"Главными виновниками гонений на Русскую Церковь были в конечном счете сами ее представители"
...Преподобный Варсонофий Оптинский, еще один современник событий первой русской революции, также прямо предупреждал о близкой катастрофе, которая постигнет разлагающуюся изнутри Россию. Причину разворачивающейся трагедии он, как и другие русские святые тайновидцы, усматривал прежде всего в бедственном духовном состоянии самой Российской Церкви, в недрах которой воспитываются самые циничные безбожники. "Смотрите, - говорил он своему келейнику, в будущем последнему Оптинскому старцу преп. Никону (Беляеву), - в семинариях духовных и академиях какое неверие - нигилизм, мертвечина, а все потому, что только одна зубрежка без чувства и смысла. Революция в России произошла из семинарии"[56].
Несколько ярких иллюстраций к словам преп. Варсонофия мы находим в воспоминаниях митрополита Вениамина (Федченкова) "О монашестве". Рассказывая о своем назначении инспектором в Санкт-Петербургскую духовную семинарию в 1911 г., он приводит следующие подробности: "Я же, по вступлении в должность, захотел вывести два обычая: чтобы не курили в спальнях и не требовали справок от инспектора, - какие кому баллы поставлены в этот день спрошенным… Казалось бы, будто я не плохо желал учащимся: от табака к утру воздух был отвратительный, и, конечно, нездоровый; а баллы в пятницу, все равно, выставлялись им в особых книжечках <…> Семинаристы, помня строгого отца Корнилия (прежнего инспектора семинарии - А. З.), посчитали: мол, тот наказывал нас бичами; а этот - хочет, ничего не видя, наказывать нас скорпионами (3 Цар. 12, 11). И устроили бунт. Утром я обходил спальни и увидел следы его: ручки из дверей были вывернуты; лампадки разбиты; все прокурено <…> На обеде семинаристы устроили мне демонстрацию: кричали, свистели, мычали, блеяли. Остановить их я не мог…"[57].
Характерно, что такое поведение семинаристов никем кроме самого митр. Вениамина не было воспринято как чрезвычайное. "На следующий день ректор и я пошли с докладом к митрополиту Антонию[58]. Он согласился с решением совета (никого из виновников бунта не наказывать - А. З.); и прибавил: "Отец Вениамин! Примите мой совет на всю вашу жизнь: никогда не обращайте внимания на мелочи (! - А. З.)""[59].
Здесь поражает не только сам бунт семинаристов, но и, в еще большей мере, столь "благодушная" реакция на него правящего архиерея: в описываемое время подобное поведение воспитанников духовных школ было едва ли не нормой.
"Но скоро меня ждал другой бунт, - продолжает свои воспоминания митр. Вениамин… - Через четыре месяца я был переведен в Таврическую семинарию ректором. Был годичный акт 30 января ст. ст.: престольный праздник Трех Святителей. В этот день семинаристы устраивали вечером танцы с "епархиалками" (т. е. воспитанницами Епархиального училища - А. З.). Я бы не противился этому <…> Но зал был прежде церковью; и на стене бывшего алтаря оставались иконы, впереди выступал амвон <…> Об этом "новшестве" (отмене танцев - А. З.) было объявлено ранее. И семинаристы - ни один - не пришли на акт. А вечером, в квартиру мою, была прислана делегация, которая мне категорически заявила: в следующее воскресенье устройте здесь танцы; иначе будет бунт! Я заявил им: такого ультиматума невозможно ставить! Самое большее: я попрошу начальницу Епархиального училища разрешить танцы там. Но "делегация" не согласилась. И опять началось знакомое…"[60].
Революция застала митр. Вениамина ректором уже Тверской семинарии. "Здесь бунта не было. Но семинаристы пользовались всяким случаем, чтобы устроить демонстрацию. Например, взяли на Кавказе у турок город Эрзерум или Карс: требуют "патриотической" демонстрации… Отказываем. Срывают уроки: и где же остановить стадо в восемьсот человек?! Идем по улице и поем "Боже, царя храни!" <…> Идем и поем… И я - увы! - с ними… Пою… Рядом со мной идет гимназист, лет шестнадцати. И говорит мне насмешливо: "А-а! Запел?!" И это все - мелочи? - Увы, нет!"[61]. И митр. Вениамин с горечью заключает: "Скоро отнимут у нас и здания семинарии… И церковь… Вот уж ультиматумов не поставишь…"[62].
Всматриваясь уже по прошествии многих лет в дореволюционное прошлое, митр. Вениамин приходит к выводу, что главными виновниками гонений на Русскую Церковь были в конечном счете сами ее представители: и "самовластные епископы" ("наделенные безграничной властью они не знают себе границ…"[63]), и не ведающие монашеского делания монахи ("монах исполнял богослужебный устав, соблюдал посты, исполнял "послушания", расширял постройки, и этим удовлетворялся <…> А иные… еще более ослабели…"[64]), и неверующие профессора богословия ("Стали ли светом наши "духовные" школы? А профессора? Ученые? Кое-где светлелись звездочки; но в общем это были неверующие"[65])… Кого же винить?! И митр. Вениамин признается: революция принесла "наказание Божие на нас… И справедливо! Таковы ли должны быть преемники апостолов?"[66].
Но даже и после всего случившегося осознания праведности постигшего русское православие суда Божия так и не произошло[67]: "Что же? Увидели ли мы свои грехи? Наступило ли покаяние, - в глубоком и широком смысле этого слова? <…> Увы, нет!"[68]...
http://www.kiev-orthodox.org/site/personalities/1422/
=================
ДДТ - Черный пес Петербург
http://www.youtube.com/watch?v=pjrApw0z9iA
Несколько ярких иллюстраций к словам преп. Варсонофия мы находим в воспоминаниях митрополита Вениамина (Федченкова) "О монашестве". Рассказывая о своем назначении инспектором в Санкт-Петербургскую духовную семинарию в 1911 г., он приводит следующие подробности: "Я же, по вступлении в должность, захотел вывести два обычая: чтобы не курили в спальнях и не требовали справок от инспектора, - какие кому баллы поставлены в этот день спрошенным… Казалось бы, будто я не плохо желал учащимся: от табака к утру воздух был отвратительный, и, конечно, нездоровый; а баллы в пятницу, все равно, выставлялись им в особых книжечках <…> Семинаристы, помня строгого отца Корнилия (прежнего инспектора семинарии - А. З.), посчитали: мол, тот наказывал нас бичами; а этот - хочет, ничего не видя, наказывать нас скорпионами (3 Цар. 12, 11). И устроили бунт. Утром я обходил спальни и увидел следы его: ручки из дверей были вывернуты; лампадки разбиты; все прокурено <…> На обеде семинаристы устроили мне демонстрацию: кричали, свистели, мычали, блеяли. Остановить их я не мог…"[57].
Характерно, что такое поведение семинаристов никем кроме самого митр. Вениамина не было воспринято как чрезвычайное. "На следующий день ректор и я пошли с докладом к митрополиту Антонию[58]. Он согласился с решением совета (никого из виновников бунта не наказывать - А. З.); и прибавил: "Отец Вениамин! Примите мой совет на всю вашу жизнь: никогда не обращайте внимания на мелочи (! - А. З.)""[59].
Здесь поражает не только сам бунт семинаристов, но и, в еще большей мере, столь "благодушная" реакция на него правящего архиерея: в описываемое время подобное поведение воспитанников духовных школ было едва ли не нормой.
"Но скоро меня ждал другой бунт, - продолжает свои воспоминания митр. Вениамин… - Через четыре месяца я был переведен в Таврическую семинарию ректором. Был годичный акт 30 января ст. ст.: престольный праздник Трех Святителей. В этот день семинаристы устраивали вечером танцы с "епархиалками" (т. е. воспитанницами Епархиального училища - А. З.). Я бы не противился этому <…> Но зал был прежде церковью; и на стене бывшего алтаря оставались иконы, впереди выступал амвон <…> Об этом "новшестве" (отмене танцев - А. З.) было объявлено ранее. И семинаристы - ни один - не пришли на акт. А вечером, в квартиру мою, была прислана делегация, которая мне категорически заявила: в следующее воскресенье устройте здесь танцы; иначе будет бунт! Я заявил им: такого ультиматума невозможно ставить! Самое большее: я попрошу начальницу Епархиального училища разрешить танцы там. Но "делегация" не согласилась. И опять началось знакомое…"[60].
Революция застала митр. Вениамина ректором уже Тверской семинарии. "Здесь бунта не было. Но семинаристы пользовались всяким случаем, чтобы устроить демонстрацию. Например, взяли на Кавказе у турок город Эрзерум или Карс: требуют "патриотической" демонстрации… Отказываем. Срывают уроки: и где же остановить стадо в восемьсот человек?! Идем по улице и поем "Боже, царя храни!" <…> Идем и поем… И я - увы! - с ними… Пою… Рядом со мной идет гимназист, лет шестнадцати. И говорит мне насмешливо: "А-а! Запел?!" И это все - мелочи? - Увы, нет!"[61]. И митр. Вениамин с горечью заключает: "Скоро отнимут у нас и здания семинарии… И церковь… Вот уж ультиматумов не поставишь…"[62].
Всматриваясь уже по прошествии многих лет в дореволюционное прошлое, митр. Вениамин приходит к выводу, что главными виновниками гонений на Русскую Церковь были в конечном счете сами ее представители: и "самовластные епископы" ("наделенные безграничной властью они не знают себе границ…"[63]), и не ведающие монашеского делания монахи ("монах исполнял богослужебный устав, соблюдал посты, исполнял "послушания", расширял постройки, и этим удовлетворялся <…> А иные… еще более ослабели…"[64]), и неверующие профессора богословия ("Стали ли светом наши "духовные" школы? А профессора? Ученые? Кое-где светлелись звездочки; но в общем это были неверующие"[65])… Кого же винить?! И митр. Вениамин признается: революция принесла "наказание Божие на нас… И справедливо! Таковы ли должны быть преемники апостолов?"[66].
Но даже и после всего случившегося осознания праведности постигшего русское православие суда Божия так и не произошло[67]: "Что же? Увидели ли мы свои грехи? Наступило ли покаяние, - в глубоком и широком смысле этого слова? <…> Увы, нет!"[68]...
http://www.kiev-orthodox.org/site/personalities/1422/
=================
ДДТ - Черный пес Петербург
http://www.youtube.com/watch?v=pjrApw0z9iA