В деле «Ирисы», «Лотосы», «Лилии».
Жук-штабист - чтобы пляс иной -
препарировал слоги фамилий, и
группе вывязал позывной.
Ах, ольховник, нейтралка ничейная -
двух усталых фронтов рубеж!..
Подготовлено нас было четверо -
диверсантов, фантомов СМЕРШ.
«Бе»
Неотступный, характера цепкого,
скирдовальщик злой молотьбы;
мастер внутренних практик Ощепкова,
прошивающий пальцем лбы;
но бедовый, убийственный раж его
сплавлен с трезвостью вожака -
в боевой единице фельдмаршалом
Глеб Березин, старлей пока.
«Зы»
За растопкой фиксатого цыканья -
золотого зевка пожар...
Рядового Евстафия Зыгаря
называют «циркач ножа»:
им без меры умельцев привечено, -
тех, что вдоха не проикав,
вдруг согрели - не сердцем, так печенью -
подколодный ледок клинка.
«Мян»
От друзей шпильки лексики - «кляйне копф»,
«макаронина», «дрын», «глиста».
А младлей - длинный Всеволод Мянников -
македонской стрельбы мастак:
как-бы медленный, как-бы неспешненький...
Полсекунды и «дрын» крылат! -
валит цели из пары тэтэшников
на бегу, в подпрыг, вперекат.
«Ка»
Кто важнецкой “цыганочки” бацатель?
Кто стяжатель пригожих цац?
Кто маэстро морзяночной рации?
Кто сержант Анатоша Кац?
Скучновато от целкости Севкиной,
да не след кисляка кривить:
при двухваттном ковчежеке «Севера»
Я - заветный ключарь-левит.
Над нейтралкой, истомной спросония,
разгораясь, алел восток.
Предстояла работа особая,
а какая - секрет лет сто.
Помню волчесть под тусклыми френчами...
Скорпионство спецжелезяк...
Мы, с убойным искусством повенчаны,
встлались в гон миражей, скользя
друг за другом без шороха. Помню, как,
пылко славя румяный мир,
на заутрених хо́рах ольховника
ликовал соловьиный клир, -
ну, кондачили, райские сволочи!
Тут-то чёрт и - разок один,
наудачу, фугасно-осколочным, -
чудо-зорьке подзасадил.
Вопль тротила - охального кочета -
смёл мой слух в глухоты ухаб;
окатила ольху, многокольчата,
трёх искусников требуха, -
три искусника ловко размножились
на куски, а кусков левей -
взрытость супеси, комля корёженность,
мятость листьев, излом ветвей
оплескало лиловое вервие.
Жив - хватаясь за воздух ртом -
я дыхание пробовал первое,
шиповатое, а потом -
диким грохотом пульса пророс в груди
неотвязной надсады жар
и, подохнув, загнулся я: Господи,
никогда так - до ссак! - не ржал.