К теме "хорошего национализма" и "плохого шовинизма"
К рассуждению skuns'а (и Ортеги-и-Гассета) о национализме и шовинизме.
Избранные выдержки:
...По своей же сути национализм и шовинизм - прямые антиподы. [...] Националист твердо знает про себя, кто он такой, кем он является. Для него содержание прежде всего в слове "мы". Шовинист знает, кем он не является. Он превосходно понимает, кто такие "они", но "мы" в его картине мира - это те, кто не "они". [...]
Иными словами, националист думает "Я - руританец, потому что я люблю такие-то стихи, ем такую-то еду, болею за такую-то команду...". Шовинист мыслит противоположно: "Я - руританец, потому что я не жид, не хач, не черномазый, не косоглазый, не рыжий, не лысый, не патлатый, не даун..." В результате националист и шовинист приходят к разным множествам людей. Националист твердо знает, каковы критерии его "мы", у шовиниста же таких критериев в принципе нет - его единственным критерием является он лично или его малая группа, прочих он проверяет на соответствие, сравнивая с собой. Поэтому шовинист так легко переходит от поиска внешних врагов к поиску врагов вроде бы внутренних. [...]
Националист не завидует никому - он убежден, что весь мир завидует только ему, и даже в своем несчастье он ни за что не поменяется местами со счастливым иноплеменником. [...] Для шовиниста же весь мир выкрашен черным цветом: его основные движущие эмоции суть зависть и ненависть. Шовинизм ревниво следит за внешним миром, везде усматривая стремление в чем-то превзойти, обидеть или ущемить его. [...]
Начнём с банального: национализм и шовинизм, определённые предложенным образом, не "противоположны" (то есть логически не исключают друг друга), а прекрасно совмещаются. То есть можно быть одновременно националистом и шовинистом. То есть вполне можно знать, кем ты являешься и кем ты не являешься. Более того, "отрицательные" характеристики вполне вписываются в положительные. По предложенной формуле: Я - руританец, потому что я люблю руританскую поэзию, ем острую руританскую еду, не люблю американскую музыку, не ем гамбургеры, болею за руританскую сборную по хухерболу, и морда у меня руританская, и не жид я, и не хач, и не черномазый... Практически, самоидентификация обычно происходит именно таким образом.
Далее, вполне понятно, что обе компоненты национализма - "любить себя" и "отвращаться от других" - актуализируются с разной силой в зависимости от "успеха" или "неуспеха" нации. Разумеется, разные нации усматривают успех в разном: кому-то для вечного самолюбования достаточно, чтобы название его народа было один раз упомянуто в американской газете, а кому-то "и целый мир покорить будет мало". Тем не менее, обычно существует некий разумный уровень притязаний, отклонения от которого в одну сторону вызывает приступ коллективного самодовольства ("о счастье, наши руританцы выиграли в хухербол у мавритусов!"), а в другую - не менее приступ горя и ненависти ("чёрт, гады мавритусы выиграли в хухербол у наших!"). И это естественно: нельзя радоваться выигрышу, если ты не будешь горевать по поводу проигрыша.
Но попробуем всё же рассуждать о "чистых случаях", не задаваясь вопросом, встречаются ли они в природе. Так вот, если в природе и встречаются "чистые националисты", влюблённые в свою нацию "просто потому, что она своя", и при этом совершенно равнодушные ко всем остальным (даже если те сели его нации на голову), то из такой нации можно вить верёвки, делать гвозди, ну и держать в рабстве, конечно: раз уж руританцы счастливы только тем, что они руританцы, и совершенно не завидуют мавритусам, которые живут богаче, едят слаще, и т.п., почему бы мавритусам не отнять у руританцев последние пожитки? Руритарцы всё равно останутся пассивными и довольными - скажем, своим "культурным превосходством". "Нас ебут, а мы всё равно чище их духовно". Такой "правильный национализм", если бы он встречался в природе, вёл бы прямиком к страшнейшему национальному угнетению "правильных националистов" всеми, кем попало.
Напротив, чистый "шовинизм" (в скунсовском смысле этого слова), напротив, может быть вполне действенен. Пусть он "пуст", пусть он психологически некомфортен, пусть он такой-сякой, но шовинисты будут стремиться к тому, чтобы вернуть себе своё, отнять чужое, и вообще всячески возобладать над всеми остальными народами. В самом деле, "шовинизм ревниво следит за внешним миром, везде усматривая стремление в чем-то превзойти, обидеть или ущемить его" - но что же в этом плохого? Это вполне мобилизующая (хотя и не столь комфортная) психологическая мотивация для того, чтобы преуспеть. А вот тезис
к осознанию победы шовинизм неспособен органически: даже в успехе он усмотрит поражение
несмотря на его риторическую красоту и проистекающую от этого убедительность, на самом деле взят с потолка. Шовинист, в отличие от ручного националиста, именно что сравнивает свой народ и его положение с другими, и оттого чётко понимает, кто в чём выше, а кто в чём ниже. Возможно, шовинисту всегда всего будет мало - например, если его народ имеет среднедушевой доход в $10000 в год, а окружающие народы - в $100, шовинист может захотеть отобрать у них из этой сотни $99, мотивируя это тем, что "они и того не стоят". Но он, во всяком случае, он никогда не спутает, чей пирог пышнее - ибо за пышностью своих и чужих пирогов внимательно следит.
На самом деле обе компоненты - "любовь к своим" и "ненависть к чужим" - равно важны. "Любовь к своим", в чистом виде приводящая к описанному выше маразму, на самом деле очень важна: она удерживает человека в национальном сообществе, даже когда ему было бы выгоднее его покинуть, переметнувшись к победителю (то есть "остаться со своими в годину бедствий"). Это консолидирующий момент. "Ненависть к чужим", в свою очередь, является действующим, мобилизующим началом: коль скоро "пряников сладких всегда не хватает на всех", их надо отнять у других, а для этого их сначала надо у других высмотреть и их захотеть. Причём, в принципе, именно "любовь к своим" относительна: не обязательно так уж обожать свой народ, достаточно относиться ко всем остальным ещё хуже, чтобы обеспечить консолидацию. Наилучший национализм - это зависть к чужакам, смешанная с омерзением: "они" мерзки, но зато они богаты и сильны, а значит, нам надо превзойти их и уничтожить их. Это работает всегда.
Проповедями "хорошего национализма" (с обязательным квазиморальным запретом "плохого шовинизма") занимаются обычно антирусские интеллектуалы, умеющие играть на извечном русском желании "быть хорошими для всех". Этим занимался, например, Соловьёв, личность в этом смысле известная. В дальнейшем ту же шарманку заводят, когда видят, что какой-нибудь человек уже довольно далеко ушёл по пути осознания пользы "шовинизма" (а шовинизм и в самом деле есть абсолютная палочка-выручалочка, панацея почти от всех болезней и бед: даже самый лядащий народ, преисполнившийся шовинизма, способен на чудеса).
)(
Избранные выдержки:
...По своей же сути национализм и шовинизм - прямые антиподы. [...] Националист твердо знает про себя, кто он такой, кем он является. Для него содержание прежде всего в слове "мы". Шовинист знает, кем он не является. Он превосходно понимает, кто такие "они", но "мы" в его картине мира - это те, кто не "они". [...]
Иными словами, националист думает "Я - руританец, потому что я люблю такие-то стихи, ем такую-то еду, болею за такую-то команду...". Шовинист мыслит противоположно: "Я - руританец, потому что я не жид, не хач, не черномазый, не косоглазый, не рыжий, не лысый, не патлатый, не даун..." В результате националист и шовинист приходят к разным множествам людей. Националист твердо знает, каковы критерии его "мы", у шовиниста же таких критериев в принципе нет - его единственным критерием является он лично или его малая группа, прочих он проверяет на соответствие, сравнивая с собой. Поэтому шовинист так легко переходит от поиска внешних врагов к поиску врагов вроде бы внутренних. [...]
Националист не завидует никому - он убежден, что весь мир завидует только ему, и даже в своем несчастье он ни за что не поменяется местами со счастливым иноплеменником. [...] Для шовиниста же весь мир выкрашен черным цветом: его основные движущие эмоции суть зависть и ненависть. Шовинизм ревниво следит за внешним миром, везде усматривая стремление в чем-то превзойти, обидеть или ущемить его. [...]
Начнём с банального: национализм и шовинизм, определённые предложенным образом, не "противоположны" (то есть логически не исключают друг друга), а прекрасно совмещаются. То есть можно быть одновременно националистом и шовинистом. То есть вполне можно знать, кем ты являешься и кем ты не являешься. Более того, "отрицательные" характеристики вполне вписываются в положительные. По предложенной формуле: Я - руританец, потому что я люблю руританскую поэзию, ем острую руританскую еду, не люблю американскую музыку, не ем гамбургеры, болею за руританскую сборную по хухерболу, и морда у меня руританская, и не жид я, и не хач, и не черномазый... Практически, самоидентификация обычно происходит именно таким образом.
Далее, вполне понятно, что обе компоненты национализма - "любить себя" и "отвращаться от других" - актуализируются с разной силой в зависимости от "успеха" или "неуспеха" нации. Разумеется, разные нации усматривают успех в разном: кому-то для вечного самолюбования достаточно, чтобы название его народа было один раз упомянуто в американской газете, а кому-то "и целый мир покорить будет мало". Тем не менее, обычно существует некий разумный уровень притязаний, отклонения от которого в одну сторону вызывает приступ коллективного самодовольства ("о счастье, наши руританцы выиграли в хухербол у мавритусов!"), а в другую - не менее приступ горя и ненависти ("чёрт, гады мавритусы выиграли в хухербол у наших!"). И это естественно: нельзя радоваться выигрышу, если ты не будешь горевать по поводу проигрыша.
Но попробуем всё же рассуждать о "чистых случаях", не задаваясь вопросом, встречаются ли они в природе. Так вот, если в природе и встречаются "чистые националисты", влюблённые в свою нацию "просто потому, что она своя", и при этом совершенно равнодушные ко всем остальным (даже если те сели его нации на голову), то из такой нации можно вить верёвки, делать гвозди, ну и держать в рабстве, конечно: раз уж руританцы счастливы только тем, что они руританцы, и совершенно не завидуют мавритусам, которые живут богаче, едят слаще, и т.п., почему бы мавритусам не отнять у руританцев последние пожитки? Руритарцы всё равно останутся пассивными и довольными - скажем, своим "культурным превосходством". "Нас ебут, а мы всё равно чище их духовно". Такой "правильный национализм", если бы он встречался в природе, вёл бы прямиком к страшнейшему национальному угнетению "правильных националистов" всеми, кем попало.
Напротив, чистый "шовинизм" (в скунсовском смысле этого слова), напротив, может быть вполне действенен. Пусть он "пуст", пусть он психологически некомфортен, пусть он такой-сякой, но шовинисты будут стремиться к тому, чтобы вернуть себе своё, отнять чужое, и вообще всячески возобладать над всеми остальными народами. В самом деле, "шовинизм ревниво следит за внешним миром, везде усматривая стремление в чем-то превзойти, обидеть или ущемить его" - но что же в этом плохого? Это вполне мобилизующая (хотя и не столь комфортная) психологическая мотивация для того, чтобы преуспеть. А вот тезис
к осознанию победы шовинизм неспособен органически: даже в успехе он усмотрит поражение
несмотря на его риторическую красоту и проистекающую от этого убедительность, на самом деле взят с потолка. Шовинист, в отличие от ручного националиста, именно что сравнивает свой народ и его положение с другими, и оттого чётко понимает, кто в чём выше, а кто в чём ниже. Возможно, шовинисту всегда всего будет мало - например, если его народ имеет среднедушевой доход в $10000 в год, а окружающие народы - в $100, шовинист может захотеть отобрать у них из этой сотни $99, мотивируя это тем, что "они и того не стоят". Но он, во всяком случае, он никогда не спутает, чей пирог пышнее - ибо за пышностью своих и чужих пирогов внимательно следит.
На самом деле обе компоненты - "любовь к своим" и "ненависть к чужим" - равно важны. "Любовь к своим", в чистом виде приводящая к описанному выше маразму, на самом деле очень важна: она удерживает человека в национальном сообществе, даже когда ему было бы выгоднее его покинуть, переметнувшись к победителю (то есть "остаться со своими в годину бедствий"). Это консолидирующий момент. "Ненависть к чужим", в свою очередь, является действующим, мобилизующим началом: коль скоро "пряников сладких всегда не хватает на всех", их надо отнять у других, а для этого их сначала надо у других высмотреть и их захотеть. Причём, в принципе, именно "любовь к своим" относительна: не обязательно так уж обожать свой народ, достаточно относиться ко всем остальным ещё хуже, чтобы обеспечить консолидацию. Наилучший национализм - это зависть к чужакам, смешанная с омерзением: "они" мерзки, но зато они богаты и сильны, а значит, нам надо превзойти их и уничтожить их. Это работает всегда.
Проповедями "хорошего национализма" (с обязательным квазиморальным запретом "плохого шовинизма") занимаются обычно антирусские интеллектуалы, умеющие играть на извечном русском желании "быть хорошими для всех". Этим занимался, например, Соловьёв, личность в этом смысле известная. В дальнейшем ту же шарманку заводят, когда видят, что какой-нибудь человек уже довольно далеко ушёл по пути осознания пользы "шовинизма" (а шовинизм и в самом деле есть абсолютная палочка-выручалочка, панацея почти от всех болезней и бед: даже самый лядащий народ, преисполнившийся шовинизма, способен на чудеса).
)(