Поход на Эверест
Выдавая очки для 3D, тётенька билетёр радостно спросила:
- Глаза не красили? Если красили, тушь размажется. Все с этого фильма в слезах выходят.
Я панически боюсь высоты. Я надела очки и приготовилась к двум часам масштабного хоррора. Я думала: чудовищные пропасти. Огромные расщелины. Обрывы. Обвалы. Героическая смерть мужественных альпинистов.
Авторы начали с долгого и занудного знакомства зрителей с героями. Героев было много, и каждый должен был рассказать о себе хотя бы вкратце. У меня отвратительно работает зрительная память, поэтому я запоминала героев так:
- бабы (баб там относительно мало, и идентифицировать их легко);
- мужики без бороды (штуки две-три, один из них - великий русский альпинист Букреев);
- мужики с бородами (все на одно лицо, много).
В течение часа примерно вся эта камарилья ходила, переделяясь из угла в угол и готовилась к восхождению (бабушка моя, Таисия Петровна, царствие ей небесное, так говорила про людей, которые дурью маются: что ты, - говорила, - ходишь, из угла в угол переделяешься).
Время от времени нам показывали многообещающие кадры с чудовищными пропастями и огромными расщелинами.
По правую руку от меня сидел какой-то человек. Человек оперся на мой подлокотник. И ко мне слегка привалился. Хотя мог бы и отсесть - дальше, на краю ряда, мест было полно. Человек всё время вздыхал. И каждый его вздох меня как бы ненадолго окутывал. Вздохи пахли совсем не зимней горной свежестью, а какими-то пуками. Я даже грешным делом подумала, что человеку жопу с головой местами поменяли.
Реплика в сторону. Я так-то тоже не розами пахну. Сидевшая рядом со мной Красивая Оля раза три уточняла взволнованно:
- Что за запах табака? Откуда пахнет табаком?
- Оль, - говорю. - Ты нашла у кого спрашивать. Я по пачке в день высаживаю.
Слева сидела парочка любителей попкорна. Они точили эту кукурузу в два жала, как обезумевшие хомяки. «Хрум-хрум» - раздавалось слева. Можно было закрыть глаза и представить, что это под башмаками мужественных альпинистов похрустывает снег на Эвересте. Но «Пффф» тут же доносилось справа - и всецело окутывало.
К исходу первого часа альпинисты наконец-то засобирались навстречу погибели. Для чего все они надели комбинезоны, шапки и очки. И стали окончательно неотличимы друг от друга. Я как зритель совершенно не могла включиться в повествование и начать сопереживать хоть кому-нибудь из героев, потому что:
а) они мне все за предыдущий час осточертели;
б) ну реально человек тридцать долбоклюев - и все на одно лицо.
Там, правда, была в составе группы какая-то японская женщина. Вот её я полюбила, потому что японскую женщину ни с кем не спутаешь.
Альпинисты покорили вершину и начали спуск. Тут же случились шторм, снегопад и светопреставление.
Альпинисты не могут спуститься с покорённой вершины. У альпинистов закончился кислород в баллонах. А у парочки слева закончился попкорн. Спотыкаясь о колени, туфли и сумки соседей по ряду, хомяки отправились в поход за новой порцией.
«Пфффф» - выразительно выдохнул человек справа.
Через полтора часа после начала сеанса я возненавидела бородатых мужчин, попкорн и людей с жопой вместо головы.
К примеру, мужественно идёт прям на тебя такой бородатый, в инее от бровей до пупка, 3D чувак. Вместо головы - жопа, очевидно. Расслабленно помахивает ледорубом прям в направлении твоего глаза. И ты такой у Красивой Оли спрашиваешь:
- Слушай, а чё это он тут ходит? Он же ещё пять минут назад окочурился.
А Оля и отвечает:
- Да я сначала сама не поняла. Но вот щас присмотрелась и вижу: это другой какой-то окочурился. А этот просто примёрз слегка. Так что пусть ходит.
Мы точно не знали, сколько трупов осталось на Эвересте по окончании экспедиции. Но как-то интуитивно поняли, что чем больше трупов - тем ближе финал. Поэтому каждый новый кадавр вызывал у нас прилив радости и сил.
Хомяки вернулись из своего похода, осыпав нас попкорном. Героический русский безбородый альпинист Букреев спасал иностранного туриста. Какой-то очередной бородач тем временем замерзал в снегах Эвереста.
Люди в базовом лагере волновались, теребили рацию:
- Джон (хрен его помнит, как этого бородатого звали, пусть будет Джон). Джон! Ответь!
- Пффф, - отвечал обессилевший Джон.
Кто-то вовремя вспомнил, что у Джона там, на суше, осталась беременная жена Кира Найтли - женщина по жизни на постных щщах.
- О, давайте позвоним беременной Кире Найтли! Она, дескать, замотивирует нашего Джона. И Джон, услышав её позитивный голос, тут же вскочит как подстреленный, оживёт и вернётся.
Беременная Кира Найтли проснулась от телефонного звонка с Эвереста, сделала постные щщи и сказала:
- Джон?
- Нет, это Карл. И я тебя сейчас соединю с Джоном. Он на вершине. И не может спуститься. Одна надежда на тебя, дорогая Кира. Убеждай. Доминируй. Жги!
Далее чуваки из базового лагеря сопоставили телефонную трубку с рацией в позе номер 69 и стали напряжённо вслушиваться в беседу бородатого Джона с беременной Кирой Найтли. И плакать.
Не знаю, был ли женат безбородый русский героический альпинист Букреев. Но если б был. И если бы оказался в такой ситуации. То вот что примерно сказала бы его жена:
- Э. Алё. Ты чё там, совсем что ли охренел? Я тебе говорила: не ходи! Ты на кой хрен пошёл? Я тебе не нанималась тут матерью-одиночкой оставаться. Замёрз он. У нас тут тоже горячей воды третью неделю нет. Ну ка быстро взял ноги в руки и пошёл спускаться!
Кира Найтли наконец-то пришла к равновесию между своим внутренним состоянием и внешним выражением оного. То есть окончательно скуксила щщи и начала рыдать:
- Джон! О, Джон!
В зале, слева по борту, тем временем было так:
- Ыыыыы. Хрум-хрум! Хнык-хнык!
То есть наши соседи одновременно удовлетворяли как свою - абсолютно физиологическую - потребность в попкорне. Так и высокодуховную потребность в высокодуховном.
Наш пострел везде поспел, как говорила моя бабушка Таисия Петровна, мягкого ей местечка.
И вот тут наступил кульминационный, на мой взгляд, момент. Такой кунштюк, который помог бы драматургам справиться с этим унынием и развернуть повествование в совершенно неожиданную сторону. От белого безмолвия, печали, обледенелых бород и постных щщей Киры Найтли драматурги могли бы сейчас отказаться и захерачить великолепный треш.
Потому что беременная Кира сказала что-то вроде:
- …наша девочка.
А обледенелый Джон ответил типа:
- Да, кстати! Девочка. Назови её… Поклянись, что назовёшь её Сарой. Пффффф.
Понимаете, да. Альпинист Джон испустил дух, не дав своей жене ни одного шанса возразить.
А ведь она могла бы воскликнуть:
- Чёёёё? Какой ещё Сарой? А чё не тётей Софой? Нет, я фигею прям! Тут тёща твоя уже выпила весь валокордин и перешла на настойку боярышника! Тут родители твои ждут сыночка - картошку сажать! Тут я - без пяти минут мать-одиночка, позор семьи. Давай теперь ребёнку жизнь испортим, ну. Сарой назовём, ага.
Но грустная Кира ничего такого не сказала, а только пуще плакать принялась.
- Хрум-хрум. Всхлип-всхлип, - раздавалось слева.
Основная часть альпинистов наконец преставилась. Особенно выразительно замёрз в снегах Эвереста единственный человек, которого я могла опознать к концу фильма - японская женщина.
Наступило ЗТМ.
Слава тебе, господи, дайте скорее свет в зале, - как говорила моя бабушка.
Эти черти с попкорном, которые всю дорогу то хрустели, то плакали, то сновали туда-сюда - они мало того, что истоптали наши туфли, так ещё и попинали в темноте наши сумки. И наверняка из сумок повыпадало что-то важное: паспорта, верёвки, баллоны с кислородом, я не знаю.
Но нас по-прежнему окружала тьма. Фильм «Эверест» основан на реальных событиях. И авторы любезно решили в финале познакомить нас с прототипами героев. В виде фотографий. В режиме слайд-шоу. А то вдруг мы за предыдущие два часа на эти бороды не насмотрелись.
Зажгли свет. Усыпанные попкорном сумки подверглись жёсткой инвентаризации. Пустые баллоны из-под кислорода мы выкинули тут же, в зале. Остальное вроде было на месте.
Мы вышли в фойе. Красивая Оля внимательно понюхала своё запястье:
- Ну нет. Это не табак. Я так пахну попкорном, что аж глаза слезятся.
И спустя пару часов, роясь в сумке:
- Чёрт! Пимпочка от домофона. Где я могла её выронить?
- Глаза не красили? Если красили, тушь размажется. Все с этого фильма в слезах выходят.
Я панически боюсь высоты. Я надела очки и приготовилась к двум часам масштабного хоррора. Я думала: чудовищные пропасти. Огромные расщелины. Обрывы. Обвалы. Героическая смерть мужественных альпинистов.
Авторы начали с долгого и занудного знакомства зрителей с героями. Героев было много, и каждый должен был рассказать о себе хотя бы вкратце. У меня отвратительно работает зрительная память, поэтому я запоминала героев так:
- бабы (баб там относительно мало, и идентифицировать их легко);
- мужики без бороды (штуки две-три, один из них - великий русский альпинист Букреев);
- мужики с бородами (все на одно лицо, много).
В течение часа примерно вся эта камарилья ходила, переделяясь из угла в угол и готовилась к восхождению (бабушка моя, Таисия Петровна, царствие ей небесное, так говорила про людей, которые дурью маются: что ты, - говорила, - ходишь, из угла в угол переделяешься).
Время от времени нам показывали многообещающие кадры с чудовищными пропастями и огромными расщелинами.
По правую руку от меня сидел какой-то человек. Человек оперся на мой подлокотник. И ко мне слегка привалился. Хотя мог бы и отсесть - дальше, на краю ряда, мест было полно. Человек всё время вздыхал. И каждый его вздох меня как бы ненадолго окутывал. Вздохи пахли совсем не зимней горной свежестью, а какими-то пуками. Я даже грешным делом подумала, что человеку жопу с головой местами поменяли.
Реплика в сторону. Я так-то тоже не розами пахну. Сидевшая рядом со мной Красивая Оля раза три уточняла взволнованно:
- Что за запах табака? Откуда пахнет табаком?
- Оль, - говорю. - Ты нашла у кого спрашивать. Я по пачке в день высаживаю.
Слева сидела парочка любителей попкорна. Они точили эту кукурузу в два жала, как обезумевшие хомяки. «Хрум-хрум» - раздавалось слева. Можно было закрыть глаза и представить, что это под башмаками мужественных альпинистов похрустывает снег на Эвересте. Но «Пффф» тут же доносилось справа - и всецело окутывало.
К исходу первого часа альпинисты наконец-то засобирались навстречу погибели. Для чего все они надели комбинезоны, шапки и очки. И стали окончательно неотличимы друг от друга. Я как зритель совершенно не могла включиться в повествование и начать сопереживать хоть кому-нибудь из героев, потому что:
а) они мне все за предыдущий час осточертели;
б) ну реально человек тридцать долбоклюев - и все на одно лицо.
Там, правда, была в составе группы какая-то японская женщина. Вот её я полюбила, потому что японскую женщину ни с кем не спутаешь.
Альпинисты покорили вершину и начали спуск. Тут же случились шторм, снегопад и светопреставление.
Альпинисты не могут спуститься с покорённой вершины. У альпинистов закончился кислород в баллонах. А у парочки слева закончился попкорн. Спотыкаясь о колени, туфли и сумки соседей по ряду, хомяки отправились в поход за новой порцией.
«Пфффф» - выразительно выдохнул человек справа.
Через полтора часа после начала сеанса я возненавидела бородатых мужчин, попкорн и людей с жопой вместо головы.
К примеру, мужественно идёт прям на тебя такой бородатый, в инее от бровей до пупка, 3D чувак. Вместо головы - жопа, очевидно. Расслабленно помахивает ледорубом прям в направлении твоего глаза. И ты такой у Красивой Оли спрашиваешь:
- Слушай, а чё это он тут ходит? Он же ещё пять минут назад окочурился.
А Оля и отвечает:
- Да я сначала сама не поняла. Но вот щас присмотрелась и вижу: это другой какой-то окочурился. А этот просто примёрз слегка. Так что пусть ходит.
Мы точно не знали, сколько трупов осталось на Эвересте по окончании экспедиции. Но как-то интуитивно поняли, что чем больше трупов - тем ближе финал. Поэтому каждый новый кадавр вызывал у нас прилив радости и сил.
Хомяки вернулись из своего похода, осыпав нас попкорном. Героический русский безбородый альпинист Букреев спасал иностранного туриста. Какой-то очередной бородач тем временем замерзал в снегах Эвереста.
Люди в базовом лагере волновались, теребили рацию:
- Джон (хрен его помнит, как этого бородатого звали, пусть будет Джон). Джон! Ответь!
- Пффф, - отвечал обессилевший Джон.
Кто-то вовремя вспомнил, что у Джона там, на суше, осталась беременная жена Кира Найтли - женщина по жизни на постных щщах.
- О, давайте позвоним беременной Кире Найтли! Она, дескать, замотивирует нашего Джона. И Джон, услышав её позитивный голос, тут же вскочит как подстреленный, оживёт и вернётся.
Беременная Кира Найтли проснулась от телефонного звонка с Эвереста, сделала постные щщи и сказала:
- Джон?
- Нет, это Карл. И я тебя сейчас соединю с Джоном. Он на вершине. И не может спуститься. Одна надежда на тебя, дорогая Кира. Убеждай. Доминируй. Жги!
Далее чуваки из базового лагеря сопоставили телефонную трубку с рацией в позе номер 69 и стали напряжённо вслушиваться в беседу бородатого Джона с беременной Кирой Найтли. И плакать.
Не знаю, был ли женат безбородый русский героический альпинист Букреев. Но если б был. И если бы оказался в такой ситуации. То вот что примерно сказала бы его жена:
- Э. Алё. Ты чё там, совсем что ли охренел? Я тебе говорила: не ходи! Ты на кой хрен пошёл? Я тебе не нанималась тут матерью-одиночкой оставаться. Замёрз он. У нас тут тоже горячей воды третью неделю нет. Ну ка быстро взял ноги в руки и пошёл спускаться!
Кира Найтли наконец-то пришла к равновесию между своим внутренним состоянием и внешним выражением оного. То есть окончательно скуксила щщи и начала рыдать:
- Джон! О, Джон!
В зале, слева по борту, тем временем было так:
- Ыыыыы. Хрум-хрум! Хнык-хнык!
То есть наши соседи одновременно удовлетворяли как свою - абсолютно физиологическую - потребность в попкорне. Так и высокодуховную потребность в высокодуховном.
Наш пострел везде поспел, как говорила моя бабушка Таисия Петровна, мягкого ей местечка.
И вот тут наступил кульминационный, на мой взгляд, момент. Такой кунштюк, который помог бы драматургам справиться с этим унынием и развернуть повествование в совершенно неожиданную сторону. От белого безмолвия, печали, обледенелых бород и постных щщей Киры Найтли драматурги могли бы сейчас отказаться и захерачить великолепный треш.
Потому что беременная Кира сказала что-то вроде:
- …наша девочка.
А обледенелый Джон ответил типа:
- Да, кстати! Девочка. Назови её… Поклянись, что назовёшь её Сарой. Пффффф.
Понимаете, да. Альпинист Джон испустил дух, не дав своей жене ни одного шанса возразить.
А ведь она могла бы воскликнуть:
- Чёёёё? Какой ещё Сарой? А чё не тётей Софой? Нет, я фигею прям! Тут тёща твоя уже выпила весь валокордин и перешла на настойку боярышника! Тут родители твои ждут сыночка - картошку сажать! Тут я - без пяти минут мать-одиночка, позор семьи. Давай теперь ребёнку жизнь испортим, ну. Сарой назовём, ага.
Но грустная Кира ничего такого не сказала, а только пуще плакать принялась.
- Хрум-хрум. Всхлип-всхлип, - раздавалось слева.
Основная часть альпинистов наконец преставилась. Особенно выразительно замёрз в снегах Эвереста единственный человек, которого я могла опознать к концу фильма - японская женщина.
Наступило ЗТМ.
Слава тебе, господи, дайте скорее свет в зале, - как говорила моя бабушка.
Эти черти с попкорном, которые всю дорогу то хрустели, то плакали, то сновали туда-сюда - они мало того, что истоптали наши туфли, так ещё и попинали в темноте наши сумки. И наверняка из сумок повыпадало что-то важное: паспорта, верёвки, баллоны с кислородом, я не знаю.
Но нас по-прежнему окружала тьма. Фильм «Эверест» основан на реальных событиях. И авторы любезно решили в финале познакомить нас с прототипами героев. В виде фотографий. В режиме слайд-шоу. А то вдруг мы за предыдущие два часа на эти бороды не насмотрелись.
Зажгли свет. Усыпанные попкорном сумки подверглись жёсткой инвентаризации. Пустые баллоны из-под кислорода мы выкинули тут же, в зале. Остальное вроде было на месте.
Мы вышли в фойе. Красивая Оля внимательно понюхала своё запястье:
- Ну нет. Это не табак. Я так пахну попкорном, что аж глаза слезятся.
И спустя пару часов, роясь в сумке:
- Чёрт! Пимпочка от домофона. Где я могла её выронить?