Книжки (старое в основном)
Таки да, что-то уже прочитала.
"Капитана Гранта", например. Мало того, что пообразовывалась немного на тему географических открытий, так еще даже загрузила разок гугл-карту (разок потому, что в основном эпизоды, нуждающиеся в атласе, любезно проиллюстрированы самим автором). Впрочем, к моей большой досаде, загруженные было в голову сведения уже снова выветрились.
Жюля Верна я на самом деле читала мало - всего произведения четыре из почти семидесяти, если не ошибаюсь, повестей и романов и не знаю, насколько хороши непрочитанные мною книги, но "Дети капитана Гранта" прекрасны. Никогда не думала, что награжу их таким эпитетом, поскольку литература о путешествиях, датированная девятнадцатым веком, казалась мне безнадежно устаревшей и подходящей разве что для детей - для ненавязчивого образования, включения в мировую культуру и развития романтического духа, - но, право, это прекрасно. Сюжет на пятерку с плюсом - завернул так завернул; драматизм и драматичность - тоже (если бы не помнила, что чем все закончилось, то понервничала бы изрядно; да и так некоторые сюжетные повороты прямо-таки били под дых). К главным персонажам, само собой, питаю самые теплые чувства, а бестолковый Паганель, которого я не уважала в детстве, вдруг из недотепы превратился в настоящего мужчину и героя (растяпа, конечно, но его вклад в общее дело неоценим). Южноамериканские прерии, живописные пейзажи странного континента Австралии и даже населенная людоедами (вот уж где мне стало плоховато) Новая Зеландия очарованы по-прежнему. А эпиграфом к роману взяла бы стих "Ищите, да обрящете", потому что им все сказано: и об усилиях со стороны человека, и об удивительных случайностях (имевших место, кстати говоря, благодаря все тому же энергичному французу), которые понятно Чей язык. Ну а ради продолжения истории Айртона пришлось взять "Таинственный остров", хотя написан он был для завершения линии другого персонажа из другого романа (гы-гы, и в те времена писателей заваливали просьбами продлить жизнь литературным героям).
"Пятнадцатилетний капитан" на меня произвел меньшее впечатление, хотя в детстве я его любила больше (надо думать, потому, что "Грант" был зачитан просто до дыр). На явный социальный пропагандистский привкус у меня стойкая аллергия, поэтому куски, клеймящие рабство, я со всей душой читать не смогла; кузен Бенедикт раздражал меня неимоверно, и я не раз гнала от себя мысли "отстреливать надо таких идиотов, но жуткая Африка и отважный мальчик пятнадцати лет все же сделали свое дело, и читать было приятно. И еще я вспомнила, почему, согласно какой-то фонетической теории, слова "кок", "Негоро" и "португалец" мне всегда казались темными и шершавыми.
К слову, здесь на образовательные отрывки меня уже не хватило, и я пропустила именно тот экскурс в историю, который был важен для сюжета. Пришлось пролистывать его еще раз задом наперед до тех пор, пока не нашла нужную мне информацию.
"Записки из Мертвого дома" каторжника Достоевского читаю прямо-таки с наслаждением. Это не помешало мне найти у него речевую ошибку в стиле "сидя у окна, с меня слетела шляпа" и повеселиться из-за фразы "Одним словом - тут артельное, общее дело, а потому и партия к этому делу очень строга" (непонятно, о ком речь - то ли об идейных коммунистах, то ли об арестантах), но вообще давно я такого хорошего не читала. Отчасти "Записки" похожи на произведения А.И. Солженицына о лагере (где-то - на ГУЛАГ, и причем очень сильно: судя по всему, что в девятнадцатом, что в двадцатом веке суть общего заключения и его влияния на людей одна; где-то - на "В круге первом"); смягченные и освещенные авторскими размышлениями, они не производят тяжелого впечатления, чего поневоле ожидаешь. Но на них явственно проступает отпечаток личности самого Достоевского, его нервозности, мятущейся страстности, какого-то пограничного состояния (психиатр бы наверняка нашел в текстах что-то по своему профилю), тяжеловесной сонливости в шаге от бреда (я не говорю, что в произведении описываются бредовые сны, вовсе нет; но от самого текста у меня складывается именно такое впечатление) - того тяжелого, одурманивающего эффекта от его книг; эффекта, от которого читатель может быть близок к помешательству. И, вот странно, при всем этом деструктивном колорите в Достоевском лично я вижу надежную опору, устойчивость и ясный, трезвый свет. Сама не понимаю, как это в нем сочетается, но совершенно очевидно то, что со своей картиной мира, в которой черного и белого в разы больше, чем серого, а горячного и горячечного хватит на целый бульварный романчег, я не могу его не любить.
Осталось мне буквально несколько страниц, и, к своей досаде, я увидела, что следующая глава называется "Побег" (спойлер), но ладно, чего уж там. Прочитаем про побег, значит.
Кстати, о главах: забавно было читать три подряд главы с одинаковым названием "Первые впечатления". Затем следуют две главы "Первый месяц"... А еще есть два идущих друг за другом "Продолжения". Вот кто еще будет так не заморачиваться о названии глав? :)
А вот его рассказы у меня как-то не пошли, что-то вообще ни о чем. Может, потому, что я начала с "Чужой жены и мужа под кроватью", о которых лучше бы написал убийственно ехидный Чехов, чем безудержный автор "Карамазовых" и Раскольникова.
Эк меня занесло в личные критики к таким столпам литературы.
Попутно я перечитала Ремарка и пребываю в твердом убеждении, что "На Западном фронте без перемен" и "Три товарища" - абсолютно лучшие его произведения. Вероятно, я так думаю потому, что они отпечатались в моем мозгу со всей силой и свежестью первых произведений этого автора вообще, а остальное поневоле рассматривается как неизбежный самоповтор (так как Ремарка-то как раз читала запоем и в общем-то прочитала все, кроме пары романов), но тем не менее ничего, кроме эпитетов "безупречно" и "проникновенно" они не заслуживают. Очень понравились афористичность и лаконизм, особенно "Трех товарищей" - с литературной точки зрения, ИМХО, это лучшее у Ремарка, и даже неважно, что некоторые поражавшие меня раньше афоризмы довольно сомнительны по смыслу. В очередной раз поудивлялась тому, насколько немецкий быт двадцатых-тридцатых годов как-то ментально близок нашему быту (помню, прочитав эти книги впервые в старших классах школы, была уверена, что все это про Россию, и только потом разглядела некоторые характерные немецкие черты; но все же близость потрясающая). Акценты у меня в этот раз сместились, и сдержанный Кестер, продающий "Карла"... Нет, об этом невозможно сказать что-то толковое, не исказив сути. Просто невозможно.
Где-то в промежутке проскользнули рассказы и пара повестей Джека Лондона, но любовь к Лондону - это неизлечимо, хотя я уже давно все знаю наизусть и под каждый оттенок настроения у меня свой рассказ. На пятом курсе я шла в универ с одной преподавательницей (литературы, к слову, хотя в филологическом универе просто литературы нет, но это я для краткости), она с удивлением сообщила, что дама почтенного возраста рядом с ней в метро читала "Морского волка", и я тогда впервые исповедовала в открытую свою страсть к бунтарю-первопроходцу Лондону, познавшему вкус мяса. С тех пор, конечно, в том же "Морском волке" авторские ремарки стали для меня куда слышнее, а столкновение философий Ларсена и Хэмпа показалось представленным не так ненавязчиво, как я это видела в том же одиннадцатом классе, поэтому с чисто рациональной точки зрения образ ужасно материалистического капитана потерял несколько пунктов на шкале симпатий, но того ошеломляющего первого впечатления, которое на меня произвели и образ заглавного героя, и сам роман, я не забуду. Это был шторм, и сорванные паруса, и девятый вал.
А уж "Зов предков"-то как мне нравится: в отличие от полуволка-полупса Белого клыка, прижившегося в цивилизации, главный герой "Зова" пес возвращается к своим истокам и становится вожаком волчьей стаи. Кому как, а мне по душе больше этот вариант, особенно после всяких репостных удивительных историй про исследователей, которые годами живут в волчьих стаях и не жалуются. *приступ мизантропии*
"Капитана Гранта", например. Мало того, что пообразовывалась немного на тему географических открытий, так еще даже загрузила разок гугл-карту (разок потому, что в основном эпизоды, нуждающиеся в атласе, любезно проиллюстрированы самим автором). Впрочем, к моей большой досаде, загруженные было в голову сведения уже снова выветрились.
Жюля Верна я на самом деле читала мало - всего произведения четыре из почти семидесяти, если не ошибаюсь, повестей и романов и не знаю, насколько хороши непрочитанные мною книги, но "Дети капитана Гранта" прекрасны. Никогда не думала, что награжу их таким эпитетом, поскольку литература о путешествиях, датированная девятнадцатым веком, казалась мне безнадежно устаревшей и подходящей разве что для детей - для ненавязчивого образования, включения в мировую культуру и развития романтического духа, - но, право, это прекрасно. Сюжет на пятерку с плюсом - завернул так завернул; драматизм и драматичность - тоже (если бы не помнила, что чем все закончилось, то понервничала бы изрядно; да и так некоторые сюжетные повороты прямо-таки били под дых). К главным персонажам, само собой, питаю самые теплые чувства, а бестолковый Паганель, которого я не уважала в детстве, вдруг из недотепы превратился в настоящего мужчину и героя (растяпа, конечно, но его вклад в общее дело неоценим). Южноамериканские прерии, живописные пейзажи странного континента Австралии и даже населенная людоедами (вот уж где мне стало плоховато) Новая Зеландия очарованы по-прежнему. А эпиграфом к роману взяла бы стих "Ищите, да обрящете", потому что им все сказано: и об усилиях со стороны человека, и об удивительных случайностях (имевших место, кстати говоря, благодаря все тому же энергичному французу), которые понятно Чей язык. Ну а ради продолжения истории Айртона пришлось взять "Таинственный остров", хотя написан он был для завершения линии другого персонажа из другого романа (гы-гы, и в те времена писателей заваливали просьбами продлить жизнь литературным героям).
"Пятнадцатилетний капитан" на меня произвел меньшее впечатление, хотя в детстве я его любила больше (надо думать, потому, что "Грант" был зачитан просто до дыр). На явный социальный пропагандистский привкус у меня стойкая аллергия, поэтому куски, клеймящие рабство, я со всей душой читать не смогла; кузен Бенедикт раздражал меня неимоверно, и я не раз гнала от себя мысли "отстреливать надо таких идиотов, но жуткая Африка и отважный мальчик пятнадцати лет все же сделали свое дело, и читать было приятно. И еще я вспомнила, почему, согласно какой-то фонетической теории, слова "кок", "Негоро" и "португалец" мне всегда казались темными и шершавыми.
К слову, здесь на образовательные отрывки меня уже не хватило, и я пропустила именно тот экскурс в историю, который был важен для сюжета. Пришлось пролистывать его еще раз задом наперед до тех пор, пока не нашла нужную мне информацию.
"Записки из Мертвого дома" каторжника Достоевского читаю прямо-таки с наслаждением. Это не помешало мне найти у него речевую ошибку в стиле "сидя у окна, с меня слетела шляпа" и повеселиться из-за фразы "Одним словом - тут артельное, общее дело, а потому и партия к этому делу очень строга" (непонятно, о ком речь - то ли об идейных коммунистах, то ли об арестантах), но вообще давно я такого хорошего не читала. Отчасти "Записки" похожи на произведения А.И. Солженицына о лагере (где-то - на ГУЛАГ, и причем очень сильно: судя по всему, что в девятнадцатом, что в двадцатом веке суть общего заключения и его влияния на людей одна; где-то - на "В круге первом"); смягченные и освещенные авторскими размышлениями, они не производят тяжелого впечатления, чего поневоле ожидаешь. Но на них явственно проступает отпечаток личности самого Достоевского, его нервозности, мятущейся страстности, какого-то пограничного состояния (психиатр бы наверняка нашел в текстах что-то по своему профилю), тяжеловесной сонливости в шаге от бреда (я не говорю, что в произведении описываются бредовые сны, вовсе нет; но от самого текста у меня складывается именно такое впечатление) - того тяжелого, одурманивающего эффекта от его книг; эффекта, от которого читатель может быть близок к помешательству. И, вот странно, при всем этом деструктивном колорите в Достоевском лично я вижу надежную опору, устойчивость и ясный, трезвый свет. Сама не понимаю, как это в нем сочетается, но совершенно очевидно то, что со своей картиной мира, в которой черного и белого в разы больше, чем серого, а горячного и горячечного хватит на целый бульварный романчег, я не могу его не любить.
Осталось мне буквально несколько страниц, и, к своей досаде, я увидела, что следующая глава называется "Побег" (спойлер), но ладно, чего уж там. Прочитаем про побег, значит.
Кстати, о главах: забавно было читать три подряд главы с одинаковым названием "Первые впечатления". Затем следуют две главы "Первый месяц"... А еще есть два идущих друг за другом "Продолжения". Вот кто еще будет так не заморачиваться о названии глав? :)
А вот его рассказы у меня как-то не пошли, что-то вообще ни о чем. Может, потому, что я начала с "Чужой жены и мужа под кроватью", о которых лучше бы написал убийственно ехидный Чехов, чем безудержный автор "Карамазовых" и Раскольникова.
Эк меня занесло в личные критики к таким столпам литературы.
Попутно я перечитала Ремарка и пребываю в твердом убеждении, что "На Западном фронте без перемен" и "Три товарища" - абсолютно лучшие его произведения. Вероятно, я так думаю потому, что они отпечатались в моем мозгу со всей силой и свежестью первых произведений этого автора вообще, а остальное поневоле рассматривается как неизбежный самоповтор (так как Ремарка-то как раз читала запоем и в общем-то прочитала все, кроме пары романов), но тем не менее ничего, кроме эпитетов "безупречно" и "проникновенно" они не заслуживают. Очень понравились афористичность и лаконизм, особенно "Трех товарищей" - с литературной точки зрения, ИМХО, это лучшее у Ремарка, и даже неважно, что некоторые поражавшие меня раньше афоризмы довольно сомнительны по смыслу. В очередной раз поудивлялась тому, насколько немецкий быт двадцатых-тридцатых годов как-то ментально близок нашему быту (помню, прочитав эти книги впервые в старших классах школы, была уверена, что все это про Россию, и только потом разглядела некоторые характерные немецкие черты; но все же близость потрясающая). Акценты у меня в этот раз сместились, и сдержанный Кестер, продающий "Карла"... Нет, об этом невозможно сказать что-то толковое, не исказив сути. Просто невозможно.
Где-то в промежутке проскользнули рассказы и пара повестей Джека Лондона, но любовь к Лондону - это неизлечимо, хотя я уже давно все знаю наизусть и под каждый оттенок настроения у меня свой рассказ. На пятом курсе я шла в универ с одной преподавательницей (литературы, к слову, хотя в филологическом универе просто литературы нет, но это я для краткости), она с удивлением сообщила, что дама почтенного возраста рядом с ней в метро читала "Морского волка", и я тогда впервые исповедовала в открытую свою страсть к бунтарю-первопроходцу Лондону, познавшему вкус мяса. С тех пор, конечно, в том же "Морском волке" авторские ремарки стали для меня куда слышнее, а столкновение философий Ларсена и Хэмпа показалось представленным не так ненавязчиво, как я это видела в том же одиннадцатом классе, поэтому с чисто рациональной точки зрения образ ужасно материалистического капитана потерял несколько пунктов на шкале симпатий, но того ошеломляющего первого впечатления, которое на меня произвели и образ заглавного героя, и сам роман, я не забуду. Это был шторм, и сорванные паруса, и девятый вал.
А уж "Зов предков"-то как мне нравится: в отличие от полуволка-полупса Белого клыка, прижившегося в цивилизации, главный герой "Зова" пес возвращается к своим истокам и становится вожаком волчьей стаи. Кому как, а мне по душе больше этот вариант, особенно после всяких репостных удивительных историй про исследователей, которые годами живут в волчьих стаях и не жалуются. *приступ мизантропии*