(no subject)
сегодня затравка текста такая: продолжить любую историю или сказку после "и жили они долго и счастливо"
у меня, кажется, сразу несколько историй продолжить вышло
Треньканье будильника за стеной царапает краешек Теминого сна, настойчиво пробирается внутрь, путаница размытых цветных картинок рассыпается с тихим шорохом, как колода карт. Полшестого утра, суббота, какого черта... Тема приоткрывает глаз, в щелочку штор видит серое марево, пытается спать дальше, хотя и знает - сейчас в соседних комнатах начнется движение, польется вода в ванной, кто-то обязательно грохнет посудой в кухне - самой дальней по коридору комнате, если считать от Теминой спальни, - и расхохочется так звонко, что злость (вполне объяснимая, между прочим!) утихнет, не успев подняться к горлу тошнотворной горькой волной.
Тема живет в этой квартире два месяца - нашел чисто случайно, по объявлению, расшаренному кем-то из френдов в Фейсбуке. Исторический центр, купеческий особняк в античном стиле, с колоннами и головами Медуз, тут останавливаются туристические автобусы, а сквер под окнами никогда не затихает. Друзья, узнав о том, что он въехал к трем сестрам-близняшкам в огромную комнату в бывшей коммуналке, хлопали по плечу, многозначительно закатывали глаза и постоянно напоминали, что без новоселья житья на новом месте не будет, а сестренкам, наверное, скучно с ним одним, нужна компания и помощь в организации досуга. Тема отшучивался поначалу, а потом просто молчал, и все постепенно как-то сошло на нет. Только Димка, самый памятливый и вредный, нет-нет да скажет противным начальственным тоном "Что-то вы бледны, Артемий, укатали вас соседки? А ведь товарищи предупреждали - не надо жадничать, надо делиться! Ну они хоть одинаковые все или отличаются, расскажи!".
Тема нехотя встает с кровати, приоткрывает шторы - нет, это не рассвет, это просто пасмурное утро, клочковатые облака несутся над низкими крышами соседних домов, вчера Гисметео обещал "ясно", но, как обычно, ошибся. Значит, день будет... Тема запрещает себе об этом думать, нашаривает тапки, медленно выходит в коридор. Он и правда шаркает теперь, как старик, словно эти тапки и походка принадлежат не ему, а какому-то призраку, неведомому жильцу, обитавшему раньше в его комнате. На этот счет рассказы тройняшек разнятся: одна рассказывала, что до Темы в комнате обитала парочка студентов - они постоянно ссорились и поздно возвращались, выселяли их чуть ли не с полицией; вторая любит вспоминать, какое прекрасное вино привозил из командировок живший здесь разведенный банкир - недолго, бывшая жена одумалась и уманила его домой; а третья клянется, что комната стояла пустая с тех пор, как умер живший в ней старик - чуть ли не законный владелец особняка. Хотя черт их знает, сколько они тут живут, может, правы как раз все трое. Но и об этом Теме думать тоже не хочется.
Первые недели он почти не видел соседок, и никогда - всех трех сразу. Русые волосы на щетке в ванной, золотистое бедро под короткой белой футболкой, мелькнувшее в солнечных сполохах в бесконечно длинном коридоре, смешливые темные глаза под падающей на глаза челкой, капельки джема, воровато слизнутые с пальцев, русалочьи смешки в глубине спален. Они почти не говорили с ним, но смотрели очень внимательно, в комнатах пахло сухими цветами и какими-то травами, от случайных касаний (разойтись на кухне, становившейся почему-то все меньше и меньше, становилось почти невозможно) кружилась голова и пересыхало в горле. Тема отменял все дела по вечерам, притворялся, что подолгу ищет что-то в книжных шкафах в коридоре, топтался под их дверями, мучительно выдумывая, что бы такое остроумное сказать, если одна из них внезапно откроет дверь...
- Ты не это потерял? - их имен он так и не запомнил, но вот одна из них - кажется, та, что показывала ему комнату и отдавала ключи - беззвучно возникает на пороге. Тема механически берет из ее рук стопку пыльных книг, роняет, книги рассыпаются веером по полу - ветхие древнегреческие мифы, "Дракула" в мягкой обложке, томик Шекспира, - и вот уже все три молча стоят вокруг него и смотрят, как дрожащими руками он запихивает на место вывалившиеся листы, лепечет извинения, поднимает голову и растворяется в запахе пыльных роз, старых книг и мыла. Успевает заметить, что у каждой из них на шее висит стеклянный шарик - не то глаз, не то капля.
...- Идем, идем, мы давно проснулись, - его обнимают, ведут по коридору, волосы ласково щекочут ему плечо и спину, босые ноги в унисон шлепают по половицам. Никаких звонков и выходов из дома сегодня, вчера он сказался больным (особенно притворяться и не пришлось), друзья сочувственно похмыкали и переглянулись. Его усаживают на диван, одна из сестер прижимается к нему слева, вторая забирается на колени, третья ставит перед ним тарелку - золотистый тост, кофе, джем, половинка яблока, сыр. Больше тарелок на столе нет.
- Пора завтракать.
у меня, кажется, сразу несколько историй продолжить вышло
Треньканье будильника за стеной царапает краешек Теминого сна, настойчиво пробирается внутрь, путаница размытых цветных картинок рассыпается с тихим шорохом, как колода карт. Полшестого утра, суббота, какого черта... Тема приоткрывает глаз, в щелочку штор видит серое марево, пытается спать дальше, хотя и знает - сейчас в соседних комнатах начнется движение, польется вода в ванной, кто-то обязательно грохнет посудой в кухне - самой дальней по коридору комнате, если считать от Теминой спальни, - и расхохочется так звонко, что злость (вполне объяснимая, между прочим!) утихнет, не успев подняться к горлу тошнотворной горькой волной.
Тема живет в этой квартире два месяца - нашел чисто случайно, по объявлению, расшаренному кем-то из френдов в Фейсбуке. Исторический центр, купеческий особняк в античном стиле, с колоннами и головами Медуз, тут останавливаются туристические автобусы, а сквер под окнами никогда не затихает. Друзья, узнав о том, что он въехал к трем сестрам-близняшкам в огромную комнату в бывшей коммуналке, хлопали по плечу, многозначительно закатывали глаза и постоянно напоминали, что без новоселья житья на новом месте не будет, а сестренкам, наверное, скучно с ним одним, нужна компания и помощь в организации досуга. Тема отшучивался поначалу, а потом просто молчал, и все постепенно как-то сошло на нет. Только Димка, самый памятливый и вредный, нет-нет да скажет противным начальственным тоном "Что-то вы бледны, Артемий, укатали вас соседки? А ведь товарищи предупреждали - не надо жадничать, надо делиться! Ну они хоть одинаковые все или отличаются, расскажи!".
Тема нехотя встает с кровати, приоткрывает шторы - нет, это не рассвет, это просто пасмурное утро, клочковатые облака несутся над низкими крышами соседних домов, вчера Гисметео обещал "ясно", но, как обычно, ошибся. Значит, день будет... Тема запрещает себе об этом думать, нашаривает тапки, медленно выходит в коридор. Он и правда шаркает теперь, как старик, словно эти тапки и походка принадлежат не ему, а какому-то призраку, неведомому жильцу, обитавшему раньше в его комнате. На этот счет рассказы тройняшек разнятся: одна рассказывала, что до Темы в комнате обитала парочка студентов - они постоянно ссорились и поздно возвращались, выселяли их чуть ли не с полицией; вторая любит вспоминать, какое прекрасное вино привозил из командировок живший здесь разведенный банкир - недолго, бывшая жена одумалась и уманила его домой; а третья клянется, что комната стояла пустая с тех пор, как умер живший в ней старик - чуть ли не законный владелец особняка. Хотя черт их знает, сколько они тут живут, может, правы как раз все трое. Но и об этом Теме думать тоже не хочется.
Первые недели он почти не видел соседок, и никогда - всех трех сразу. Русые волосы на щетке в ванной, золотистое бедро под короткой белой футболкой, мелькнувшее в солнечных сполохах в бесконечно длинном коридоре, смешливые темные глаза под падающей на глаза челкой, капельки джема, воровато слизнутые с пальцев, русалочьи смешки в глубине спален. Они почти не говорили с ним, но смотрели очень внимательно, в комнатах пахло сухими цветами и какими-то травами, от случайных касаний (разойтись на кухне, становившейся почему-то все меньше и меньше, становилось почти невозможно) кружилась голова и пересыхало в горле. Тема отменял все дела по вечерам, притворялся, что подолгу ищет что-то в книжных шкафах в коридоре, топтался под их дверями, мучительно выдумывая, что бы такое остроумное сказать, если одна из них внезапно откроет дверь...
- Ты не это потерял? - их имен он так и не запомнил, но вот одна из них - кажется, та, что показывала ему комнату и отдавала ключи - беззвучно возникает на пороге. Тема механически берет из ее рук стопку пыльных книг, роняет, книги рассыпаются веером по полу - ветхие древнегреческие мифы, "Дракула" в мягкой обложке, томик Шекспира, - и вот уже все три молча стоят вокруг него и смотрят, как дрожащими руками он запихивает на место вывалившиеся листы, лепечет извинения, поднимает голову и растворяется в запахе пыльных роз, старых книг и мыла. Успевает заметить, что у каждой из них на шее висит стеклянный шарик - не то глаз, не то капля.
...- Идем, идем, мы давно проснулись, - его обнимают, ведут по коридору, волосы ласково щекочут ему плечо и спину, босые ноги в унисон шлепают по половицам. Никаких звонков и выходов из дома сегодня, вчера он сказался больным (особенно притворяться и не пришлось), друзья сочувственно похмыкали и переглянулись. Его усаживают на диван, одна из сестер прижимается к нему слева, вторая забирается на колени, третья ставит перед ним тарелку - золотистый тост, кофе, джем, половинка яблока, сыр. Больше тарелок на столе нет.
- Пора завтракать.