Вступление.
Ходила я в детстве мимо книжных полок... Много хорошего находила... Но всегда - мимо красненькой такой книжечки с надписью непонятной. То есть - полнадписи было понятно: "А. К. Толстой". А дальше - какие-то очень неэстетические закорюки. Чёрные. Фу. На красном. Фи.
И вдруг как-то эту книжку - цап! А там - "Драматическая трилогия"... "Гарабурда хоть не природный лях, Но пить здоров и говорить охотник"; "Легитиум тот старый пильновать", "... и учиняюсь паки Царём Руси и вашим господином"; "Ни свояка! Ни зятя! Ни холопа! Всех погубил я!"; "Две эпистолии тебе я шлю От Цицерона, римского витии, К его друзьям, ко Клавдию и к Марку"; "Довольно Осталось вас. Ещё раз на пять хватит"; "Царь шлёпнулся!"; "Меня князь Сицкий старше и умней"; "А мы, выходит, - дальние бояре?"; "И скоро всех татарин пересядет", - периодически доносилось из моей комнаты. Угу. До сих пор помню.
Мечтала посмотреть это на сцене. В Великом Малом театре. Дожила. До "Царя Бориса".
Расшаркивания. Я думаю, мне следует заранее честно сказать, что в театре я ничего не понимаю. Оперу люблю. Там поют. А драматический театр... Я правда не понимаю, почему актёры то ни с того ни с сего надсадно кричат, то шепчут, говорят с гиперутрированными интонациями, как Снегурочка с Дедом Морозом на детском празднике; бегают или еле ползут по сцене. Наверно, так надо. Некоторые вот не понимают "Формулу-1", футбол или музыку Шостаковича. А я - драматический театр. Не дано. Ме нет, боюсь упоминать теперь название этого несчастного животного и на ухо наступил, и в глаз звезданул... Финиш.
Метатекст. А.К. Толстой. "Проект постановки на сцену трагедии Смерть Иоанна Грозного": "Верное понимание отдельных характеров будет иметь следствием возможное совершенство игры, что самое облегчит зрителю понимание общей идеи. Тогда только возникнет перед публикою цельное и осмысленное создание...". Там же: "Трагедия написана стихами, и к ним приложено много старанья. Надобно, чтобы все актёры выучили свои роли твёрдо наизусть... В стихах... вовсе не всё равно, которое слово будет сказано прежде и которое после. Каждая перестановка и каждое неправильное ударение может поразить слушателя как обухом по лбу".
А.К. Толстой. "Проект постановки на сцену трагедии Царь Фёдор Иоаннович": "... я, в самом конце, очень осторожно упомянул о необходимости всем исполнителям знать свои роли наизусть. Опыт показал, что не только напоминание не было лишним, но что я не довольно на нём настаивал".
Основная часть. "Царя Бориса" обкорнали. Безжалостно. Убрали зачем-то даже самое начало. Разговор Салтыкова и Воейкова. Начали сразу с Бориса. А то народ не поймёт. Люди какие-то по сцене ходят на сцене стоят, чего-то говорят. Один человек мне даже объяснил: это они решили - под Пушкина. Такая мысль немного греет. Пушкина народ знает. Это который пьесу написал.
Одни сцены вырезали, другие подстригли. Странно. Пьеса вроде бы для театра - значит, стричь не нужно... Цензуры нет. У нас и схимника вполне можно на сцену вывести. И ляпнуть с неё, с этой сцены, тоже что угодно можно. Казалось бы. Ан нет! Ляпнуть, наверно, можно, но лимит на ляпанье - 3 часа 20 минут. Такова продолжительность спектакля. Для народа. А то не выдержит. Да-а, крепкие ребята были наши предки...
Экономит театр на актёрах. А практикантов из театральных вузов - неужели ж нету бесплатных рабов? - не берёт. Это режиссёр, наверно, раскрыл один из Проектов автора наугад - и наткнулся на пожелание хорошему артисту пожертвовать собою, но не доверять энную маленькую роль статисту. Шутки ради пожелание исполнил. Наполовину. И то дело, конечно...
Отменили:
двух советников королевича Христиана;
нунция Миранду;
шведского посла;
флорентийского посла;
атамана Хлопко и его разбойников - и действительно, зачем проза в середине пьесы, написанной стихами;
Мисаила;
Григория Отрепьева - а то он уж здесь совсем не как у Пушкина - который "Муму"-то написал;
весь народ, кроме стражников и стрельцов.
Ганзейского посла - с его прелестною речью про пуды в богине Венус - я жалею отдельным пунктом. Он есть в постановке. Но какой он?..
А.К., когда только начал писать "Смерть Иоанна", довольно холоден был к Борису. Но вот ум признавал в нём с самого начала!!! А потом и вовсе подпал под обаяние борисовской личности и многое пересмотрел. Почти всё нехорошее, что было в татарине в первой пьесе трилогии, автор свалил в последней на Марию Годунову... Однако ума у мужа её при этом не отнял!!!
На сцене Малого театра Борис - страшный неврастеник. Орёт всё время, как будто седалищный нерв защемили... Ни намёка на величие, на что-то царское в нём нет. На ум - тоже. И ходит в основном в какой-то грязной рубашке, как привидение. Дикое и несимпатичное. И без мотора.
Фёдор, сын его, играет в Иванушку-дурачка. Жизненно так играет. Такому, ясное дело, царства не оставишь... Станешь тут неврастеником.
А.К. много думал о татарских обычаях на Руси. Фёдор в пьесе говорит, что обычай жениху и невесте не видеться до свадьбы "от татар привился". А батюшка, мол, восстанавливает на Руси прекрасные древние традиции. Но сдаётся мне, что под этим автор понимал не то, что творится на сцене!!! Грязные серые рубашки - фирменный знак особ царской крови, надо полагать, - беготня и качание на качелях, жених, который явно норовит стукнуть невесту пониже спины... Нет. Не верю. Тьфу. Метатекст. Впрочем, я точно так же не оценила несколько лет назад современной и прекрасной постановки "Руслана и Людмилы" в Станиславском. Это где Наина с сигаретой, князь Светозар - гусарский полковник... И тэ пэ. И Глинке, и Пушкину досталось там на орехи. Кстати, они где-то в финале по сцене вместе бродят...
Пожелание А.К., чтобы актёры твёрдо знали свои роли, никто, разумеется, не выполнил... Зачем? Да и "не довольно" он на этом настаивал. Действительно. К чему вообще какие-то там проекты постановки...
Посмотреть в словарь, чтобы выяснить, где в незнакомых словах ударения ставить, - и в голову никому не пришло. А уж то, что даже в знакомых словах они, ударения эти, могут стоять не там - чтобы ритмический рисунок не ломать - ну это уж совсем...
Режиссёр к тому же не верит в человека. Ни в актёра, ни в зрителя. Не верит, что возможно услышать разницу между "пытки есть иные Чувствительней и дыба и когтей" (как у А.К.) - и "пытки есть иные, Чувствительней и дыба и когтей" (как выговорила актриса).
Есть ещё прекрасное место. У А.К. он звучит так:
Просвирку вот там вынула во здравье
Твое, царица: а вот эту вот
За упокой родителя твого,
Григория Лукьяныча!
У режиссёра:
Просвирку вот там вынула во здравье
Твое, царица: а вот эту вот
За упокой родителя твого,
Григория Лукьяныча...
Скуратова... Малюты.
Где уж нам уж...
Нет. Не могу больше. Здесь всё совсем грустно и обидно. Выходит, не только фильмы по любимым книжкам не стоит смотреть, не только на пьесы по мотивам других любимых книжек не стоит ходить - но и даже пьесы по любимым пьесам - табу.
Заключение. Оно, конечно, и не заключение вовсе... Так... Зато вот царица Марфа и особенно Семён Годунов получились у исполнителей так, что ну нигде не прибрюзжишься! Отрадно!
Постскриптум. Это у меня графоманское. На ЦБ сходили мы ещё зимою. До сих пор успокоиться не могу...
А вот текст ката - это поразительная фраза из программки. Что за празднование?.. К чему бы это?..