Я сижу на самом краю пирса, и теплая морская вода ласково облизывает мои ноги. Джонни торчит из воды, как цапля из болота, и смешно размахивает руками. Возле него, чуть завалившись на бок, лениво качается на волнах макет парусной лодки. Сидеть в воде прямо, и уж тем более плыть, он явно не собирается.
- Не хочет! Представляешь, сёстр, эта дурацкая конструкция не желает плыть! Я, можно сказать, отпускаю творение рук своих на волю, а оно сопротивляется!
Джонни смеётся. Я улыбаюсь в ответ и закрываю глаза, подставляя лицо теплым солнечным лучам. Глубокий вдох: пахнет старыми сосновыми досками, прогретым солнцем песком, морской водой - йодом, солью, ветром - хвоей, сахарными петушками...
- Держи, сёстр! - и липкий сахарный петушок на палочке, давно забытая сладость из моей детской мечты, аккуратно опускается в доверчиво протянутую ладонь. Вечно он угадывает мои мысли, этот несносный мальчишка.
Технически, Джонни мне не брат. Я у мамы с папой сирота - единственный ребенок, трудное детство, деревянные игрушки и все такое. С Джонни я познакомилась три месяца назад, в хосписе. Три месяца, целую вечность, назад, он молча подошел ко мне и протянул сливочную ириску в клетчатом фантике. Кажется, это его "штука", как говорит мой папа - кормить умирающих девочек липкими конфетами. В любом случае, та, вечность назад подаренная мне ириска, оказалась удивительно к месту - и положила начало самой восхитительной дружбе в моей жизни.
Знаете, бывает иногда такое чувство, как будто часть тебя потерялась когда-то давно - и ты, в общем, живешь без этой части нормально, справляешься как-то и даже немножечко счастлива. А потом вдруг эта пропавшая часть находится - где-то, как-то, почему-то - и ты понимаешь, что вся предыдущая жизнь, где ты справлялась нормально и даже была немножечко счастлива - всё это была лишь блеклая тень, бледное подобие жизни... Ну вы уже поняли, да? Джонни - моя вторая половина. Никогда не существовавший, потерянный и вновь обретенный брат-близнец. Клёво, да? Вам, небось, и не снилось…
На пирсе становится жарко. Близится полдень, и необычные для Прибалтики в июне +27 грозят мне веснушками и обгоревшим носом.
- Джони, пошли в тень? За мороженым сходим. А то я на солнце обгорю... И, вообще, жарко...
- А как же моя лодка? Моя прекрасная каравелла, гроза морей и все такое? Предлагаешь её бросить?! Эх, ладно, ради тебя я даже на предательство готов…
Лодка остается лениво качаться на волнах. По-моему, ей совершенно все равно. А мне жарко.
Мороженое пахнет сливочными ирисками. Хотя на самом деле оно цикориевое - это такое специальное мороженое, с горчинкой, которое можно купить только три месяца в году, и только на Куршской косе. И уже лишь ради этого стоит приезжать сюда каждое лето. А ведь есть еще сосны, море, горячий песок, голубое небо, воздушные змеи, замки в полосе прибоя, сахарные петушки на палочке... Я люблю лето. И мороженое с цикорием люблю. И море.
Старые качели в саду скрипят. Мы сняли этот домик неделю назад у восхитительно живописной старухи с крючковатым носом - за совершенно смешные деньги, между прочим. И теперь у нас есть заросший сад со скрипучими качелями, веранда с ротанговыми креслами, две комнаты, просторная кухня и чердак. Джонни считает, что одного чердака и качелей было бы вполне достаточно - но кто ж его спрашивать будет?! По-моему, чердака и качелей совершенно недостаточно. Нужны еще, как минимум, ротанговые кресла. И цикады, сверчащие в саду по вечерам. И любопытный лис, приходящий в сумерках со стороны леса.
- Хочешь?- Джонни протягивает мне небольшую корзинку, полную спелой клубники. Корзинка досталась нам совершенно случайно, и это делает ягоды еще слаще - ну, знаете, как иногда бывает слаще тайком съеденная последняя шоколадная конфета из большой коробки.
Я лежу на траве и смотрю в небо. Там проплывают неторопливыми, размеренными стаями облака. Когда-то в детстве казалось удивительным и прекрасным придумывать облакам формы и смыслы - вон плывет дракон, вон скачет серая лошадка в яблоках, а вот то облако похоже на кастрюлю с яблочным компотом… Теперь мне кажется, что облака прекрасны сами по себе, без всякого смысла. Хотя некоторые из них, чего уж скрывать, все еще сильно напоминают драконов.
- Как думаешь, сегодня вечером будет дождь?
Это наша с Джонни игра. Иногда он отвечает «Да», и тогда мы проводим вечер на веранде, закутавшись в пледы, с кружками горячего чая с лимоном и мёдом - играем в нарды, читаем вслух, придумываем истории, пишем письма друзьям и рисуем смешные открытки старыми цветными карандашами. Когда Джонни отвечает «Нет», мы отправляемся гулять. Ужинаем в старой таверне на центральной улочке, воруем цветы с клумбы, кидаемся шишками и долго бродим по песку, слушая прибой. В отлив я собираю ракушки, а Джонни, подобрав где-нибудь палку, чертит на мокром песке загадочные знаки, которые потом слизывает море. Не знаю, о чем они пытаются договориться - я считаю, у мальчишек должны быть свои секреты.
Джонни иногда нарочно отвечает неправильно - хитрит или вредничает, кто его знает. Но вы же понимаете, что к погоде эта игра, на самом деле, не имеет никакого отношения. Просто это такой способ договориться с Мирозданием о планах на ближайший вечер. Универсальный, или только наш с Джонни - это я еще не выяснила. Когда выясню, обязательно вам расскажу.
Все-таки удивительно, как быстро порой пролетает время. Кажется, что наполненные зноем ленивые летние дни должны тянуться вечной густой карамелью - но они почему-то неизменно заканчиваются. И лето рано или поздно закончится. И все остальное… Впрочем, об этом я стараюсь не думать часто. Зачем? Ведь вместо этого можно, собрав в холщевую сумку яблоки, печенье и любимую книжку, отправиться навстречу закату. Есть тут неподалеку одно замечательное кладбище… Ну что вы смеетесь? Там славно. Там стройные смолистые сосны, маленькие японские клены, липы. Белки прыгают. В пахучих кустах живет веселая птица свиристель. Там старинные гранитные надгробия, густая изумрудная трава, там иногда пасутся овечки. Там тихо. И пахнет сеном, вечерним солнцем и янтарем. Так что мы идем туда, путаясь ногами в высокой, пахнущей медом и солнечной пылью траве. Кладбище небольшое, всего несколько десятков надгробий. Наше любимое место - в самом конце тропинки, на солнечном склоне над обрывом. Там стоит всего одно надгробие и старая деревянная скамейка, которую неизменно оккупирует Джонни с книжкой наперевес. А я сажусь на траву, опираюсь спиной о шершавый, нагретый за день солнцем гранит. Если провести по нему пальцем, можно, словно читая шрифт Брайля, различить даты. «21 марта 1980 - 21 марта 2014». Забавные все же бывают совпадения, правда? Я родилась и умерла в день весеннего равноденствия.