Культурное
Книжку "Милые кости" прочитала. Фильм понравился больше, ибо он красив, а книга - так себе, обычная, и этой красочной метафоричности я в ней не увидела (возможно, потому, что сначала было кино). Местами интригующе, конечно, местами - душевно, но целом, хотя в процессе пробежки глаз по строчкам на еду и дела порой забиваешь, после прочтения в сердце ничего особо не остается.
"Человек, который смеется" тоже закончен. Внезапно, я бы сказала, потому что по количеству оставшихся страниц рассчитывала не расставаться с героями еще какое-то время, но эти страницы оказались критикой и комментариями.
Мне кажется, даже по двум произведениям можно составить некоторое представление о авторе. Впрочем, как оказывается, представление о нем можно получить и на основе гуляющих по интернету пародийных "Красных Шапочек" от Стендаля, Достоевского, Гюго и т.д, где пародисты удачно ухватывают характерные черты авторского стиля. Словом, после "Нотр-Дама" и приключений Гуинплена Гюго для меня - это:
1. объем (писать коротко - не его фишка);
2. историчность (по количеству сведений о пэрах или о бродягах шестнадцатого века он, по-моему, переплюнул Жюля Верна с его географическими открытиями, вплетенными в авантюры персонажей);
3. метафоры-и-сравнения, метафоры-и-сравнения, метафоры-и-сравнения: почти весь текст состоит из них (от того и объем такой: как же может быть иначе, если для одного действия или явления подбирается длинный абзац образных аналогий), и метафоры, прямо скажем, красивые. "Человека, который смеется" я не то чтобы читала ради них, но очень радовалась авторским красотам самим по себе;
4. романтизм, конечно же: исключительные герои и обстоятельства (дворянин, ведущий жизнь фигляра, например), всякие красивости типа скелета на виселице в снежную бурю, кораблекрушения и прочее, вызывающее ассоциации с качественным фильмом для семейного просмотра (в смысле - с приятным времяпровождением);
5. тема королевского двора (и в том числе жуткого шута) и театра; тут и комментариев не нужно, ясно, что меня по-прежнему клинит на эти образы; кстати, почему-то мне показалось, что тема мерзкого типчика шута Баркильфедро оборвалась на полуслове.
Я довольна тем, что не прочитала это произведение Гюго раньше, когда некоторые его философские рассуждения, являющиеся с моей точки зрения совершенной пургой, могли бы испортить впечатление от романа. Сейчас же я могу отделять мух от котлет и читать книги филологически, не принимая близко к сердцу мировоззрение автора, и потому ценить по достоинству громоздкие и по-своему прелестные гюгоизмы. :) Впрочем, ясное дело, что такая литература попадает в категорию "душевно-развлекательного кино" и до книг-симфоний, книг-утренних рассветов ей не дотянуть.
А теперь на очереди - Кортасар.
Я поняла, что Крапивин похож на него: и в принципе, и особенно в "Лужайках, где пляшут скворечники". Разница только в том, что у произведений Крапивина особый крапивинский привкус, а у рассказов Кортасара - кортасаровский. :)
Мой сборник рассказов называется "Преследователь", и, дойдя аккурат до произведения, давшего название всей книге (думаю, по инициативе русского издательства, а не автора), я застопорилась и временно бросила рассказ на середине, прервавшись ради Гюго. На днях вернулась, завершила "Преследователя" (он скорее понравился умозрительно, чем зацепил эмоционально) и пошла дальше. Получила порцию кайфа от "Секретного оружия", а потом оказалось, что "Южное шоссе" и "Сеньорита Кора" еще кайфовее, и лучшее здесь - "Шоссе". Громадная пробка перед Парижем, в течение которой дни и, возможно, времена года вереницей сменяют друг друга; реальность, то играющая с человеком, то подчиняющаяся его воле; общее ощущение тягучей реалистичности и иллюзиорности одновременно... Шикарно. Просто шикарно.
Мне нравится кортасаровский стиль: бесконечные сложно-сочиненно-подчиненные предложения, состоящие из коротких частей; предложения, в которых в одной части повествование ведется от лица матери, в следующей (прямо через запятую) - от лица сына, потом - от лица медсестры, врача и снова сына. Текст необыкновенно насыщенный, упругий, от него лихорадит, ты тянешь его через трубочку, как крепкий сладкий коктейль - тянешь с усилием, потому что по консистенции он густ настолько, что уже переходит грань между жидким и твердым состоянием. Студентам филологических факультетов не найти лучшего материала для изучения тем Discours intérieur и Discours indirect libre (по-французски термины звучат внушительнее и привычнее) - мозг сломаешь.
Рассказ "Слюни дьявола" в этом плане сногсшибателен. Не представляю, как по нему сняли кино: невозможно снять фильм по кошмарному сну, ведь магия сновидения уйдет безвозвратно. Выверт так выверт. И оформление выверта каково - повествование то от первого лица, то от третьего, то вообще непонятно от какого, но говорит один и тот же человек, затянутый в фотографию. Просто Зазеркалье какое-то.
Красота.
На волне от "Милых костей" глянула "Двойную жизнь Чарли Сан-Клауда". Баллов на 6 с призрачным минусом. Выехал фильмец в моих глазах на картинках о взаимоотношениях двух братьев (видимо, взаимные "отстань" и тычки кулаком - стиль жизни миллионов братьев вне зависимости от возраста), на красивых пейзажах (кладбища в том числе) и на яхтах: человек, выросший на Крапивине, Жюле Верне и Джеке Лондоне, не может быть равнодушен к тому, как экипаж откидывается за борт для того, чтобы яхта вошла в поворот.
"Человек, который смеется" тоже закончен. Внезапно, я бы сказала, потому что по количеству оставшихся страниц рассчитывала не расставаться с героями еще какое-то время, но эти страницы оказались критикой и комментариями.
Мне кажется, даже по двум произведениям можно составить некоторое представление о авторе. Впрочем, как оказывается, представление о нем можно получить и на основе гуляющих по интернету пародийных "Красных Шапочек" от Стендаля, Достоевского, Гюго и т.д, где пародисты удачно ухватывают характерные черты авторского стиля. Словом, после "Нотр-Дама" и приключений Гуинплена Гюго для меня - это:
1. объем (писать коротко - не его фишка);
2. историчность (по количеству сведений о пэрах или о бродягах шестнадцатого века он, по-моему, переплюнул Жюля Верна с его географическими открытиями, вплетенными в авантюры персонажей);
3. метафоры-и-сравнения, метафоры-и-сравнения, метафоры-и-сравнения: почти весь текст состоит из них (от того и объем такой: как же может быть иначе, если для одного действия или явления подбирается длинный абзац образных аналогий), и метафоры, прямо скажем, красивые. "Человека, который смеется" я не то чтобы читала ради них, но очень радовалась авторским красотам самим по себе;
4. романтизм, конечно же: исключительные герои и обстоятельства (дворянин, ведущий жизнь фигляра, например), всякие красивости типа скелета на виселице в снежную бурю, кораблекрушения и прочее, вызывающее ассоциации с качественным фильмом для семейного просмотра (в смысле - с приятным времяпровождением);
5. тема королевского двора (и в том числе жуткого шута) и театра; тут и комментариев не нужно, ясно, что меня по-прежнему клинит на эти образы; кстати, почему-то мне показалось, что тема мерзкого типчика шута Баркильфедро оборвалась на полуслове.
Я довольна тем, что не прочитала это произведение Гюго раньше, когда некоторые его философские рассуждения, являющиеся с моей точки зрения совершенной пургой, могли бы испортить впечатление от романа. Сейчас же я могу отделять мух от котлет и читать книги филологически, не принимая близко к сердцу мировоззрение автора, и потому ценить по достоинству громоздкие и по-своему прелестные гюгоизмы. :) Впрочем, ясное дело, что такая литература попадает в категорию "душевно-развлекательного кино" и до книг-симфоний, книг-утренних рассветов ей не дотянуть.
А теперь на очереди - Кортасар.
Я поняла, что Крапивин похож на него: и в принципе, и особенно в "Лужайках, где пляшут скворечники". Разница только в том, что у произведений Крапивина особый крапивинский привкус, а у рассказов Кортасара - кортасаровский. :)
Мой сборник рассказов называется "Преследователь", и, дойдя аккурат до произведения, давшего название всей книге (думаю, по инициативе русского издательства, а не автора), я застопорилась и временно бросила рассказ на середине, прервавшись ради Гюго. На днях вернулась, завершила "Преследователя" (он скорее понравился умозрительно, чем зацепил эмоционально) и пошла дальше. Получила порцию кайфа от "Секретного оружия", а потом оказалось, что "Южное шоссе" и "Сеньорита Кора" еще кайфовее, и лучшее здесь - "Шоссе". Громадная пробка перед Парижем, в течение которой дни и, возможно, времена года вереницей сменяют друг друга; реальность, то играющая с человеком, то подчиняющаяся его воле; общее ощущение тягучей реалистичности и иллюзиорности одновременно... Шикарно. Просто шикарно.
Мне нравится кортасаровский стиль: бесконечные сложно-сочиненно-подчиненные предложения, состоящие из коротких частей; предложения, в которых в одной части повествование ведется от лица матери, в следующей (прямо через запятую) - от лица сына, потом - от лица медсестры, врача и снова сына. Текст необыкновенно насыщенный, упругий, от него лихорадит, ты тянешь его через трубочку, как крепкий сладкий коктейль - тянешь с усилием, потому что по консистенции он густ настолько, что уже переходит грань между жидким и твердым состоянием. Студентам филологических факультетов не найти лучшего материала для изучения тем Discours intérieur и Discours indirect libre (по-французски термины звучат внушительнее и привычнее) - мозг сломаешь.
Рассказ "Слюни дьявола" в этом плане сногсшибателен. Не представляю, как по нему сняли кино: невозможно снять фильм по кошмарному сну, ведь магия сновидения уйдет безвозвратно. Выверт так выверт. И оформление выверта каково - повествование то от первого лица, то от третьего, то вообще непонятно от какого, но говорит один и тот же человек, затянутый в фотографию. Просто Зазеркалье какое-то.
Красота.
На волне от "Милых костей" глянула "Двойную жизнь Чарли Сан-Клауда". Баллов на 6 с призрачным минусом. Выехал фильмец в моих глазах на картинках о взаимоотношениях двух братьев (видимо, взаимные "отстань" и тычки кулаком - стиль жизни миллионов братьев вне зависимости от возраста), на красивых пейзажах (кладбища в том числе) и на яхтах: человек, выросший на Крапивине, Жюле Верне и Джеке Лондоне, не может быть равнодушен к тому, как экипаж откидывается за борт для того, чтобы яхта вошла в поворот.