(no subject)
Без посвящения.
В этом месте не было уже места надежды и веры в любовь, захватывающею полностью, дающею, как выражаются поэты, крылья, уносящие к солнцу в небо. Это место было, как и у всех, и, как у большинства людей, оно, по причине своей ненадобности, затерялось, заросло... Не было, пока не появилась она.
С самым прозаическим именем, имеющим множество вариаций, она изменила мою жизнь своим явлением в неё. Моя жизнь? Что толку говорить о ней, когда я сам, в свои 35 лет, считаю её, эту жизнь бессмысленной и глупой, пустой и однообразной- свою конкретную жизнь. Да, завистники помыслят иначе. Они видят мою прекрасную жену и моих детей, но не видят моей нелюбви к ней, и равнодушие к детям, которые связывают меня с женой, завистники видят мой дом, но не слышат скандалов, и не чувствуют, как он мне тесен, хоть в нём пять комнат. У них есть глаза, и они видят, но нет ума, чтобы понять бессмысленность видимых благ.
Мою жизнь изменила она. Своим явлением в неё, и ничем иным. Она больна, но при каждой встречи в её глазах, полных тоски и страданий, появляется солнце. Только в них, в этих глазах я и вижу солнце. В этом городе солнца нет. Нет и надежды на появление чего-то прекрасного, и всё подчинено одному закону, крутящему колесо жизни однообразно в одно какое-то направление, конец которого в моменте своего движения. Мы вдыхаем воздух городов, и вдыхаем его силу и слабость. Наполняя этим воздухом легкие, он по крови рассасывается по всему телу. В каждой клетки тела есть частица этого города с его бессмыслицей и могуществом.
- Вы не видели ласточек? Они гнездятся здесь. Вы их не видели?- Так она ко мне обратилась, сидя рядом со мной на скамье в парке недалеко от дома, где я жил когда-то. Я, отложив газету, повернулся в сторону этой женщины. На бледном лице играла сухая улыбка, глаза сияли блеском и желанием услышать ответ от меня.
- Нет, не видел ещё. Но в том году да, были. Кажется, там они гнездились. - Я указал на одно место.
- Да! И там тоже! Ах-ха-ха!
- Чему вы смеётесь?
Она встала и, осмотрев меня, улыбаясь мне в лицо, убежала чему-то смеясь. Так я встретил первый раз её, весёлой и беззаботной женщиной, полной радости на фоне безнадёжной тоски от жизни.
Небо. Ясно, сияющее голубизной небо, лишь желтым диском Солнца было испорчено, холодно и лениво освещающим осенний день. Тишина холодного ветерка ложилась на блестящие волосы, играя с локонами как младенец тоненькими хрупкими пальчиками. Тишина заглушала в ней всякие мысли, лишь ясные голубые глаза выдавали её счастье. Приподнятая верхняя губа изредка подергивалась, сдвигаясь в нелепую, по детски наивную улыбку.
- Да постой же ты! Постой!
Он догнал её. Сжимая её плечо, он умоляющее смотрел в её глаза, в которых секунду назад сияло счастье, теперь же отражающие боль. Не раскрывая рта, сказала она «Не мешайте мне дышать. Прошу вас, оставьте меня..», в кажом её слове лежали громадные чувства обиды и злости, и тайной надежды на чудо, что это всё- кошмарный сон, и что он- всё же ангел, судьбою посланный человек ей.
Он растворился на её глазах. Там, где минуту назад она видела прекрасные черты мужчины, слышала нежный его голос, тперь же- лишь воздух, непригодный для дыхания.
В утреннем тумане, когда летом она жила в домике, снимаемым ею за цену, равной съёме хорошей квартиры, она часто видела очертания солдата, держащим в одной руке белые розы, сливающиеся с воздухом тумана в единую сущность, а в другой- заряженный автомат, готовый выстрелить в любой момент. Присматриваясь, она понимала, что на месте солдата- обычное, худое дерево, не имеющие листьев, на месте цветов- некая тряпка, напотаная на ветви дерева, а автомат- лопата, стоявшая, вкопанная в землю. Засыпая, она чувствовала как сама растворяется с этим утренним туманом, пахнувшим запахом путешествия, ставший уже их запахом.
В этом месте не было уже места надежды и веры в любовь, захватывающею полностью, дающею, как выражаются поэты, крылья, уносящие к солнцу в небо. Это место было, как и у всех, и, как у большинства людей, оно, по причине своей ненадобности, затерялось, заросло... Не было, пока не появилась она.
С самым прозаическим именем, имеющим множество вариаций, она изменила мою жизнь своим явлением в неё. Моя жизнь? Что толку говорить о ней, когда я сам, в свои 35 лет, считаю её, эту жизнь бессмысленной и глупой, пустой и однообразной- свою конкретную жизнь. Да, завистники помыслят иначе. Они видят мою прекрасную жену и моих детей, но не видят моей нелюбви к ней, и равнодушие к детям, которые связывают меня с женой, завистники видят мой дом, но не слышат скандалов, и не чувствуют, как он мне тесен, хоть в нём пять комнат. У них есть глаза, и они видят, но нет ума, чтобы понять бессмысленность видимых благ.
Мою жизнь изменила она. Своим явлением в неё, и ничем иным. Она больна, но при каждой встречи в её глазах, полных тоски и страданий, появляется солнце. Только в них, в этих глазах я и вижу солнце. В этом городе солнца нет. Нет и надежды на появление чего-то прекрасного, и всё подчинено одному закону, крутящему колесо жизни однообразно в одно какое-то направление, конец которого в моменте своего движения. Мы вдыхаем воздух городов, и вдыхаем его силу и слабость. Наполняя этим воздухом легкие, он по крови рассасывается по всему телу. В каждой клетки тела есть частица этого города с его бессмыслицей и могуществом.
- Вы не видели ласточек? Они гнездятся здесь. Вы их не видели?- Так она ко мне обратилась, сидя рядом со мной на скамье в парке недалеко от дома, где я жил когда-то. Я, отложив газету, повернулся в сторону этой женщины. На бледном лице играла сухая улыбка, глаза сияли блеском и желанием услышать ответ от меня.
- Нет, не видел ещё. Но в том году да, были. Кажется, там они гнездились. - Я указал на одно место.
- Да! И там тоже! Ах-ха-ха!
- Чему вы смеётесь?
Она встала и, осмотрев меня, улыбаясь мне в лицо, убежала чему-то смеясь. Так я встретил первый раз её, весёлой и беззаботной женщиной, полной радости на фоне безнадёжной тоски от жизни.
Небо. Ясно, сияющее голубизной небо, лишь желтым диском Солнца было испорчено, холодно и лениво освещающим осенний день. Тишина холодного ветерка ложилась на блестящие волосы, играя с локонами как младенец тоненькими хрупкими пальчиками. Тишина заглушала в ней всякие мысли, лишь ясные голубые глаза выдавали её счастье. Приподнятая верхняя губа изредка подергивалась, сдвигаясь в нелепую, по детски наивную улыбку.
- Да постой же ты! Постой!
Он догнал её. Сжимая её плечо, он умоляющее смотрел в её глаза, в которых секунду назад сияло счастье, теперь же отражающие боль. Не раскрывая рта, сказала она «Не мешайте мне дышать. Прошу вас, оставьте меня..», в кажом её слове лежали громадные чувства обиды и злости, и тайной надежды на чудо, что это всё- кошмарный сон, и что он- всё же ангел, судьбою посланный человек ей.
Он растворился на её глазах. Там, где минуту назад она видела прекрасные черты мужчины, слышала нежный его голос, тперь же- лишь воздух, непригодный для дыхания.
В утреннем тумане, когда летом она жила в домике, снимаемым ею за цену, равной съёме хорошей квартиры, она часто видела очертания солдата, держащим в одной руке белые розы, сливающиеся с воздухом тумана в единую сущность, а в другой- заряженный автомат, готовый выстрелить в любой момент. Присматриваясь, она понимала, что на месте солдата- обычное, худое дерево, не имеющие листьев, на месте цветов- некая тряпка, напотаная на ветви дерева, а автомат- лопата, стоявшая, вкопанная в землю. Засыпая, она чувствовала как сама растворяется с этим утренним туманом, пахнувшим запахом путешествия, ставший уже их запахом.