстати, о «проходном дворе»: все мы бывали на экскурсиях во дворцах и в старинных барских усадьбах и примерно знаем, как они устроены. Стандартная планировка - это анфилада. Сколько угодно залов, нанизанных на единый проход, с дверьми, ведущими из одного в другой. Насколько я понимаю, «изолированные комнаты», куда попадают не из соседних комнат, а из коридора или прихожей - относительно недавнее изобретение. В старинных дворцах в лучшем случае пара спален и кабинетов никуда не ведут, а так-то все покои проходятся насквозь. Видимо, им было нормально. Надо сказать, самый новый жилой дом, выстроенный в таком стиле, я видел в 2000 году подо Львовом, и построен он был буквально вот-вот, в конце ХХ века. Это был богатый крестьянский дом, и выстроен он был бубликом: шесть или восемь комнат со сквозным проходом из одной в другую, а в центре печь, которой это все отапливалось. И, видимо, хозяевам было нормально, тот факт, что все комнаты проходные, совершенно их не беспокоил, а шо не так?
У человека средневековья все то же самое, только еще круче. Онегин хотя бы иногда остается один, совсем один. Человек средневековья один не остается в принципе. То есть, к примеру, насколько я понимаю, знатная дама в своей постели спала не одна, а минимум с одной, иногда с несколькими служанками или фрейлинами. Соответственно, когда к королеве Гвиневере или там Изольде Белокурой «тайно» приходит Ланселот или Тристан, в постели он оказывается минимум третьим, а то и четвертым. Разумеется, лишних дам можно выставить за дверь; но, в любом случае, для них его визит тайной не будет; просто они никому не скажут. Наверное.
То же самое - персонажи исландских саг. По умолчанию подразумевается, что у всего происходящего есть свидетели, что вокруг полно других людей, просто это не какие-то знатные люди, а женщины, дети, рабы или слуги, которые ничего особо не могут, кроме как запомнить и пересказать происходящее. (Когда в саге идет речь о судебном процессе и там упоминаются «свидетели», следует понимать, что речь не о тех, кто присутствовал при факте совершения, допустим, убийства и может рассказать, как все было - это просто дееспособные люди, проживающие поблизости от того места, где случилось событие, и своим именем могущие поручиться за то, что разбирательство будет законным; свидетели в нашем понимании тут особо не нужны, потому что об убийстве сам убийца все и расскажет). Интимности и приватности в нашем понимании не существует - все происходящее, включая то, кто с кем спит, происходит практически на глазах у окружающих (например, на минуточку, в ходе плавания на корабле жена кормчего этак запросто изменяет мужу с пассажиром... вы эти корабли вообще видели?)
Та же фигня, собственно, в монастырях. Средневековый монастырь, за редкими исключениями - это большая пионерская спальня, где все всё про всех знают (о дальнейшем см. «Имя розы»).
То есть все «тайное» и «секретное» - это не то, чего никто не видел; это просто то, что не обсуждают и о чем не рассказывают. И, по большому счету, если любого доверенного слугу любого знатного вельможи как следует потрясти... Он же про своего господина знает намного больше, чем любая современная любящая мама знает про своего ненаглядного сыночка! (Ну вот именно поэтому во многих культурах слуги и рабы и не могли свидетельствовать против своего господина).
На самом деле, у современного человека эти вещи в голове укладываются с огромным трудом, потому что он к такому не привык. Особенно люди нового поколения, которые уже не росли в коммуналках и привыкли, что даже у ребенка должна быть своя отдельная комната (причем отсутствие возможности в этой комнате запереться - уже нарушение личных границ). И по современным романам "про старину" это иной раз очень и очень заметно. Поэтому если бы я, допустим, писал роман о средневековье, мне бы для каждой сцены пришлось отдельно продумывать картинку: сколько там на самом деле людей, кто где стоит/сидит/едет и кто из них что видит. Включая всех этих бессловесных слуг, пажей и прислужниц. Потому что они есть, даже если в действии не участвуют. Потому что никогда не знаешь, где пригодится.