В этом месяце Марьино пребывание на белом свете официально сравнялось с её пребыванием в животе. Наступило своего рода грудничковое совершеннолетие. Но самостоятельной девицей Машуня по-прежнему не стала, как бы я ни мечтала об этом. Видимо из-за этих своих обманутых ожиданий я испытываю разочарование и тоску, как ни стыдно мне в этом признаваться.
А началось всё с приезда бабушки Нины - моей мамы. Я столько планов настроила на этот её приезд, так мечтала о свободе передвижений и о предстоящем пятидневном отдыхе, что не учла очевидного: Машка боится незнакомых, пусть даже и самых родных. Даже бабушку. Так что контакта у них не вышло, несмотря на бодрый пионервожатский настрой моей мамы.
Пару-тройку раз я всё же сбегала ненадолго, периодически звоня домой. Картина всегда была одна и та же: звонкий и чёткий бабушкин голос на фоне глухого Машиного рёва. Как-то не очень меня радовали такие обстоятельства, так что я всегда возвращалась раньше разрешённого. После бабушкиного отъезда Маша истерик не прекратила, решив, видимо, что издеваться над родителями - это очень весело. Добавились новые издевательские фишки, - во-первых, теперь нельзя запираться в туалете, так как ей страшно быть одной. Во-вторых, Машка окончательно разлюбила коляску, и в поликлинику её приходится носить на руках. И гулять так же, соответственно. В-третьих, у Маньки сбился режим дневного сна, я и теперь никак не могу подстроиться под её график. А из-за по-летнему жаркой погоды приходится оставлять её спать дома (раньше я выносила её на балкон). Дома Маша спит плохо и мало, так что я ничего ничего не успеваю и страшно нервничаю.
Сижу, короче, сейчас злая, как чёрт, потираю ноющую поясницу.
Такой вот у нас девятый месяц.