Низы все еще хотят, верхи пока еще могут
Click to viewВчера участвовал в передаче «Актуалный комментарий» со Степаном Сулакшиным. Вообще-то речь шла о «смягчении» уголовной ответственности за экстремизм, но разговор съехал на более глобальную тему о будущем Рассеюшки. Возможна ли в РФ революция, и если да, то какая? Выяснилось, что с ведущим Степаном Сулакшиным мы придерживаемся разных позиций в отношении населения путлеровского рейха. Я категорически отказываю овощному быдлу в субъектности, настаивая на том, что в РФ возможна только революция сверху, иначе именуемая «цветной». В этом случае конфликт происходит внутри элиты, а население играет лишь роль пушечного мяса в интересах той или иной группировки, не выдвигая собственных требований. Степан Степанович, судя по всему, придерживается мнения, что популяция РФ обладает достаточной субъектностью для осуществления революции снизу, то есть социальной революции. Попробую более детально обосновать свою позицию.
По историческому характеру революции бывают модернистскими или консервативными (возвратными). В первом случае при победе революции общество переходит на более высокую ступень развития, социальная модель приобретает большую системную сложность. Во втором случае происходит инволюция, то есть откат назад, архаизация, социум теряет системную сложность. Экономические отношения возвращаются к более примитивной модели, соответственно базису меняется и политическая надстройка, системы управления деградируют до уровня предыдущего поколения.
Консервативные революции - явление достаточно редкое. Яркий пример - Исламская революция в Иране. Любая фашистская революция, если она происходит в демократическом обществе, является возвратной. Да, не всегда она приводит к регрессу в экономической сфере. Например, фашистская Италия экономически демонстрировала хорошие темпы роста, как и нацистская Германия начала бурно расти именно после прихода к власти Гитлера. Но системы управления в этих странах резко деградировали, приобретя характер, свойственный доиндустриальным обществам. На тактическом уровне это давало неоспоримое преимущество перед демократиями, в которых получили развитие системы коллективного руководства, основанные на принципе разделения властей по компетенции, но стратегически вождистские управленческие модели безнадежно уступали им. Гитлеровская Германия была способна блестяще делать блицкриг, и то до поры до времени, но игру на стратегическом поле она безнадежно проигрывала своим противникам с самого начала. Деспотия не способна решать задачи высокой сложности, требующие больших вычислительных мощностей, у нее просто нет инструментов для этого, она сильна лишь там, где требуется быстрота решений, воля и натиск для их воплощения.
По формационному (базисному) характеру революции подразделяются на догоняющие и опережающие. В первом случае в обществе эволюционным путем накапливается критическая масса изменений в экономическом базисе, обществу становится тесно в рамках старого уклада, и оно революционным путем меняет политическую надстройку. Таковы почти все европейские революции XIX столетия: буржуазные отношения в обществе уже сложились, индустриальный уклад все более упрочнялся, но власть принадлежала старой феодальной элите, все более слабеющей экономически, опирающейся на политическое господство, на феодальную (монархическую) систему управления, все менее адекватную в условиях капитализма, не обладающую необходимым уровнем системной сложности.
В случае опережающей революции сначала в ходе политического переворота к власти приходит элита, представляющая новый уклад, после чего она начинает энергично переформатировать экономический базис. Практически все антиколониальные революции второй половины XX века носят опережающий характер. Не все они оказались успешны, но тенденцию это никак не отменяет. Характерной чертой их является приход к власти модернистской элиты, воспитанной вне того общества, которое они стремятся изменить.
Яркий пример опережающей революции - петровские преобразования в России. В этом случае пришлось даже значительно «секвестировать» элиту национальную, заменив ее иностранцами. Новая, культурно чуждая России элита принялась переформатировать ее под себя, благодаря чему страна смогла сохраниться и хотя бы отчасти преодолеть культурное и технологическое отставание от Европы. По схожей схеме развивалась революция Мэйдзи в Японии 1868-1889 гг., с той лишь разницей, что на первое место в элите вышли молодые аристократы, получившее западное образование и проникшиеся идеологией модерна. Консервативная же часть элиты пошла под нож как в прямом, так и переносном смысле.
Важной составляющей опережающих революций является культурное «переформатирование» социума, которому ускоренными темпами, часто насильственно, навязываются культурные стереотипы, свойственные для современного уклада, который на уровне базиса только начинает утверждаться усилиями сверху. Догоняющие революции наоборот уже базируются на тех идеологических ценностях, которые созрели и в значительной степени утвердились снизу и которым перестает соответствовать политическая надстройка. Идеологический базис Великой французской революции создали французские деятели эпохи Просвящения, чей расцвет пришелся на время последних Людовиков.
Наконец, по субъектному характеру революции следует разделять на элитарные (революция сверху) и социальные (революция снизу). Если движущей силой революции являются широкие массы или социальная группа, не являющаяся частью правящей верхушки, если конфликт носит характер противостояния низов и верхов, такой тип революции именуется социальным. В ходе элитарной (верхушечной, «цветной») революции правящий класс раскалывается на реакционную и революционную части, между которыми и происходят разборки. Массы так же вовлекаются в этот конфликт на той или иной стороне, но при этом не обладают субъектностью. В случае победы революции они могут получить существенные выгоды или проиграть, но главным бенефециаром, в любом случае, становится победившая модернистская часть элиты. В случае элитарной революции правящий класс обновляется, в той или иной степени меняется его характер, однако эти изменения носят, так сказать, внутриклассовый характер. В случае социальной революции правящий класс меняется полностью, меняется система управления, для широких слоев населения появляются беспрецедентные социальные лифты. Французская революция 1789 г. открыла крестьянину и ремесленнику дорогу к маршальским эполетам, хотя при королевской власти недостижимой мечтой для них был чин капитана.
Как несложно обнаружить, социальный характер свойственен в большей степени догоняющим революциям, но не всегда. В частности, Октябрьская революция 1917 г. В России носила ярко выраженный опережающий характер, при этом имела широкий социальный размах. Опережающий характер прослеживается в том, что правящий класс исповедовал ценности, привнесенные извне (марксизм и индустриализм были заимствованы у Запада и лишь отчасти и часто только внешне адаптированы для архаичного русского общества). Социум подвергся мощному культурному обновлению, изменения в базисе (индустриализация и урбанизация) последовали уже после изменения политической надстройки, перешедшей от феодального самодержавного правления к свойственной индустриальным обществам более сложной коллективно-распределенной системе управления (в частности быстро появилась сложная система отраслевого управления экономикой).
Социальный же характер революции проявился в том, что новая власть была вынуждена в первую очередь удовлетворять требования широких масс (требования мира, земли, обеспечение городов продовольствием и топливом), и именно этим обеспечивала свою легитимность. В случае элитарных революций победившая часть правящего класса не нуждается в получении легитимности через удовлетворение принципиальных требований масс (часто такие требования вообще отсутствуют), ее легитимность подтверждается процедурным путем, например, через выборы, которые она же сама и проводит.
Примеры элитарных революций у нас на глазах: Грузия, Украина, Сербия. Происходящие сегодня в Армении бурные политические события - модельный образец революции сверху. Да, поддержка масс - это самый мощный актив нынешнего армянского премьера Пашиняна, противостоящего мафиозной группировке, главным выразителем интересов которой является Республиканская партия. Но сколь бы массовые митинги не собирал новый вождь, массовка сама по себе не выдвигает ни лидеров, ни идей, а лишь поддерживает лозунги, сформулированные модернистским крылом правящего класса, борющимся с консерваторами. То есть массы не обладают субъектностью.
На этом теоретический экскурс можно считать законченным, переходим к практическому разбору конкретной ситуации в РФ. Революционный потенциал населения в стране крайне низок, расчеты на вызревание революции снизу совершенно беспочвенны. Поэтому не оправдана и ставка на активные действия по «пробуждению» народа, который в текущих исторических условиях принципиально не способен сыграть роль субъекта. Проще говоря, революция социального характера в РФ невозможна.
Для этого необходим разогрев общества до некоей точки кипения, при котором возникает ситуация, когда попытка управлять им по-старому натыкается на сопротивление снизу такой силы, которая превышает способность верхов навязать низам свою волю. Правящий класс утрачивает свою легитимность вследствие принципиальной неспособности разрешить общественные противоречия. Это и есть классическая революционная ситуация по Ленину.
Теперь попробуйте сформулировать, какие принципиальные противоречия сегодня существуют между путинской элитой и ограбляемым им населением. Да, быдло хотело бы получать больше крох с барского стола, но при этом легитимность барина и его право распределять блага под сомнение не ставится. Лозунг «Барина на вилы!», подразумевающий активное противодействие правящему режиму, не находит ни малейшей поддержки за пределами маргинальных протестных групп. Да и сами эти маргинальные группы не являются носителями радикальных настроений, их участники слишком инфантильны и трусливы для того, чтобы играть активную роль в сломе существующих порядков. Их протест не носит ярко выраженного деструктивного характера.
Этого вопроса я тоже касался в беседе с Сулакшиным. Протест может быть конструктивным и деструктивным. Конструктивный протест направлен на взаимодействие с существующий властью и выражается в требованиях осуществить те или иные действия по удовлетворению требований протестующих. Они не выступают против власти, они ПРОСЯТ ее более эффективно защищать их интересы. Деструктивный протест направлен на смену власти, протестующие уже не ждут от нее ничего, они действуют в интересах альтернативной силы. Деструктивный протест не обязательно носит силовой характер, чаще всего он происходит в рамках дозволенного или условно дозволенного. Пример - украинский майдан 2014 г., когда протестующие против режима Януковича свергли его, не прибегая к инструментарию вооруженного восстания. Что касается эпизодического насилия, то оно имело взаимный характер. Можно сколько угодно оспаривать юридическую обоснованность решения парламента, лишившего президентских полномочий сбежавшего Януковича, но легитимность самого парламента ни у кого, даже у самых ярых антимайданщиков, сомнения не вызывала. Утрата же легитимности Януковичем так же была абсолютно очевидной. Именно поэтому он и предпочел сбежать, а не бороться за власть.
Майдан, проходящий под лозунгом «Банду геть!» - классический пример деструктивного протеста, направленного на смену власти. Антипенсионные протесты в РФ лета-осени 2018 г. носят исключительно конструктивный характер, поскольку направлены не на делегитимизацию власти и смену правящего режима, а выдвигают очень ограниченные требования изменения одного конкретного федерального закона. Прими эти требования Кремль - конфликт будет исчерпан. Почему власть не проявляет ни малейшей готовности идти навстречу требованиям протестующих? Причина очевидна: эти протесты абсолютно ничем не опасны для власти, к тому же настолько слабы, что я склонен оценивать их, как позорно беспомощные и микроскопические. Они не носят массового характера. Чтобы понять, что значит массовый характер, посмотрите на фото народных выступлений в Армении и сравните их с жалкими кучками «протестантов» в Москве: на первом фото запечатлен антипенсионный митинг КПРФ 2 сентября 2018 г, на втором - акция навальнят неделей спустя. У вас еще есть вопросы, почему Путлер плевать хотел на «протесты»? Повезло ему с электоратом - это образцовые терпилы и рабы.
Общество на пути разогрева от состояния консенсуса с властью до массового деструктивного протеста проходит определенные стадии:
1.Недовольство. Для этого этапа характерен массовый конструктивный протест. Адекватная власть в условиях демократического общества старается конфликт погасить, что называется, в зародыше, идя на определенные уступки. Ведь на ближайших выборах конструктивный протест, не будучи погашенным, гарантированно перерастает в деструктивный и выражается в протестном голосовании, в результате которого к власти приходит оппозиция. Поскольку в РФ никакой демократией даже не пахнет, выборы носят имитационный характер и на легитимность несменяемой власти влияния не оказывают, у правящего режима не возникает ни малейшего стимула удовлетворять требования протестующих или даже имитировать стремление удовлетворить их. Для Кремля пойти навстречу протестующим - значит проявить слабость. Поэтому в РФ абсолютно любой конструктивный протест будет при нынешней власти абсолютно непродуктивен.
2. Отчуждение. На этой стадии происходит массовое разочарование в правящем режиме, он утрачивает социальную базу, теряет легитимность. При этом никаких бурных политических событий может не происходить. Но видимое спокойствие крайне обманчиво. У общества нет протестного потенциала, доминирующее настроение - апатия. В конструктивном протесте люди разочарованы, для деструктивного нет никаких поводов, причин, мобилизующих факторов. В массовом сознании доминирует страх перемен, большинство убеждено, что если завтра не станет хуже, чем сегодня - это уже хорошо.
3. Протест. Деструктивный протест, направленный на смену власти, произрастает исключительно из отчуждения при проявлении неблагоприятных факторах (война, экономический или политический кризисы, стихийные бедствия, техногенные катастрофы). Деструктивный протест не обязательно должен быть массовым. Ключевое значение в данном случае имеет то, что если ранее правящий режим мог опираться на активную или, чаще всего, пассивную поддержку масс, то теперь массы испытывает отчуждение от власти или даже пассивно симпатизируют протесту. Мысль «Лишь бы не было хуже» все больше уступает убеждению (ошибочному, конечно), что хуже быть уже не может. Несменяемая власть надоела, появляется запрос на перемены («Кто угодно, лишь бы не эти надоевшие рожи»), что и создает социальную базу для деструктивного протеста, к которому восприимчива в первую очередь молодежь.
Ошибочно считать, что любой деструктивный протест может быть размазан по асфальту карателями. Нет, в условиях, когда власть утрачивает легитимность (пассивную поддержку масс), карательные органы вдруг тоже становятся пассивными и нерешительными. Это закон, не имеющий исключений. В 1905 г. войска без всяких колебаний расстреливали рабочих на улицах Петербурга и Москвы и топили в крови крестьянские восстания, хотя солдаты были теми же рабочими и крестьянами в шинелях. Но поскольку власть была легитимна, легитимным было и насилие, направленное против смутьянов. Случаи бунтов в армии тоже имели место, но они давились верными правительству войсками. Причем протест, сколь бы радикальным он ни был, носил преимущественно конструктивный характер - протестующие требовали от власти уступок, но не пытались утвердить альтернативную власть за редкими исключениями.
В феврале 1917 г. ситуация в корне поменялась. Народ за истекшие 12 лет прошел путь от пассивного подчинения к почти полному отчуждению от самодержавной власти. Поэтому полиция попросту разбежалась, а войска, выведенные на улицы, поддержали восставших. Никто, включая два миллиона охранителей-черносотенцев, не предпринял попытки удержать монархию от краха. Церковь, являющаяся идеологической опорой правящего режима, проявила полнейшую пассивность, а как только определился победитель, с готовностью поддержала новую власть.
Дело вовсе не в предательстве верхов. Предательство - следствие утраты легитимности правящим классом. Представители элиты, в том числе силовики, стремятся «вовремя предать» (по Талейрану) и очень быстро верховный правитель (правящий клан, группировка) оказываются в вакууме - их приказы саботируются еще вчера по песьи преданными слугами, казалось бы, пропитанный верноподданничеством народ не проявляет ни малейших симпатий к недавно обожествляемой власти, системы управления впадают в паралич. Верхи не могут, низы не хотят. В этой ситуации достаточно слабого толчка, чтобы прогнивший режим рухнул.
Теперь давайте оценим объективно, в какой стадии находится сегодняшнее россиянское общество. По мне, так называть обществом эту биологическую популяцию - значит делать ей незаслуженный комплимент, но пусть будет так. Проявлений массового недовольства не наблюдается. Тех, кто считает иначе, отсылаю к фото, размещенным выше. Даже если имеет место недовольство своим личным положением (бедность, разруха, деградация социальных систем), оно не перерастает в недовольство властью. Наоборот, чем хуже условия существования быдла, тем сильнее в нем готовность прильнуть к сильному барскому плечу. Ну, или толстой барской жопе - формы проявления поддержки власти могут быть самыми разными, сути это не меняет. Например, одним из проявлений этого верноподданнического припадания к сакральным властным гениталиям является участие в акции «Бессменный полк», когда стадо совершенно добровольно, без всякого насилия со стороны властей выходит на ритуальное шествие. Да, многие могут сказать, что они таким образом проявляют не солидарность с кремлевской клептократией, а почитают «дедов, которые воевали», другие аполитично ностальгируют по утраченной имперской мощи, третьи просто слепо следуют стадному инстинкту. Но пастухам абсолютно пофигу, что по этому поводу думают или не думают бараны. Главное, что они следуют установленному ритуалу. Главное, что акции даже конструктивного протеста не собирают и десятой доли крестного хода с портретами на палках.
Говорить об отчуждении от власти вообще не приходится. Да, каждая следующая избирательная кампания характеризуется снижением явки на 1-2%. И в чем проблема? Тут действует железное правило: чем ниже явка - тем выше процент голосов за партию власти. Когда надо, власть довольно успешно нагоняет явку до уровня 60-65%, и даже выше. Просто в этом особой нужды нет.
То, что отчуждение от власти не является сколь-нибудь заметным фактором, говорит и лоялистки-конструктивная стилистика протестов, которые проходят под лозунгом «Путинпамаги!». Даже митинги протеста против пенсионной реформы, организованные внесистемной оппозицией, апеллируют к Путину, поскольку одним из главных их требований является отставка правительства. Кто может отправить его в отставку? Только царь. Вот к нему, получается, внесистемщики и обращаются. Самое радикальное их требование на сегодняшний день - отмена высочайше одобренной монополии ЕР на власть и допуск к участию в выборах представителей внесистемных партий. То есть предел мечтаний внесистемной оппозиции - переход в оппозицию системную. Даже лозунг «Долой царя!» еще не свидетельствует об отчуждении. Ну, надоел кому-то царь, бывает и такое, хочется увидеть свежее лицо на троне. Показателем того, что общество в достаточной степени пропиталось отчуждением, является лозунг «Долой царизм!».
Говорить о деструктивности протеста в Раше вообще не приходится. Наоборот, даже самые матерые радикалы, вроде карикатурно чегеварящего Удальцова, всячески демонстрируют готовность играть по системным правилам. Он и партию пытался создать, и на Грудинина на президентских «выборах» шестерил, тем самым всячески легитимизируя эти самые, прости хоспади, «выборы». Особенно меня умиляет, когда протестуны упрашивают власть допустить их в телеэфиры. Успокойтесь, малыши, клоунов там и без вас хватает.
Резюмирую: из трех шагов к социальной революции россианское общество не сделало пока ни одного. И даже ногу для первого шага не занесло. Более того, оно испуганно упирается и страстно желает возобновления романа с Путиным в духе нефтегазового процветания нулевых годов. Да, протестные настроения есть. Ну, так они всегда имелись, причем количество недовольных властью 15 лет назад было неизмеримо больше. Рейтинг Путлера падает? Ой, насмешили! У него уже в августе 1999 г. было 84% поддержки. В марте он победил в первом туре с результатом 52%. В июне 2000 г. рейтинг главкрысы едва достигал до 61%, а в начале 2005 г. на волне протестов против монетизации льгот (а это были куда более массовые и агрессивные протесты, чем сегодня!) проседал еще ниже. Дно в 60% рейтинг царя пробивал и в 2012 г. на фоне болотных протестов и закручивания репрессивных гаек. Разве нынешние 68-74% текущего рейтинга причина для паники? Вы, наверное, уже забыли, но в 2003 г. «Единая Россия» набрала на выборах в Госдуру жалкие 37,5%. Это даже тогда почему-то не воспринималось, как катастрофа. Так по сравнению с 2003 г. 54%, полученные жуликами и ворами в 2016 г. - это рост доверия к власти или его падение? Степень легитимности правящего режима не падает и не растет, она КОЛЕБЛЕТСЯ, даже близко не приближаясь к опасным для режима отметкам.
Все вышесказанное - констатация факта. Вам может не нравится факт, но он от этого фактом быть не перестает. Факт в следующем: изнутри общества для правящего режима не исходит никакой реальной угрозы. Вероятность социальной революции в существующих исторических условиях равна нулю.
Однако революция в РФ в самое ближайшее время весьма вероятна, хотя назвать ее неизбежной я не могу. Неизбежна лишь катастрофа, а будет она преодолена в революционном переходе к более жизнеспособной форме социальной системы, или закончится полным ее (системы) крахом - это пока область отвлеченного прогнозирования. О том, почему россиянская популяция не способна к смене правящего режима и какого характера революция угрожает Путлеру, расскажу в следующий раз. ( Продолжение).