Об Ализе
Ализа - владелица квартиры, которую снимают родители моей жены. Поскольку они ивритом владеют слабо, то все переговоры с ней веду я.
Она - очень неплохая тётка. За шесть лет она два раза соглашалась снизить квартирную плату. Да и как хозяйка - лучше не придумаешь. Ализа жила в Америке, своим присутствием не докучала, в гости неожиданно не приходила. Когда возникали проблемы, и что-то в квартире требовало ремонта, она без разговоров присылала деньги.
Однако случилось несчастье. Муж её, зав. отделением в какой-то Лос-Анжелесской больнице, нашёл себе «молоденькую». И Ализе, и её мужу уже под шестьдесят. Дети большие, живут самостоятельно. И Ализа решила развестись и вернуться в Израиль.
Всё это было мне рассказано за те полтора часа, что я с ней просидел в кафе в Рамат-Гане. Со скоростью тысяча слов в минуту. С перерывами на разговоры по мобильнику, который звонил каждые полторы минуты.
Она мне рассказала о том, как она здесь цветёт. О том, как она написала и выпустила две книжки для детей (одна из них была торжественно преподнесена мне, с дарственной надписью для Рончика). О том, что собирается издать книгу своих стихов. О том, как она редактирует какую-то Рамат-Ганскую газету. О её планах открыть художественно-литературный салон, где будет вся израильская элита, и даже писатель Амос Оз. «И тебя с женой приглашу, - обещала она - познакомитесь с ним».
В один из своих прошлых приездов, пару лет назад, она купила одну из картин у моего тестя. «Послушай, давай устроим ему выставку! - восклицала она, хлопая меня по руке. - Ведь он прекрасный художник! Решено, я договариваюсь о выставке, а он пусть готовит работы!»
В общем, вернувшись в Израиль, Ализа просто расцвела. Энергия у этой женщины бьёт через край, я даже несколько устал от общения с ней. Конечно, я далёк от того, чтобы верить всем её обещаниям. Это было бы просто смешно. Но удовольствие от этого вечера я получил немалое.
Конечно, я не стал спрашивать об её политических взглядах. Зачем портить вечер? И так всё понятно.
Но какое-то ощущение несоответствия не покидало меня всё время, что я общался с ней. Чем-то её поведение неуловимо отличалось от имеющегося в моём распоряжении стереотипа богемной левой пожилой израильтянки.
И только недавно, по прошествии нескольких недель, я, наконец-то, понял.
К «русским» коренные израильтяне относятся по-разному. Кто-то нас откровенно не любит. Кто-то, наоборот, считает, что мы спасли страну. Кто-то нас боится, как конкурентов. Кто-то считает нас чужими в этом обществе. Кто-то, наоборот, уверен, что нашу культуру следует активно перенимать. Кто-то к нам равнодушен, а кто-то нас активно не замечает. Но, несомненно, каждый израильтянин как-то относится к этой странной и новой этнической группе.
А Ализа к «русским» не относится никак. Она, наверное, даже не осведомлена о наличии такой группы в израильском обществе. То есть нет, конечно она в курсе, что в Израиль приехал миллион выходцев из бывшего СССР. Но дело в том, что об этом историческом событии она узнала из газет. Она не была здесь всё это время, она не переживала изменений, которые происходили в израильском обществе, мучительно переваривающем нас. Конечно, за четырнадцать лет, что её здесь не было, это общество изменилось, и изменилось существенно, но вряд ли из той лавины впечатлений, что обрушилась на неё она способна вычленить тот факт, что появилась масса новых людей, не похожих на «обычных» израильтян.
Именно поэтому в её сознании нет никаких «русских», как и нет никакого отношения к ним.
Ну кто, скажите, кто в добром здравии будет давать «русскому» читать свои стихи на иврите и ждать его оценки? Кто будет приглашать его на встречу с Амосом Озом? Рассказывать ему о том, как жизнь в Америке суха и безвкусна по сравнению с тёплым и приветливым Израилем?
А кстати, насчёт выставки картин Лериного отца я ей не спущу. Буду звонить каждую неделю и спрашивать, как обстоят дела, и когда выставка. А вдруг, действительно, что-нибудь получится?
Она - очень неплохая тётка. За шесть лет она два раза соглашалась снизить квартирную плату. Да и как хозяйка - лучше не придумаешь. Ализа жила в Америке, своим присутствием не докучала, в гости неожиданно не приходила. Когда возникали проблемы, и что-то в квартире требовало ремонта, она без разговоров присылала деньги.
Однако случилось несчастье. Муж её, зав. отделением в какой-то Лос-Анжелесской больнице, нашёл себе «молоденькую». И Ализе, и её мужу уже под шестьдесят. Дети большие, живут самостоятельно. И Ализа решила развестись и вернуться в Израиль.
Всё это было мне рассказано за те полтора часа, что я с ней просидел в кафе в Рамат-Гане. Со скоростью тысяча слов в минуту. С перерывами на разговоры по мобильнику, который звонил каждые полторы минуты.
Она мне рассказала о том, как она здесь цветёт. О том, как она написала и выпустила две книжки для детей (одна из них была торжественно преподнесена мне, с дарственной надписью для Рончика). О том, что собирается издать книгу своих стихов. О том, как она редактирует какую-то Рамат-Ганскую газету. О её планах открыть художественно-литературный салон, где будет вся израильская элита, и даже писатель Амос Оз. «И тебя с женой приглашу, - обещала она - познакомитесь с ним».
В один из своих прошлых приездов, пару лет назад, она купила одну из картин у моего тестя. «Послушай, давай устроим ему выставку! - восклицала она, хлопая меня по руке. - Ведь он прекрасный художник! Решено, я договариваюсь о выставке, а он пусть готовит работы!»
В общем, вернувшись в Израиль, Ализа просто расцвела. Энергия у этой женщины бьёт через край, я даже несколько устал от общения с ней. Конечно, я далёк от того, чтобы верить всем её обещаниям. Это было бы просто смешно. Но удовольствие от этого вечера я получил немалое.
Конечно, я не стал спрашивать об её политических взглядах. Зачем портить вечер? И так всё понятно.
Но какое-то ощущение несоответствия не покидало меня всё время, что я общался с ней. Чем-то её поведение неуловимо отличалось от имеющегося в моём распоряжении стереотипа богемной левой пожилой израильтянки.
И только недавно, по прошествии нескольких недель, я, наконец-то, понял.
К «русским» коренные израильтяне относятся по-разному. Кто-то нас откровенно не любит. Кто-то, наоборот, считает, что мы спасли страну. Кто-то нас боится, как конкурентов. Кто-то считает нас чужими в этом обществе. Кто-то, наоборот, уверен, что нашу культуру следует активно перенимать. Кто-то к нам равнодушен, а кто-то нас активно не замечает. Но, несомненно, каждый израильтянин как-то относится к этой странной и новой этнической группе.
А Ализа к «русским» не относится никак. Она, наверное, даже не осведомлена о наличии такой группы в израильском обществе. То есть нет, конечно она в курсе, что в Израиль приехал миллион выходцев из бывшего СССР. Но дело в том, что об этом историческом событии она узнала из газет. Она не была здесь всё это время, она не переживала изменений, которые происходили в израильском обществе, мучительно переваривающем нас. Конечно, за четырнадцать лет, что её здесь не было, это общество изменилось, и изменилось существенно, но вряд ли из той лавины впечатлений, что обрушилась на неё она способна вычленить тот факт, что появилась масса новых людей, не похожих на «обычных» израильтян.
Именно поэтому в её сознании нет никаких «русских», как и нет никакого отношения к ним.
Ну кто, скажите, кто в добром здравии будет давать «русскому» читать свои стихи на иврите и ждать его оценки? Кто будет приглашать его на встречу с Амосом Озом? Рассказывать ему о том, как жизнь в Америке суха и безвкусна по сравнению с тёплым и приветливым Израилем?
А кстати, насчёт выставки картин Лериного отца я ей не спущу. Буду звонить каждую неделю и спрашивать, как обстоят дела, и когда выставка. А вдруг, действительно, что-нибудь получится?