***** ВСЕЛЕНСКАЯ БЕЗЫСХОДНОСТЬ
И что нам с тобой теперь делать, а? Нет, что нам делать теперь, я таки хочу, чтобы ты ответил! Что ты смотришь? А что ты дергаешь своей головой? Что теперь уже дергаться? Она все равно не даст нам житья! Если она уже захотела, так все будет, как она хочет, как бы мы не дергались. Давай думать, что нам с этим теперь делать.
Главное, я же теперь во всем и виноват, чтоб я дышал, как я знал, что так и будет. Посмотри на них, говорила она, посмотри, во что они ходят одетые. Это одежда? Это срам, говорила она, это такой срам, что мои старые глаза слезятся и хочут закрыться. Ты что - хочешь, чтобы мои глаза таки совсем закрылись, да?! Упаси бог, отвечал я ей, что ты такое говоришь?! Как можно такое говорить, когда я совсем даже не представляю себе такого вида. Это ж какой должен быть вид, не дай бог его увидеть, чтобы ты совсем закрыла глаза?! И я таки смотрел, во что они там себе ходят одетые, потому что она хотела чтобы я смотрел. Так я тебе скажу, что смотреть на них без дрожи не смог бы даже святой. Этих ножек, вэй! Этих спинок, мать моя женщина! Я могу только представить, что там можно было увидеть спереди. Но я видел только сзади и даже этого хватало, чтобы понять, что то, что он сотворил, таки да хорошо! Ну так я и смотрел, что ж я буду с ней спорить? Куда ты уставился, спрашивала она меня, на что ты так уставился, распутник, что тебя не оттащить за уши, даже если прямо за тобой стоит конец света и вот-вот наступит прямо на твой любопытный копчик?! Что ты дрожишь, развратник, кричала она, что ты такой похотливый, как кролик весной, у тебя же больное сердце! Ты же сама хотела, чтобы я посмотрел, отвечал я ей, Бог мне свидетель. Так что ты опять недовольна? Я не буду смотреть, если ты хочешь, чтобы я не смотрел. Ты ж все время хочешь наоборот, чтоб ты жила триста лет и не знала камней в почках, хотя откуда им там взяться, если даже своих камней ты складываешь в мои почки! И почему я похотливый? Я дрожу от отвращения! Что я - не видел голых женщин? Твоя добрая мать вечно мылась так, чтобы вся округа знала, какая она чистоплотная женщина и в каких именно местах особенно. Не говоря уже о том, что и в уже чистом виде она не грешила избытками одежды. Так я насмотрелся на всю жизнь. А что они творят, говорила мне она, ты посмотри, что они творят. Они только и знают, что тащить мужчин в кусты и издавать там этих дурацких воплей, от которых у меня закладывает уши и перестают нестись куры. Что они такое там делают, спрашивала она, что такого можно делать в кустах, чего нельзя делать открыто, чтобы порядочные люди не ломали себе голову. Так я шел в кусты и смотрел, потому что как же я оставлю ее без свежих яиц? Потому что Бог мне свидетель, что если я оставлю ее без свежих яиц, так ей в голову может взбрести оставить меня без всяких, а откуда я знаю, что мне это уже не важно и никому никогда не понадобится? Тем более, что когда я видел, что они вытворяют в кустах, я таки да понимал, что пускай куры лучше совсем сдохнут от недоноса. Куда ты полез, кричала мне она, что ты туда полез и зачем ты выясняешь, когда кто тут крайний и почем дают? Что там вообще дают? Таки именно тебе дадут порченое и еще обвесят. Тебя обвесят, а потом тебя еще и обсыпет, потому что у тебя на лбу написано, что ты лопух! Ша, тихо, уже никто никому ничего не дает, отвечал я ей, а мне особенно. И лопух прилип ко лбу, когда я хотел разглядеть поближе, что там так сильно напугало твоих кур, которых же вообще напугать нельзя - они таки тоже знакомы с тобой, дай им бог сил умереть своей смертью вопреки свалившемуся на них счастью!
А эти ослы, не унималась она, эти похотливые ослы, которые вовсе не животные, а совсем такие, как ты и тоже потеряли совесть. Зачем они позволяют тащить себя в кусты? Им больше нечем заняться? У них все хорошо? И только в кустах они еще ничего не испортили, не поломали и не испачкали. Таки пускай собирают грибы, раз уже им так приспичило там возиться. По крайней мере, они будут выбираться оттуда не только с этой идиотской ухмылкой на небритых рожах, но и хоть с какой-то пользой. Там нет грибов, отвечал я ей, хотя там таки да все время тепло и влажно, но от этого не растет грибов. Если бы от этого росло грибов, так мы все давно бы барахтались в грибных зарослях, как провалившийся в болото лось, от которого видны одни рога. От них и так видны одни рога, отвечала мне она, и если ты не перестанешь с ними водиться, так и ты этим заразишься. От этих кустов сплошные рога и грибы, я уже молчу за этих бестыжих развратниц, которые тоже заводятся там же.
Сделай уже что-нибудь, нудила она, оторвись от созерцания этого оголенного безобразия и пойди займись делом, наведи порядок. Или ты таки хочешь, чтобы они мени довели, да? Чтобы они свели меня в могилу и ты мог целыми днями торчать в очередях в кусты?
Так я пошел, потому что лучше я пойду, чем меня понесут, хотя какая разница, если я все равно пошел к нему. Я пошел к нему и сказал - слушай, сделай же что-нибудь, я ж уже не молодой, как раньше, как мне все это вынести? Так он мне сказал, что таки если я до сих пор выдерживал, так я такой праведный, что больше некуда и теперь он совсем видит, что с остальными надо срочно что-то делать. Ну, а что он сделал, ты и сам знаешь. Наверное, она и ему все уши прожужжала с этой влажной уборкой, будь эта влажная уборка трижды неладна! Так теперь она кричит, что стало еще хуже, что раньше хоть имели совесть в кустах прятаться, а теперь прямо под носом, как звери какие, и вообще ее укачало.
И ты еще тут.. со своей этой.. везде гадите.
Что ты опять задергался? Таки боишься? Правильно. Тебе еще повезло, ты сейчас хоть немного от нее отдохнешь. Ну, лети. Лети давай и если ты меня хоть немножечко любишь, так найди мне немножечко сухой земли, а? Она меня все равно в могилу сведет, так хоть похоронят по-людски. Под оливой. Так не хочется рыбам на корм! Ой вэй, как не хочется. Лети, голубок. Я тут тебя ждать буду - таки куда я денусь.. с лодки..
Главное, я же теперь во всем и виноват, чтоб я дышал, как я знал, что так и будет. Посмотри на них, говорила она, посмотри, во что они ходят одетые. Это одежда? Это срам, говорила она, это такой срам, что мои старые глаза слезятся и хочут закрыться. Ты что - хочешь, чтобы мои глаза таки совсем закрылись, да?! Упаси бог, отвечал я ей, что ты такое говоришь?! Как можно такое говорить, когда я совсем даже не представляю себе такого вида. Это ж какой должен быть вид, не дай бог его увидеть, чтобы ты совсем закрыла глаза?! И я таки смотрел, во что они там себе ходят одетые, потому что она хотела чтобы я смотрел. Так я тебе скажу, что смотреть на них без дрожи не смог бы даже святой. Этих ножек, вэй! Этих спинок, мать моя женщина! Я могу только представить, что там можно было увидеть спереди. Но я видел только сзади и даже этого хватало, чтобы понять, что то, что он сотворил, таки да хорошо! Ну так я и смотрел, что ж я буду с ней спорить? Куда ты уставился, спрашивала она меня, на что ты так уставился, распутник, что тебя не оттащить за уши, даже если прямо за тобой стоит конец света и вот-вот наступит прямо на твой любопытный копчик?! Что ты дрожишь, развратник, кричала она, что ты такой похотливый, как кролик весной, у тебя же больное сердце! Ты же сама хотела, чтобы я посмотрел, отвечал я ей, Бог мне свидетель. Так что ты опять недовольна? Я не буду смотреть, если ты хочешь, чтобы я не смотрел. Ты ж все время хочешь наоборот, чтоб ты жила триста лет и не знала камней в почках, хотя откуда им там взяться, если даже своих камней ты складываешь в мои почки! И почему я похотливый? Я дрожу от отвращения! Что я - не видел голых женщин? Твоя добрая мать вечно мылась так, чтобы вся округа знала, какая она чистоплотная женщина и в каких именно местах особенно. Не говоря уже о том, что и в уже чистом виде она не грешила избытками одежды. Так я насмотрелся на всю жизнь. А что они творят, говорила мне она, ты посмотри, что они творят. Они только и знают, что тащить мужчин в кусты и издавать там этих дурацких воплей, от которых у меня закладывает уши и перестают нестись куры. Что они такое там делают, спрашивала она, что такого можно делать в кустах, чего нельзя делать открыто, чтобы порядочные люди не ломали себе голову. Так я шел в кусты и смотрел, потому что как же я оставлю ее без свежих яиц? Потому что Бог мне свидетель, что если я оставлю ее без свежих яиц, так ей в голову может взбрести оставить меня без всяких, а откуда я знаю, что мне это уже не важно и никому никогда не понадобится? Тем более, что когда я видел, что они вытворяют в кустах, я таки да понимал, что пускай куры лучше совсем сдохнут от недоноса. Куда ты полез, кричала мне она, что ты туда полез и зачем ты выясняешь, когда кто тут крайний и почем дают? Что там вообще дают? Таки именно тебе дадут порченое и еще обвесят. Тебя обвесят, а потом тебя еще и обсыпет, потому что у тебя на лбу написано, что ты лопух! Ша, тихо, уже никто никому ничего не дает, отвечал я ей, а мне особенно. И лопух прилип ко лбу, когда я хотел разглядеть поближе, что там так сильно напугало твоих кур, которых же вообще напугать нельзя - они таки тоже знакомы с тобой, дай им бог сил умереть своей смертью вопреки свалившемуся на них счастью!
А эти ослы, не унималась она, эти похотливые ослы, которые вовсе не животные, а совсем такие, как ты и тоже потеряли совесть. Зачем они позволяют тащить себя в кусты? Им больше нечем заняться? У них все хорошо? И только в кустах они еще ничего не испортили, не поломали и не испачкали. Таки пускай собирают грибы, раз уже им так приспичило там возиться. По крайней мере, они будут выбираться оттуда не только с этой идиотской ухмылкой на небритых рожах, но и хоть с какой-то пользой. Там нет грибов, отвечал я ей, хотя там таки да все время тепло и влажно, но от этого не растет грибов. Если бы от этого росло грибов, так мы все давно бы барахтались в грибных зарослях, как провалившийся в болото лось, от которого видны одни рога. От них и так видны одни рога, отвечала мне она, и если ты не перестанешь с ними водиться, так и ты этим заразишься. От этих кустов сплошные рога и грибы, я уже молчу за этих бестыжих развратниц, которые тоже заводятся там же.
Сделай уже что-нибудь, нудила она, оторвись от созерцания этого оголенного безобразия и пойди займись делом, наведи порядок. Или ты таки хочешь, чтобы они мени довели, да? Чтобы они свели меня в могилу и ты мог целыми днями торчать в очередях в кусты?
Так я пошел, потому что лучше я пойду, чем меня понесут, хотя какая разница, если я все равно пошел к нему. Я пошел к нему и сказал - слушай, сделай же что-нибудь, я ж уже не молодой, как раньше, как мне все это вынести? Так он мне сказал, что таки если я до сих пор выдерживал, так я такой праведный, что больше некуда и теперь он совсем видит, что с остальными надо срочно что-то делать. Ну, а что он сделал, ты и сам знаешь. Наверное, она и ему все уши прожужжала с этой влажной уборкой, будь эта влажная уборка трижды неладна! Так теперь она кричит, что стало еще хуже, что раньше хоть имели совесть в кустах прятаться, а теперь прямо под носом, как звери какие, и вообще ее укачало.
И ты еще тут.. со своей этой.. везде гадите.
Что ты опять задергался? Таки боишься? Правильно. Тебе еще повезло, ты сейчас хоть немного от нее отдохнешь. Ну, лети. Лети давай и если ты меня хоть немножечко любишь, так найди мне немножечко сухой земли, а? Она меня все равно в могилу сведет, так хоть похоронят по-людски. Под оливой. Так не хочется рыбам на корм! Ой вэй, как не хочется. Лети, голубок. Я тут тебя ждать буду - таки куда я денусь.. с лодки..