Борис Пастернак, "Доктор Живаго" и стихи
Коротко о "Докторе Живаго": судьбы скрещенья.
Коротко о творчестве Пастернака, особенно о поэтическом: и две березки у ворот должны посторониться.
"Доктор Живаго" - удивительный роман: читаешь его, утонув в нем с головой, но после в голове не остается вообще ничего, одни только образы, яркие и смутные одновременно. От программного школьного чтения у меня в памяти осталась совершенная пустота, и, взявшись за книгу в универе, я читала ее словно впервые. Словно впервые я ее и перечитала на днях, но теперь эта "первость" была иной: какие-то куски мне все же с института запомнились (точнее, они всплывали в памяти по ходу чтения, а иногда я даже вспоминала что-то авансом - мол, где-то же должен быть вот такой эпизод... и он действительно потом встречался в тексте), а как впервые "Живаго" я читала потому, что воспринялся он совсем по-другому, как будто какая-то другая, незнакомая ранее книга. Словно в прошлый раз (разы?) свет падал на одни главы, а в этот - на совсем другие.
Попутно я увидела в каких-то заметках высказывание Пастернака о том, что он задумал роман о пишущем стихи докторе (?) и вот теперь некоторые стихи пишет в этот прироманный стихотворный цикл как бы от лица героя. Ничего такого в том, чтобы писать от чьего-либо лица, нет, но мне почему-то эта пастернаковская фраза показалась чистейшей шизофренией... и казалась она таковой до тех пор, пока, предварительно зачитавшись "живаговскими" стихами, я не начала встречать в самом романе их предыстории.
Вообще я считаю, что стихотворению положено быть универсальным, что оно должно звучать само по себе, без каких-либо пояснений со стороны автора (эти пояснения - как костыли для того, кто бессилен четко выразить суть в рифмах и потому вынужден делать комментарии). С другой стороны, истории написания конкретных стихов мне ужасно нравятся, от житейско-бытовой информации о жизни поэта стихотворение словно обрастает плотью, ты можешь увидеть момент его рождения (взять те же эпизоды блоковских прогулок с Менделеевой из которых потом возникали строки о Прекрасной даме), а иногда - просто гораздо лучше понять смысл. Так получилось из живаговским циклом: без каких-то невзначай оброненных фраз или без событий из жизни Живаго (Живаго или Пастернака? вот вопрос) я бы сочла стихотворные формулировки просто трескучими или невразумительными фразами, но с этими "комментариями"... С этими комментариями со стихотворением происходит нечто таинственное, от чего хочется воскликнуть: да, да, как точно он сказал!
Ну а вообще - какой он, Пастернак? каково его творчество?
На мой взгляд, сам Пастернак похож на нервного коня (и даже кто-то из современников - полагаю, поэтов же - о нем так и писал: мол, косит лошадиным глазом; возможно, ассоциация моя оттуда и идет), и потому его стихи тоже нервны и неровны - и ритмически, и кое-где стилистически... Но я вижу в них столько жизни, что эта неровность превращается просто в пульсацию сердца, в неидеальность всего живого. Вообще он, конечно, - поэт жизни. У него все живо, и такого потрясающего единства живой и неживой природы, откликающейся на человеческие переживания, я не встречала больше ни у кого. И дело даже не столько в этой созвучной герою или автору природе (в конце концов, очеловечивание - это и частый литературный прием, и в принципе свойственный человеку способ восприятия мира), а в том, что Пастернак просто по жизни предстоит Тому, к Кому прямо обращается в своем "Рассвете", и говорит об этом, как о чем-то само собой разумеющемся. И на этом фоне всякое неоднозначное, что было в судьбе и самого автора, и его литературного героя, который, вероятно, во многом - альтер-эго своего создателя, становится второстепенным.
И остается только главное. То, о чем Пастернак писал так просто, серьезно и, на мой взгляд, так хорошо. Так хорошо, что... пойду-ка еще его почитаю.
Коротко о творчестве Пастернака, особенно о поэтическом: и две березки у ворот должны посторониться.
"Доктор Живаго" - удивительный роман: читаешь его, утонув в нем с головой, но после в голове не остается вообще ничего, одни только образы, яркие и смутные одновременно. От программного школьного чтения у меня в памяти осталась совершенная пустота, и, взявшись за книгу в универе, я читала ее словно впервые. Словно впервые я ее и перечитала на днях, но теперь эта "первость" была иной: какие-то куски мне все же с института запомнились (точнее, они всплывали в памяти по ходу чтения, а иногда я даже вспоминала что-то авансом - мол, где-то же должен быть вот такой эпизод... и он действительно потом встречался в тексте), а как впервые "Живаго" я читала потому, что воспринялся он совсем по-другому, как будто какая-то другая, незнакомая ранее книга. Словно в прошлый раз (разы?) свет падал на одни главы, а в этот - на совсем другие.
Попутно я увидела в каких-то заметках высказывание Пастернака о том, что он задумал роман о пишущем стихи докторе (?) и вот теперь некоторые стихи пишет в этот прироманный стихотворный цикл как бы от лица героя. Ничего такого в том, чтобы писать от чьего-либо лица, нет, но мне почему-то эта пастернаковская фраза показалась чистейшей шизофренией... и казалась она таковой до тех пор, пока, предварительно зачитавшись "живаговскими" стихами, я не начала встречать в самом романе их предыстории.
Вообще я считаю, что стихотворению положено быть универсальным, что оно должно звучать само по себе, без каких-либо пояснений со стороны автора (эти пояснения - как костыли для того, кто бессилен четко выразить суть в рифмах и потому вынужден делать комментарии). С другой стороны, истории написания конкретных стихов мне ужасно нравятся, от житейско-бытовой информации о жизни поэта стихотворение словно обрастает плотью, ты можешь увидеть момент его рождения (взять те же эпизоды блоковских прогулок с Менделеевой из которых потом возникали строки о Прекрасной даме), а иногда - просто гораздо лучше понять смысл. Так получилось из живаговским циклом: без каких-то невзначай оброненных фраз или без событий из жизни Живаго (Живаго или Пастернака? вот вопрос) я бы сочла стихотворные формулировки просто трескучими или невразумительными фразами, но с этими "комментариями"... С этими комментариями со стихотворением происходит нечто таинственное, от чего хочется воскликнуть: да, да, как точно он сказал!
Ну а вообще - какой он, Пастернак? каково его творчество?
На мой взгляд, сам Пастернак похож на нервного коня (и даже кто-то из современников - полагаю, поэтов же - о нем так и писал: мол, косит лошадиным глазом; возможно, ассоциация моя оттуда и идет), и потому его стихи тоже нервны и неровны - и ритмически, и кое-где стилистически... Но я вижу в них столько жизни, что эта неровность превращается просто в пульсацию сердца, в неидеальность всего живого. Вообще он, конечно, - поэт жизни. У него все живо, и такого потрясающего единства живой и неживой природы, откликающейся на человеческие переживания, я не встречала больше ни у кого. И дело даже не столько в этой созвучной герою или автору природе (в конце концов, очеловечивание - это и частый литературный прием, и в принципе свойственный человеку способ восприятия мира), а в том, что Пастернак просто по жизни предстоит Тому, к Кому прямо обращается в своем "Рассвете", и говорит об этом, как о чем-то само собой разумеющемся. И на этом фоне всякое неоднозначное, что было в судьбе и самого автора, и его литературного героя, который, вероятно, во многом - альтер-эго своего создателя, становится второстепенным.
И остается только главное. То, о чем Пастернак писал так просто, серьезно и, на мой взгляд, так хорошо. Так хорошо, что... пойду-ка еще его почитаю.