ЛЮБОВЬ
Любовь - знак нашей нищеты. Бог может любить лишь Себя. Мы можем любить лишь что-то другое.
Любовь чиста в том случае, если радость и страдание вызывают одинаковую благодарность.
У того, кто счастлив, любовь равнозначна желанию разделить страдание того несчастного, на которого направлена любовь.
У того, кто несчастен, любовь равнозначна чувству полноты, источник которой - просто знание о том, что тот, кто любим, пребывает в радости, - не только не приобщаясь к этой радости, но даже не желая к ней приобщиться.
Любовь в «Федре». Она не применяет силы и не подчиняется силе. Только в этом и возможна чистота.
Неземная (surnaturel) любовь никоим образом не соприкасается с силой, но она и не защищает душу от холода силы, от холода железа. Лишь земная привязанность, если у нее достаточно энергии, способна защитить от холода железа. Ведь доспехи сделаны из того же металла, что и меч.
Тому, кто способен любить чистой любовью, убийство леденит душу вне зависимости от того, будет ли он при этом его совершителем или жертвой, так же как и любое насилие, пусть даже не доводящее до своего предела - смерти. Если мы жаждем любви, способной защитить душу от ран, то нам следует любить не Бога, а нечто другое.
Среди человеческих существ полноту существования мы признаем лишь за теми, кого любим.
Вера в существование других человеческих существ именно в качестве других и есть любовь.
Воображаемая любовь к тварному миру. Мы привязаны веревкой ко всем объектам привязанностей, и эта веревка в любой момент может оборваться. Такой же веревкой мы привязаны и к воображаемому Богу, к Богу, любовь к которому - тоже привязанность. Но к Богу реальному мы не привязаны, а поэтому нет и веревки, которая может порваться. Он входит в нас. Только Он может в нас войти. Все прочее остается снаружи, и мы узнаем о нем лишь по отпечатывающемуся на веревке изменению напряжения или направления тяги, когда либо там, либо тут происходит перемещение в пространстве.
Подло искать у людей, которых мы любим, любое другое утешение, кроме того, какое нам дают произведения искусства, помогающие нам простым фактом своего существования. Любить, быть любимым, - значит не что иное, как взаимное придание этому существованию большей конкретности, более постоянного присутствия в духе. Но оно должно присутствовать как источник мыслей, а не как их объект.
Все подлое и посредственное в нас бунтует против чистоты; чтобы спасти свою жизнь, ему нужно запятнать эту чистоту.
Запятнать - значит переделать, значит коснуться. Красиво то, изменения в чем желать мы не можем. Приобрести власть над - это запятнать. Обладать - это запятнать.
Любить чисто - значит согласиться на дистанцию, значит с радостью принять эту дистанцию между собой и тем, что мы любим.
Любое желание наслаждения относится к будущему, к иллюзорному. Вместо этого, если мы желаем только, чтобы кто-то существовал, и он существует: чего еще желать? Любимое существо предстает тогда в наготе и реальности, не завуалированное воображаемым будущим.
Чтобы увидеть вещи нагими, нужно быть мертвым.
Таким образом, обладает любовь целомудрием или же нет, - зависит от того, направлено желание к будущему или нет.
В этом смысле (и при условии, что она не будет направлена к псевдобессмертию, придуманному по образцу будущего), - любовь, которую мы уделяем умершим, совершенно чиста. Потому что тут налицо желание конечной жизни, не способное дать уже ничего нового. Мы желаем, чтобы умерший существовал, и он на самом деле существовал.
("Тяжесть и благодать")