[
начало]
Д: Теперь я бы хотел получить информацию о вашем знакомстве, с точными датами. Как долго вы и ИРА знаете друг друга?
Т: Я знал его, как младшего офицера во время гражданской войны.
Д: В армии ДЕНИКИНА?
Т: Да, я полагаю, в Крыму. В 1920 году.
Д: Примерно в марте?
Т: Не помню.
Д: (ВИНДРЕ ??) тоже там был?
Т: Да, позже.
Д: В каком он [ИРА] был чине?
Т: Он был корнетом - младшим лейтенантом.
Д: Но я думал, он был офицером во время [первой мировой] войны?
Т: Получить повышение в гвардии очень трудно.
Д: Но вы говорили, он был офицером-кирасиром.
Т: Да, так он сказал мне.
Д: Желтым или синим?
Т: Синим.
Д: Но шефом полка была царица?
Т: Нет, мать царя.
Д: Не имеет значения. Итак, он был с вами в Крыму. В вашем полку?
Т: Нет, он был в кавалерийской дивизии. Я был в пехоте.
Д: Вы никогда не были его командиром?
Т: Нет, никогда.
Д: Удивитесь ли вы, узнав тот факт, что ни в списке желтых офицеров-кирасиров, ни в списке синих офицеров-кирасиров нет ни одного ИРЫ. Даже само имя ИРА незнакомо офицерам полка, которые еще живы. Если спросить самого главного эксперта по русским фамилиям, то вам скажут, что фамилия полностью фиктивная, это вообще не русская фамилия.
Т: Не могу понять или поверить этому. Он был членом центрального совета СОКОЛА.
Д: Под фамилией ИРА?
Т: Да. И я говорил вам, что другой гвардейский офицер знал его. Не могу поверить. Должно быть, наша собственная российская дурость.
Д: Тогда о другом. Вы покинули Россию вместе?
Т: Да. Он и я.
Д: В 1920 или в 1921 году?
Т: В конце 1920 года.
Д: И оба отправились в Константинополь?
Т: Нет, я отправился прямиком в Галлиполи.
Д: А он? Вас эвакуировали вместе?
Т: Да, всю армию. Но он не был на моем корабле.
Д: Когда ваши дороги разошлись?
Т: После Галлиполи я его потерял. Это было в 1920 году.
Д: Когда вы впервые снова его увидели?
Т: В 1939 году, но я не уверен.
Д: Иными словами, в Софии?
Т: Нет, в Берлине.
Д: Но что он делал в Берлине?
Т: Он приехал, чтобы увидеть меня.
Д: Откуда?
Т: Из Праги.
Д: Когда это было?
Т: Полагаю, в 1939 году.
Д: Почему он приехал?
Т: Он бежал из Чехословакии, потому что, с его слов, чехи собирались его арестовать.
Д: Откуда он узнал, что вы в Берлине?
Т: Не знаю.
Д: Как он вспомнил о вас, ведь ваши пути разошлись в Галлиполи. И вдруг девятнадцать лет спустя, ИРА едет в Берлин, чтобы встретиться с вами? Вы поддерживали контакт все эти годы?
Т: Нет, у меня не было контакта с ним.
Д: Но почему он приехал в Берлин?
Т: Возможно, потому что в тот момент мы выпускали в Париже нашу газету "Сигнал", и он стал нашим представителем в Прикарпатской Руси.
Д: Кто назначил его вашим представителем?
Т: Я.
Д: Но вопрос остается: каким образом ИРА узнал, где вы?
Т: Возможно, он написал письмо - я не помню.
Д: Но с чего вдруг он написал это письмо?
Т: Мой союз начал выпускать эту газету.
Д: Но ИРА не был членом организации.
Т: Когда он начал работать, он был в нее принят.
Д: Но вы были в Париже.
Т: А он - в Мукачево.
Д: Однако, вы сказали, что впервые услышали о нем в Берлине.
Т: Нет. Там я его увидел. Я немало слышал о нем, так как он всегда посещал конгрессы СОКОЛА.
Д: Когда вы сами перебрались в Париж?
Т: В 1931 году.
Д: Откуда?
Т: Из Софии.
Д: И в Софии вы никогда не встречали ИРУ?
Т: Никогда.
Д: И вы никогда не знали, что он находится в Мукачево?
Т: Нет.
Д: Где вы жили до 1931 года?
Т: Все время в Болгарии.
Д: Вы приехали в Болгарию из Галлиполи?
Т: Да, прямо оттуда.
Д: И в промежутке никогда не были в России?
Т: Нет.
Д: А ИРА бывал там?
Т: Никогда не слышал об этом.
Д: То есть вы полагаете, что ИРА был внедрен во время пребывания за границей?
Т: Что значит "внедрен"?
Д: Внедрен Советами.
Т: Он не был "внедрен". Он был завербован.
Д: Это одно и то же. И это случилось уже вне России?
Т: Да.
Д: Хорошо. Но люди не перебегают на другую сторону в одночасье. И в момент, когда начинается война, люди не становятся важными агентами без подготовки.
Т: Да. Я вчера говорил то же самое.
Д: То есть по-вашему он вступил в вашу организацию в 1931 году?
Т: В 1931 году у меня не было организации.
Д: Тогда когда?
Т: "Сигнал" начал выходить в 1937 году.
Д: А до этого вашей организации не существовало вообще?
Т: Да.
Д: Но при генерале МИЛЛЕРЕ вы уже имели организацию?
Т: Да, в 1937 году.
Д: Итак, думаете ли вы, что ИРА вступил в вашу организацию, потому что уже был завербован Советами и хотел внедриться в нее или же членство в вашей организации позволило ему проще предложить свои услуги Советам?
Т: Сейчас я уверен, что когда он приехал ко мне, он уже был агентом. Когда они уверились в том, что начнется война, они приказали ему вступить в нашу организацию, чтобы иметь прикрытие.
Д: Не лучше ли вам признать, что раз Советы внедрились в вашу организацию - как вы сами сказали, ИРА в 1937 году - следовательно, нам может показаться совершенно логичным, что Вы - глава организации, в которую внедрился ИРА, то есть тем самым Советы - должны приложить все усилия, чтобы своей критикой ослабить движение ВЛАСОВА.
Т: Я не слишком много размышлял о движении ВЛАСОВА.
Д: Но если, к примеру, такой человек как ШЕЛЛЕНБЕРГ говорит: "Генерал ТУРКУЛ имел большое значение для нас, так как точно указал нам слабости организации ВЛАСОВА". С точки зрения ШЕЛЛЕНБЕРГА это был патриотический поступок.
Т: И с нашей точки зрения.
Д: А вот с нашей точки зрения, учитывая, что Советы внедрились в вашу организацию, все выглядит совсем иначе. Признайте это.
Т: Я объясню. Для русских стало бы величайшей катастрофой, если бы армия ВЛАСОВА оказалась в руках провокаторов, это стало бы большим ударом для нас.
Д: Мы не стоим на чьей-либо стороне. Война окончена. Мы хотим всего лишь прояснить ситуацию. Сейчас вы сами произнесли слово "агент", я не произносил его, поскольку с того момента как вы работаете на русских, вы становитесь во время войны нашим союзником. Если я увижу, что вы вели с немцами двойную игру, это улучшит мое мнение о вас. Я скажу тогда: "Этот человек делал все возможное, чтобы ускорить падение немцев". Но вместо этого вы изо всех сил доказываете нам, что были немецким агентом.
Т: Почему?
Д: Потому что вы прилагали все усилия, чтобы помочь ШЕЛЛЕНБЕРГУ, то есть немцам, создать эффективную военную организацию, которая будет сражаться против Советов.
Т: На тот момент нас - русских за границей - было восемь миллионов. Война была окончена.
Д: Нет, не была.
Т: Ноябрь 1944 года. В конце октября я увидел ШЕЛЛЕНБЕРГА в первый и последний раз. Война была практически окончена. И тогда в конце войны, вместо генерала ВЛАСОВА... уверяю Вас, я никогда не мог занять его место... для меня...
Д: В любом случае, вы делились с немцами своими мыслями относительно войны, то есть так сказать, шли против русских.
Т: Против большевиков. Это не то же, что против русских.
Д: Но это было во время войны.
Т: Война была окончена. Я получил приказ [о назначении] за месяц до окончания войны.
Д: Мы впустую тратим время. Я хочу сказать: вы должны понять, что мы вас полностью раскусили. В тот момент, когда мы узнали, что вы занимались своими меморандумами, ШЕЛЛЕНБЕРГОМ и пр., мы сказали себе (и я все еще думаю, по праву, я был бы разочарован, если окажется, что я ошибся), что прикрытие вашей организации столь же важно для предоставления этих услуг [Советам], как и люди вроде ИРА, которые работают под этим прикрытием. Это не разные вещи, а часть общей системы. Вы весьма хорошо знакомы с советскими методами и методами НКВД. Вы прекрасно знаете, что советы никогда не делают полдела. Если они создают прикрытие, они не станут делать этого, пока не найдут людей, которые будут работать под этим прикрытием. А если они вербуют людей для такой работы, они не делают это, не создав подходящего прикрытия. Так что вы можете говорить все, что хотите. Я сожалею, что вы пытаетесь тянуть время и рассказываете нам, что, мол, прикрытие понятия не имело о том, что под ним происходит. Мы знаем, что прикрытие было счастливо и гордо тем, что служит таковым. Мы надеемся на это, потому что в моих глазах вы значительно ухудшаете свое положение, пытаясь тянуть время и откладывать окончательное признание. Когда ИРА завтра приедет и расскажет нам все о вас - а вы не можете знать, что он не скажет - вам же придется хуже.
Т: Он не может ничего сказать.
Д: Но мы же не были врагами Советов подобно вам. Поэтому наши интересы вовсе не таковы, какими были бы интересы вражеской [для Советов] стороне. Наше единственное устремление - разъяснить положение дел. Наши интересы на Ближнем Востоке были поставлены под удар, и мы до сих пор не знаем, кто в ответе за это. Поскольку, как вы сами знаете, некоторые донесения были хорошими, а некоторые плохими.
Т: Джентльмены, я вам уже несколько раз сказал, что сообщил все, что знаю.
Д: И вы готовы поклясться в этом на русской иконе?
Т: Да. У меня есть иконка, которую я ношу всю свою жизнь. Если я что-то писал, если я что-то писал ИРЕ, то я делал это искренне. Повторяю снова, я никогда не был, не являюсь и не стану большевистским агентом.
Д: Не начинайте все заново. Я же указал отличие между русским патриотом и немецким агентом.
Т: Среди русских сейчас, примерно около года, в ходу настроения, которые я считаю весьма опасными... Адмирал (ДЕТИНОВ? [КЕДРОВ?]), который был заместителем генерала [МИЛЛЕРА], знал большевизм...
Для меня существует разница между советским патриотом и русским патриотом. По моему мнению, большевики во время войны вели национальную политику.
Д: Да, мы это понимаем. Но дело в том, что во время войны интересы России были вне всякого сомнения объединены с советскими интересами.
Т: Нет, это не так. Я заверяю вас, что русские люди снова расплатятся миллионами жизней.
Д: Да? Бросьте.
Т: Вы можете бросить, но я не могу!
Д: Но сейчас мы хотим разъяснить то, что произошло, поскольку это в интересах других и безусловно в ваших собственных интересах. Я бы не хотел, чтобы вы оказались в положении, когда перед вашими глазами предстанут документы и доказательства того, что вы...
Т: Умоляю вас представить эти документы.
Д: На данный момент мы хотим дать вам как можно больше шансов объяснить свой образ действий, объяснить причины и взаимоотношения, которые существовали...
Т: С Советами?
Д: С ИРОЙ.
Т: Повторяю: я был уверен, что он либо английский, либо американский агент.
Д: Да, но как бы то ни было, сейчас вы уверены, что он - большевистский агент.
Т: Да, после моего приезда сюда. Потому что, если бы он был вашим агентом, меня бы здесь не было.
Д: Не думайте, что вы абсолютно правы насчет того, что вас бы здесь не было. Возможно, вы все же были бы здесь, в данный момент наш метод в подобных вопросах таков.
Скажите мне, если вы поставите себя на место ИРЫ, какое объяснение, на ваш взгляд, он даст или уже дал?
Т: Почему он работал [на Советы]? Объяснение его работы?
Д: Я хочу лишь сравнить существующий ответ с тем, что он, на ваш взгляд, скажет о вас.
Т: Он никогда не сможет сказать, что я знал.
Д: Не то, что он сможет сказать, а то, что он способен сказать.
Т: Он может сказать, что я весьма легковерен.
Д: Я не говорю о том, что он может сказать, а о том, что он - в соответствии с его характером и трудностью его положения - на ваш взгляд, скажет? Какое его признание не станет для вас сюрпризом?
Т: Я уверен, что он не в состоянии сказать, что я - большевистский агент.
Д: Вы вполне уверены в этом?
Т: Да.
Д: Физически не в состоянии?
Т: Возможно, он мог бы сказать, возможно, он получил приказ поступить так в случае опасности, чтобы скомпрометировать меня.
Д: Почему он должен компрометировать вас?
Т: Потому что для большевиков (неразборчиво)...