КРАВАЛЛЕ
Кусочек про первомай в Берлине, не вошедший в статью, - и много фоток с оного.
Утром мы встречаемся с Тимо, другом-фотографом, сегодня у нас Первомай. Тимо специально приехал из своего маленького городка между Гановером и Гамбургом, чтобы заснять беспорядки. В этом году у них 20-летний юбилей: ежегодные первомайские побоища между панками и полицией, называемые смешным французским словом "кравалле" ("кошачья возня"), начались в 1987, когда анархисты выступили против переписи населения, а полиция их жестко разогнала. С тех пор Кравалле - такая же неотъемлимая часть Берлина, как карнавал в Рио или Марди Грасс в Нью-Орлеане.
Сама по себе первомайская демонстрация - мероприятие симпатичное. С самого утра по Кройцбергу, району, населенному турками и неформалами, бродит несколько левых колонн: антиглобалисты, турецкие коммунисты, курдские сепаратисты, ортодоксальные марксисты, зеленые, и просто фрики. Впереди одной шагает высокая феминистского вида девка в черном обегающем платье и, обернувшись назад, скандирует в мегафон: «Раз, два, начали!» за ней движутся штук десять парочек. По команде они останавливаются и начинают целоваться взасос. Сзади люди с транспарантами тоже останавливаются и ждут. Потом все проходят метров пятьдесят и повторяют. Под конец парочки по команде ложились на асфальт, лобызались, вскакивали и т.д. Все желающие могут присоединиться. В колоннах там и сям мелькают разнообразные клоуны: шеренга водолазов в гидрокостюмах, ластах и масках, шагая в ногу, скандирует: «Riot, riot - let’s try it!» («Беспорядки, беспорядки - давайте их устроим!»). Много народу с собаками: это такой типичный берлинский персонаж - панк с ирокезом и дворнягой на поводке. Половина из них, кстати, почему-то поляки.
Многие транспаранты трудночитаемы, потому что по-турецки или по-курдски. Но в целом требуют, конечно, не меньше, чем революции. Несут портреты Мао, Ленина, Карла Либкнехта и Розы Люксембург. Играет заводная музыка - "Бэлла Чао", Боб Марли и почему-то группа "Ленинград". Атмосфера веселая и позитивная. Все это с обеих сторон обрамлено двумя цепями высоких, безмолвных, зеленых полицейских в шлемах. Берлин запружен полицией, как у нас на «Марш Несогласных», - ее свезли со всей Германии. Полицаи, конечно, довольны.
Параллельно последние пять лет в Кройцберге проходит большой праздник MyFest - сперва его придумали энтузиасты в качестве мирной альтернативы погромам, а потом власти врубились и стали финансировать торжества. Чуть ли не на каждом перекрестке танцы: там курдские женщины, здесь - турецкие мужчины, соседняя улица предоставлена рэперам, чуть дальше собрались растаманы.
Вдруг толпа расступается: по улице шествует очередная демонстрация; прекрасная юная курдянка с сережкой в носу, фанатичными глазами и слезами в голосе скандирует в мегафон из кабины грузовичка: "Nie wieder Deutschland! («Больше никакой Германии!», антитеза к «Deutschland uber alles»), "За фашизмом стоит капитал! Палестина, Иран, Ирак, Афганистан! В любом свинстве участвует ФРГ!" С балконов за происходящим одобрительно наблюдают турецкие женщины в платках и их многочисленные ребятишки.
К обеду все демонстрации традиционно собираются на огромной поляне Лаузицерплац, возле кирхи. Народа тысяч десять. Кого тут только нет - панки с остроконечными прическами, негры с седыми дредами, по-клоунски раскрашенные трансвеститы. "В Берлине просто такая мода, - объясняет Тимо, - все стараются одеться по особенному. На самом деле большинство из них в будни ходят в университет и где-нибудь подрабатывают". Реют красные и черные знамена, куча лотков с разнообразной литературой. Публика валяется на траве, курит ее и пьет пиво. Лавируя между панками, мужчина везет на коляске совершенно седую бабусю, лет девяноста. Видно, довоенная еще коммунистка. Старушка глядит на знамена и счастливо улыбается...
Официально тусовка до шести, а дальше начинается собственно Кравалле. Семь лет назад я его уже наблюдала, выглядит это так: к семи полицейские окружают поляну и через мегафон просят толпу расходиться. Кто-то, наверное, уходит, но большинство - не дураки, уходить, когда самое интересное. Еще около часа артисты готовятся: полиция смыкает ряды, подъезжают броневики с водометами, панки на поляне кучкуются, разогреваются пивом и что-то скандируют, настраиваяя себя на Краваллу. Днем, в разных местах Кройцберга я замечала там и сям аккуратно сложенные горки булыжников. Сначала я не поняла, что это, думала, рабочие недоработали. А булыжники в Берлине, не как у нас, а маленькие, размером, чуть больше детского кубика, с острыми краями - идеальное орудие для метания.
Все заборы, балконы, крыши и карнизы увешаны зеваками. Угрозы в матюгальник учащаются - и наконец одна шеренга полицейских трогается с места. Раздается улюлюканье, в наступающих летят камни и петарды. Полицаи, как римские воины, тут же смыкают строй, приседают и ощетиниваются сверкающими стеклянными щитами. По ним громко щелкают булыжники. Потом шеренга расступается, пропуская броневик - на нем, как на луноходе, вращается видеокамера. Водомет пускает в толпу красивую белую струю, панки визжат, град булыжников становится гуще. Оранжевыми цветами пылают и воют перевернутые машины, которые какие-то растяпы оставили на площади. Кайф!
Стелются косматые хвосты дыма от петард и фальшфейров, среди них в лучах прожекторов мечутся черные фигурки. Мокрые панки, героические, как парижские коммунары, подбираются поближе, швыряют булыжники. Водомет ловит смельчака - тот, кувыркаясь, летит в грязь. Внезапно полицейская когорта раскалывается, и на поляну вырывается отряд омновцев в черном. Бегом, аки коршуны, они несутся на панков, хватают двух-трех нерасторопных и под всеобщее улюлюканье волокут в каталажку. Некоторое время полиция дает публике насладиться представлением. Наконец пускают газ - зеваки плачут, чихают и смеются. Часам к одиннадцати полиция все же разгоняет поляну. К этому моменту весь Кройцберг оккупирован и перегорожен, полицаи раскинули на улицах бивуаки и отдыхают. Помню, пробираясь домой встретила знакомого, типичного старого митька Герберта, «ну как?» - спрашиваю. «Да как, - пьяненько говорит Герберт, - инопланетяне захватили Землю и, ну, они правда зеленые…» Чтобы выбраться, надо было каждые триста метров кокетничать с полицаями, которые за тем и приехали. Естественно, полиции ничего не стоило предотвратить Кравалле - убрать припасенные булыжники, да и просто не приезжать - и праздника не было бы.
Потом я страшно переживала: полицейские арестовали моего бойфренда, француза Максима. Не знаю, что на него нашло - он, человек вообще-то ленивый, сидел целый год в общаге, играл в шахматы, в кои-то веки пошел на демонстрацию - и вдруг ко мне является полиция за его вещами: дескадь, швырнул камень в их машину. Посадили его в старинную тюрьму в районе Моабит, где даже с соседом-марокканцем разрешалось говорить только по-немецки - а он двух слов связать не мог. Он написал мне письмо по-французски - но там все замазали чернилами. Через месяц его выпустили, но он сразу уехал в свою Тулузу - так я и не поняла, что это было.
Постепенно традиция идет на убыль. Сегодня Кравалле - это уличный перформанс, едва ли более серьезный, чем подушечные бои в Мауэрпарке. (Впрочем, все понимают, что в этот раз Первомай - только разминка перед Хайлигендаммом.) На каждом перекрестке дискотека. Начинается Кравалле: замотанные в черные платки панки безо всякого повода набрасываются на полицейские патрули - они, кстати, без щитов и дубинок, много женщин - и гоняются за ними по улице. Рядом с нами человек пять полицейских загоняют в подворотню. Тимо нацепляет на голову велосипедный шлем и устремляется вслед за толпой. Трогательный парень. В своем городе он довольно известный фотограф, получает заказы, у него прекрасный сайт. На жизнь этого хватает, но Тимо - фанат Кавказа, и чтобы туда ездить, он регулярно подрабатывает на стройке - там платят лучше. «В Германии ничего не происходит. Тысячи безработных фотографов мотаются по всей стране в поисках хоть каких-нибудь событий. А потом продают свои кадры в агентства за смешные деньги.» А Тимо, подкалымив, едет на Кавказ, нанимает «фиксера» (переводчик, проводник и водитель в одном лице) и снимает репортажи из Карабаха или Южной Осетии…
В полицейских летят камни и бутылки. "Автофокус капут!" - стонет вынырнувший из свалки Тимо, вытаскивая запасную камеру. Появляется подмога - полицейские вихрем проносятся вслед за панками, но в конце улицы танцуют люди - анархистам и полицаям приходится продираться сквозь пляшущую толпу. С другой стороны возникает молодой турок, швырят камень, вихрь проносится обратно - но и там движение перекрыто большой дискотекой. Так они и бегают друг за другом между реггей и хип-хопом. Тут же невозмутимо прогуливаются люди с собаками, проносится инвалид на коляске. "Тарелка салата - пять евро," - уныло зазывает усталый турецкий лоточник.
Бедный Тимо оглушен (рядом с ним взорвалась петарда, дома ему даже придется идти к врачу), но доволен - много хороших кадров.
- Что ты с ними сделаешь?
- Продам по 1000 евро за штуку, - шутит он, - да ничего, ты видела, сколько там было фотографов? Я просто люблю свою работу.
Становится очень тесно, мы теряем друг друга. Я забираюсь на подоконник, цепляюсь за декоративную пальму и пристаю с вопросами к соседу-зеваке.
- Раньше полицейским было проще, - объясняет он, - они могли оцепить район и никого не пускать. А теперь эти танцы: поэтому ни водометов, ни газа. И очень много людей, которые хотят поглазеть на Кравалле. Теперь главное оружие у полиции - видеокамеры: отслеживают тех, кто швыряет.
Двое полицейских проносят мимо кожаный диван. "Чтобы не подожгли, - объясняют мне, - огонь притягивает людей, пусть уж лучше танцуют". Тут как раз неподалеку вспыхивает мусорный бак.
- Вот это я люблю! - говорит мой собеседник, - Настоящая анархия. Пять минут анархии - но завтра булочник снова должен продавать свои пирожки!
Удивительно точная формулировка: к утру о побоище не напоминает ни одной разбитой бутылки, ни одного перевернутого дорожного знака, вообще ничего. По пустым улицам чинно скользят на велосипедах смешно и странно одетые кройцбергские обыватели.
Тина провела год в Южной Африке, ребенка родила уже в Берлине.
"Schwarzer Block", "Черный блок" - мифическая организация, на самом деле это телеярлык для обозначения панков-анархистов, которые регулярно дерутся на демонстрациях с полицией (в частности, устроили побоище в Ростоке этим летом). Они закрывают лица: в Германии действует Vermummlungsverbot - прятать лицо на демонстрациях запрещается, "не закрывайте личико тряпицею".
Прекрасная курдянка
На плакатах написано: "Auslaender Raus! Raus aus dem Ghetto!" "Иностранцы вон! Вон из гетто!" Это гетто в переносном смысле - на самом деле, непонятно, так ли уж это плохо, что они живут в гетто.
"Prepara los armas", насколько я понимаю, значит "Готовь оружие!"
На этой фотографии, по-моему, видна природная немецкая квадратность и дуболомность.
фотограф в шлеме (не Тимо, а другой, они там все в шлеме)
