Игра и Не-Игра, "Журавлёнок и молнии", часть 1
Переплетение игр с жизнью в "Журавлёнке", наверное, самое сложное, самое красивое и самое значимое. Попробуем о них порассуждать.
Как "всё это" вообще происходит? Вот живёт человек одиннадцати лет в своём мире, ему кажется, что мир этот вполне состоявшийся, в нём всё есть, что-то плохо, что-то хорошо, всё это как-то поступательно движется, есть в этом мире "молнии", но их можно не бояться, потому что они пока что "просто молнии", где-то далеко за открытым окном. Мир меняется - но он понятен и, в общем, привычен, стабилен. И как в любом мире, внутри у него есть своя Игра.
Мы все играем в игры. Ну, я не знаю, я говорю тех, кто мне понятен. Наверное, есть люди, у которых внутренний мир устроен как-то иначе, мне сложно представить себе человека без игры. Что я понимаю под игрой в самом широком, глобальном смысле? Это система каких-то условностей (или какое тут слово правильнее подобрать?), которую человек выстраивает внутри себя для "улучшения" взаимодействия своего "Я" как с внешним, так и с внутренним миром. В самом большом обобщении, наверное, самой большой и главной нашей Игрой можно вообще назвать способ существования сознания, ту "пещеру", тени и свет на стене которой мы приняли считать…
Игра это и модель чего-то другого, и способ стабилизации. Это такой внутренний маховик, который вечно вращается внутри нашего летающего острова Лапута. Источник энергии и система, с помощью которой мы обрабатываем реальность. Игра не всегда видится как выделенное, осознанное действо. Мне кажется, что человеческая личность в принципе существует за счёт игры в существование, иначе она была бы тупым биопроцессором.
Чуть выше я употребил определение "стабилизатор". В каком смысле? Игра может особенным образом упорядочивать образы, эмоции. Например, человек может собирать марки. Речь даже не о каком-то большом увлечении, далеко не всех, кто "собирал марки" в школе, можно считать филателистами, марки собирали многие, во всяком случае, в моё время, но чаще занятие это было не всепоглощающим, а так, между прочими. Это увлечение кажется мне одной из тысяч нитей, которыми прошита жизнь, как стежками: ты не обращаешься к нему постоянно, не тратишь на него большие силы, оно не направляет твою жизнь - но позволяет периодически вкладывать и получать энергию, ставить необременительные цели, держать его в виду. Я упомянул марки просто для примера, потому что это одна из игр, присутствующих в "Журавлёнке", малозаметная и особо ни на что не влияющая, ни на сюжет, ни на характеры, но это пример одной из тысяч таких невидимых нитей, "прошивающих" жизнь. Убери одну - вроде ничего не изменится, убери все - жизнь прекратится.
Жизнь Журки в Начале романа - это совокупность множества таких "волн", несущих его по установившемуся течению. Как говорит его мама: при всех невзгодах, она кажется жизнью "Счастливого Принца" из сказки - конечно, со всякими незвгодами, болезнями и утратами, но это всё "волны" из того единого, установившегося пакета, по сути они ничего не меняют, они часть единой картины. Часть… Игры. Вообще, мне кажется, что Игру можно считать игрой до тех пор, пока она вписывается в "согласованные" Правила. Как только правила нарушаются - начинается Не-Игра.
Мы, однако, устроены так, что не можем существовать вне Игры, и каждый раз стремимся изменить мир, чтобы построить новые Правила и начать новую Игру.
Давайте попробуем пройтись по узловым точкам первого этапа романа. Что вообще было самым первым у Журки из того осознанного, что меняло для него "правила игры"? Да знакомство с Ромкой. Все игры сразу изменились, и дело даже не в том, что игры в одиночку и игры в компании - это совершенно разные вещи. Дело в подходе к оценкам. Всё меняет одна фраза: "что сказал бы на это Ромка?" То есть, ты выносишь вовне часть своего определителя. Игра включает в себя оценку другом, другим человеком. Слово которого так же важно, как твоё собственное. С самим собой всегда можно было договориться. Но договориться с самим с собой уже ПОСЛЕ того, как ты принял в игру другого - нельзя. Этот "другой" теперь всегда становится частью твое личности. И когда Журка струсил ночью в походе, он "играет" в разговор с Ромкой, моделирует в себе обсуждение сложившейся ситуации. Раньше ему бы не пришлось так делать, потому что отчитываться было не перед кем. А вот соврать другу (или умолчать) уже нельзя. И даже когда Журка уже знает, что друга больше нет, он всё равно будет задавать вопрос себе в расчёте на то, что друг скажет: "что же мы с этим будем делать?" Друг поменял правила игры. В новой "игре" Журка должен ночью перейти через кладбище - и это тоже игра, но с новыми правилами.
…Фоном к этому идёт игра в "Витязей", которая сама собой затеялась в классе. Она не так сильно, не так заметно меняет мир Журки, это как бы расширение дружбы на большой коллектив. В романе "Витязи" нужны больше для отложенного эффекта: им будет противопоставлено две важные картинки, во-первых, отношения в классе, где своих "Витязей" никогда не существовало, а во-вторых, будет проведены мысль, что вообще-то никакая игра в "Витязей", даже самых замечательных, сама по себе человека не спасёт, и, кстати, неясно, существует ли вообще такое универсальное спасательное средство, надёжно уберегающее "витязей" от превращения в "капралов". Крапивин не даёт чёткого ответа на этот вопрос, весь путь под Чёрными Молниями - путь по краю.
…Кстати, сама идея "Чёрных Молний" - это ведь тоже игра. Игра в некую персонификацию особого типа беды. Удара несправедливости, катастрофически разрушающего мир в нарушение всех правил. Как говорит Журка, если человек идёт в горы и там погибает, это больно, плохо, ужасно - но это понятно. Это - по правилам, как ни страшно звучит. А когда случайный бугорок на асфальте от просыпавшегося песка... и рушится мир…
Про примеры можно спорить, и про правила тоже, но сейчас речь не об этом. Чёрная Молния - это катастрофическая подлость мира. Их не должно быть. И ещё одна "игра" - Машина Счастья, да, тоже "игра". Как и "визуализация" беды в виде Чёрной Молнии - условность, так и мечта о создании Машины Счастья - та же самая условность. Я не верю, что Журка на самом деле рассчитывал построить такую машину даже в каком-то далёком будущем, не настолько же он наивен. Просто это способ донести, выразить идею, мечту. То есть, снова игра. Сама по себе эта игра не способна что-то изменить в мире, только сублимировать переживания, отвлечься, перенести переживания на уровень рационального. Одна из идей романа, кстати, в том, что Машина Счастья невозможна, она может быть только внутри нас, а её операторами, витязями-всадниками, могут быть только люди, которые тоже не способны её заменить полностью, но смириться с Молниями - нельзя.
Одна из важных игр в "Журавлёнке" - книги. Как и все остальные, она переотражается в не-игру, в жизнь. Самое интересное: как показано это переотражение. Обычно если хотят показать, как книга влияет на жизнь, берут какую-нибудь сцену, персонажа из прочитанной героем книги - и говорят: вот, герой нашего романа поступил так-то и так-то вдохновившись прочитанным. Например, так это сделано в "Бронзовом мальчике". Ну, или просто показывают, как чтение меняет человека.
В "Журавлёнке" всё сложнее. Дело даже не в чтении, не столько в том, что написано в книгах. Книги выступают в качестве связи. Прямо проговаривается, что для Журки важно не столько содержание именно этих книг, а связь времён, пространств и людей. Причём, связь протянута как минимум на двух уровнях - между Журкой и дедушкой, и Журкой - и теми, давно умершими людьми другой эпохи, кто писал, кто читал, даже просто держал книги в руках. Капельки-пятнышки солёных брызг, сохранившиеся на страницах. Книги становятся общим пространством, чем-то надреальностным. Постороннему понять это непросто, из-за этого и получается конфликт с отцом, даже мама не сразу осознаёт, что происходит.
В предыдущих очерках я показывал, как игра помогает устанавливать связи через пространства, вот эти переходы в другие миры на примере "Лётчика". В "Журавлёнке" Крапивин открывает тему, в которую потом максимально погрузится в "Стальном волоске" - тему связи времён, пространств и людей, тоже через игру. Правда, потом у него чаще будет выражен чисто игровой подход, например, герой находит какую-нибудь вещь, с которой связана тайна, загадка, и дальше сюжет развивается в принципе обычно для детской литературы: дети, играя, начинают разгадывать тайну, постепенно выстраивая вокруг неё нечто намного более серьёзное и обширное, чем предполагалось изначально. Сюжетный приём этот, повторюсь, распространён, но Крапивин почти всегда выводит его на уровень намного бОльший, чем просто игровое познание мира и развитие личности.
Но ничего такого с Журкой могло бы не случиться, если бы не дедушка. Наверное, если кто-то из вас, читавших "Журавлёнка", не плакал хотя бы однажды, читая это письмо, тому не стоит читать и эти рассуждения. Некоторые вещи нельзя понять чистым разумом. Я не буду подробно рассуждать об этом письме, потому что тема этого очерка - игра. Но письмо тоже связано с игрой. Даже на уровне образов, потому что Журкин дедушка использовал образ из игры, чтобы донести до внука (и до нас) образ рвущейся нити.
Воздушный змей - удивительной глубины и силы символ. Только о нём можно рассуждать много и долго. Связь земли и неба, и людей, этим соединённых, стремление к полёту и сам полёт, когда человек остаётся на земле, ветер и преодоление несвободы, символ "слабой силы"… и детства, небесных парусов. Чтобы рассуждать о воздушных змеях, надо затевать отдельное сравнение таких книг, как "Та сторона, где ветер" и "Ковёр-самолёт". Надо рассказывать о мире малоэтажных старинных улиц и крыш, мире удивительной свободы, теперь давно утраченном и отчасти даже забытом. Воздушные змеи - это игра в небо. Преодоление невозможности.
В этом очерке я не буду отвлекаться, но на секунду уйду в сторону отдельно напомнить, что настоящим змеем может быть только тот, который ты сделал сам. Дело вовсе не в пафосном "своими руками", просто только так можно прожить превращение обычности в волшебство. Покупая змея в магазине, ты теряешь этап превращения обыкновенных реек, ниток, бумаги, вещей банальных и нелетающих - в нечто, преодолевающее законы мироздания. А ведь это и есть магия. И, наверное, каждый, кто делал и запускал воздушных змеев, думал о том, что, наверное, можно сделать такой большой-большой, совершенно огромный змей, который сможет унести человека…
Как "всё это" вообще происходит? Вот живёт человек одиннадцати лет в своём мире, ему кажется, что мир этот вполне состоявшийся, в нём всё есть, что-то плохо, что-то хорошо, всё это как-то поступательно движется, есть в этом мире "молнии", но их можно не бояться, потому что они пока что "просто молнии", где-то далеко за открытым окном. Мир меняется - но он понятен и, в общем, привычен, стабилен. И как в любом мире, внутри у него есть своя Игра.
Мы все играем в игры. Ну, я не знаю, я говорю тех, кто мне понятен. Наверное, есть люди, у которых внутренний мир устроен как-то иначе, мне сложно представить себе человека без игры. Что я понимаю под игрой в самом широком, глобальном смысле? Это система каких-то условностей (или какое тут слово правильнее подобрать?), которую человек выстраивает внутри себя для "улучшения" взаимодействия своего "Я" как с внешним, так и с внутренним миром. В самом большом обобщении, наверное, самой большой и главной нашей Игрой можно вообще назвать способ существования сознания, ту "пещеру", тени и свет на стене которой мы приняли считать…
Игра это и модель чего-то другого, и способ стабилизации. Это такой внутренний маховик, который вечно вращается внутри нашего летающего острова Лапута. Источник энергии и система, с помощью которой мы обрабатываем реальность. Игра не всегда видится как выделенное, осознанное действо. Мне кажется, что человеческая личность в принципе существует за счёт игры в существование, иначе она была бы тупым биопроцессором.
Чуть выше я употребил определение "стабилизатор". В каком смысле? Игра может особенным образом упорядочивать образы, эмоции. Например, человек может собирать марки. Речь даже не о каком-то большом увлечении, далеко не всех, кто "собирал марки" в школе, можно считать филателистами, марки собирали многие, во всяком случае, в моё время, но чаще занятие это было не всепоглощающим, а так, между прочими. Это увлечение кажется мне одной из тысяч нитей, которыми прошита жизнь, как стежками: ты не обращаешься к нему постоянно, не тратишь на него большие силы, оно не направляет твою жизнь - но позволяет периодически вкладывать и получать энергию, ставить необременительные цели, держать его в виду. Я упомянул марки просто для примера, потому что это одна из игр, присутствующих в "Журавлёнке", малозаметная и особо ни на что не влияющая, ни на сюжет, ни на характеры, но это пример одной из тысяч таких невидимых нитей, "прошивающих" жизнь. Убери одну - вроде ничего не изменится, убери все - жизнь прекратится.
Жизнь Журки в Начале романа - это совокупность множества таких "волн", несущих его по установившемуся течению. Как говорит его мама: при всех невзгодах, она кажется жизнью "Счастливого Принца" из сказки - конечно, со всякими незвгодами, болезнями и утратами, но это всё "волны" из того единого, установившегося пакета, по сути они ничего не меняют, они часть единой картины. Часть… Игры. Вообще, мне кажется, что Игру можно считать игрой до тех пор, пока она вписывается в "согласованные" Правила. Как только правила нарушаются - начинается Не-Игра.
Мы, однако, устроены так, что не можем существовать вне Игры, и каждый раз стремимся изменить мир, чтобы построить новые Правила и начать новую Игру.
Давайте попробуем пройтись по узловым точкам первого этапа романа. Что вообще было самым первым у Журки из того осознанного, что меняло для него "правила игры"? Да знакомство с Ромкой. Все игры сразу изменились, и дело даже не в том, что игры в одиночку и игры в компании - это совершенно разные вещи. Дело в подходе к оценкам. Всё меняет одна фраза: "что сказал бы на это Ромка?" То есть, ты выносишь вовне часть своего определителя. Игра включает в себя оценку другом, другим человеком. Слово которого так же важно, как твоё собственное. С самим собой всегда можно было договориться. Но договориться с самим с собой уже ПОСЛЕ того, как ты принял в игру другого - нельзя. Этот "другой" теперь всегда становится частью твое личности. И когда Журка струсил ночью в походе, он "играет" в разговор с Ромкой, моделирует в себе обсуждение сложившейся ситуации. Раньше ему бы не пришлось так делать, потому что отчитываться было не перед кем. А вот соврать другу (или умолчать) уже нельзя. И даже когда Журка уже знает, что друга больше нет, он всё равно будет задавать вопрос себе в расчёте на то, что друг скажет: "что же мы с этим будем делать?" Друг поменял правила игры. В новой "игре" Журка должен ночью перейти через кладбище - и это тоже игра, но с новыми правилами.
…Фоном к этому идёт игра в "Витязей", которая сама собой затеялась в классе. Она не так сильно, не так заметно меняет мир Журки, это как бы расширение дружбы на большой коллектив. В романе "Витязи" нужны больше для отложенного эффекта: им будет противопоставлено две важные картинки, во-первых, отношения в классе, где своих "Витязей" никогда не существовало, а во-вторых, будет проведены мысль, что вообще-то никакая игра в "Витязей", даже самых замечательных, сама по себе человека не спасёт, и, кстати, неясно, существует ли вообще такое универсальное спасательное средство, надёжно уберегающее "витязей" от превращения в "капралов". Крапивин не даёт чёткого ответа на этот вопрос, весь путь под Чёрными Молниями - путь по краю.
…Кстати, сама идея "Чёрных Молний" - это ведь тоже игра. Игра в некую персонификацию особого типа беды. Удара несправедливости, катастрофически разрушающего мир в нарушение всех правил. Как говорит Журка, если человек идёт в горы и там погибает, это больно, плохо, ужасно - но это понятно. Это - по правилам, как ни страшно звучит. А когда случайный бугорок на асфальте от просыпавшегося песка... и рушится мир…
Про примеры можно спорить, и про правила тоже, но сейчас речь не об этом. Чёрная Молния - это катастрофическая подлость мира. Их не должно быть. И ещё одна "игра" - Машина Счастья, да, тоже "игра". Как и "визуализация" беды в виде Чёрной Молнии - условность, так и мечта о создании Машины Счастья - та же самая условность. Я не верю, что Журка на самом деле рассчитывал построить такую машину даже в каком-то далёком будущем, не настолько же он наивен. Просто это способ донести, выразить идею, мечту. То есть, снова игра. Сама по себе эта игра не способна что-то изменить в мире, только сублимировать переживания, отвлечься, перенести переживания на уровень рационального. Одна из идей романа, кстати, в том, что Машина Счастья невозможна, она может быть только внутри нас, а её операторами, витязями-всадниками, могут быть только люди, которые тоже не способны её заменить полностью, но смириться с Молниями - нельзя.
Одна из важных игр в "Журавлёнке" - книги. Как и все остальные, она переотражается в не-игру, в жизнь. Самое интересное: как показано это переотражение. Обычно если хотят показать, как книга влияет на жизнь, берут какую-нибудь сцену, персонажа из прочитанной героем книги - и говорят: вот, герой нашего романа поступил так-то и так-то вдохновившись прочитанным. Например, так это сделано в "Бронзовом мальчике". Ну, или просто показывают, как чтение меняет человека.
В "Журавлёнке" всё сложнее. Дело даже не в чтении, не столько в том, что написано в книгах. Книги выступают в качестве связи. Прямо проговаривается, что для Журки важно не столько содержание именно этих книг, а связь времён, пространств и людей. Причём, связь протянута как минимум на двух уровнях - между Журкой и дедушкой, и Журкой - и теми, давно умершими людьми другой эпохи, кто писал, кто читал, даже просто держал книги в руках. Капельки-пятнышки солёных брызг, сохранившиеся на страницах. Книги становятся общим пространством, чем-то надреальностным. Постороннему понять это непросто, из-за этого и получается конфликт с отцом, даже мама не сразу осознаёт, что происходит.
В предыдущих очерках я показывал, как игра помогает устанавливать связи через пространства, вот эти переходы в другие миры на примере "Лётчика". В "Журавлёнке" Крапивин открывает тему, в которую потом максимально погрузится в "Стальном волоске" - тему связи времён, пространств и людей, тоже через игру. Правда, потом у него чаще будет выражен чисто игровой подход, например, герой находит какую-нибудь вещь, с которой связана тайна, загадка, и дальше сюжет развивается в принципе обычно для детской литературы: дети, играя, начинают разгадывать тайну, постепенно выстраивая вокруг неё нечто намного более серьёзное и обширное, чем предполагалось изначально. Сюжетный приём этот, повторюсь, распространён, но Крапивин почти всегда выводит его на уровень намного бОльший, чем просто игровое познание мира и развитие личности.
Но ничего такого с Журкой могло бы не случиться, если бы не дедушка. Наверное, если кто-то из вас, читавших "Журавлёнка", не плакал хотя бы однажды, читая это письмо, тому не стоит читать и эти рассуждения. Некоторые вещи нельзя понять чистым разумом. Я не буду подробно рассуждать об этом письме, потому что тема этого очерка - игра. Но письмо тоже связано с игрой. Даже на уровне образов, потому что Журкин дедушка использовал образ из игры, чтобы донести до внука (и до нас) образ рвущейся нити.
Воздушный змей - удивительной глубины и силы символ. Только о нём можно рассуждать много и долго. Связь земли и неба, и людей, этим соединённых, стремление к полёту и сам полёт, когда человек остаётся на земле, ветер и преодоление несвободы, символ "слабой силы"… и детства, небесных парусов. Чтобы рассуждать о воздушных змеях, надо затевать отдельное сравнение таких книг, как "Та сторона, где ветер" и "Ковёр-самолёт". Надо рассказывать о мире малоэтажных старинных улиц и крыш, мире удивительной свободы, теперь давно утраченном и отчасти даже забытом. Воздушные змеи - это игра в небо. Преодоление невозможности.
В этом очерке я не буду отвлекаться, но на секунду уйду в сторону отдельно напомнить, что настоящим змеем может быть только тот, который ты сделал сам. Дело вовсе не в пафосном "своими руками", просто только так можно прожить превращение обычности в волшебство. Покупая змея в магазине, ты теряешь этап превращения обыкновенных реек, ниток, бумаги, вещей банальных и нелетающих - в нечто, преодолевающее законы мироздания. А ведь это и есть магия. И, наверное, каждый, кто делал и запускал воздушных змеев, думал о том, что, наверное, можно сделать такой большой-большой, совершенно огромный змей, который сможет унести человека…