дульсинея и чужое
Муж Дульсинеи Миронны был настолько хорош, что она его почти не ощущала - так не ощущают на ноге комфортную обувь.
Жизнь Дульсинеи Миронны была устроена таким образом, что внутренние ее странствия были вне посягательств снаружи - муж ее спокойно и размеренно работал, присутствовал, заботился, и деликатно обходил стороной Дульсинеины интроверсивные особенности. Любовь его была неслышной, как воздух. Настолько, что после долгих лет брака Дульсинея Миронна полагала, что муж, конечно, ее уже не любит, но привык, и хорошо относится к ней, потому что сам - человек хороший.
Она даже не сильно огорчалась этим - доброе и вежливое супружество было ей не в тягость, как не был в тягость и секс - деликатный и какой-то наивно целомудренный.
Но иногда она вспоминала одну свою - несчастную в итоге - любовь, и пылкость, с какой припадал к ней тот, давний, давний любовник.
- Он с такой отчаянной страстью брал меня, - вспоминала Дульсинея, забыв о чашке с кофе, на кухне у Умной Подруги, - в этом было столько голода и жажды... Я чувствовала себя такой значимой для него, а он - весь с такой трогательной жадностью...
- С такой жадностью - потому что чужое, - сказала Умная Подруга, - потому что инстинкт хватательный: брать, брать, нахапать побольше, пока не прогнали. А нам-то льстит, нам кажется - ах, страсть, ах, я столько для него значу, бедненького, я, я - его единственная пища и питие, угу... А они просто сразу знают, что мы у них на время, не планируют они с нами жить всю жизнь, оттого и инстинкт - жадно приникать и брать.
- Да? - Дульсинея Миронна растерялась. Лелеемое воспоминание вдруг предстало совсем в ином виде, и правота Умной Подруги сделалась нестерпимо явной.
По дороге домой она немножко плакала, и немножко думала, что вот, думаешь вся страсть - от родства, а она наоборот - от заведомой чужести.
.
Жизнь Дульсинеи Миронны была устроена таким образом, что внутренние ее странствия были вне посягательств снаружи - муж ее спокойно и размеренно работал, присутствовал, заботился, и деликатно обходил стороной Дульсинеины интроверсивные особенности. Любовь его была неслышной, как воздух. Настолько, что после долгих лет брака Дульсинея Миронна полагала, что муж, конечно, ее уже не любит, но привык, и хорошо относится к ней, потому что сам - человек хороший.
Она даже не сильно огорчалась этим - доброе и вежливое супружество было ей не в тягость, как не был в тягость и секс - деликатный и какой-то наивно целомудренный.
Но иногда она вспоминала одну свою - несчастную в итоге - любовь, и пылкость, с какой припадал к ней тот, давний, давний любовник.
- Он с такой отчаянной страстью брал меня, - вспоминала Дульсинея, забыв о чашке с кофе, на кухне у Умной Подруги, - в этом было столько голода и жажды... Я чувствовала себя такой значимой для него, а он - весь с такой трогательной жадностью...
- С такой жадностью - потому что чужое, - сказала Умная Подруга, - потому что инстинкт хватательный: брать, брать, нахапать побольше, пока не прогнали. А нам-то льстит, нам кажется - ах, страсть, ах, я столько для него значу, бедненького, я, я - его единственная пища и питие, угу... А они просто сразу знают, что мы у них на время, не планируют они с нами жить всю жизнь, оттого и инстинкт - жадно приникать и брать.
- Да? - Дульсинея Миронна растерялась. Лелеемое воспоминание вдруг предстало совсем в ином виде, и правота Умной Подруги сделалась нестерпимо явной.
По дороге домой она немножко плакала, и немножко думала, что вот, думаешь вся страсть - от родства, а она наоборот - от заведомой чужести.
.