(no subject)
Мне не спится, поэтому совершу-ка я давно задуманную пакость, а точнее украду себе рассказ обожаемой мною Лоры Белоиван. ЖЖшному этикету я не обучена, как ставить авторство на прихватизированные мною вещи - не знаю, поэтому просто даю линк на аффтара.
1.
Хирумицу-сан был доволен, как плотно пообедавший тигр. Он сидел напротив меня в зале кабака «Бинго-Бонго» и жмурился на зеленоватое освещение. Но настоящие тигры никогда не объедаются: даже сытые, они сохраняют спортивную форму. Виртуозно сжимая окровавленными когтями рюмку с водкой, Хирумицу-сан планировал будущую охоту.
За нашими с Хирумицу спинами было уже полтора фильма. Первый - про дорогие машины, угнанные в Японии и обретшие счастливых владельцев в России. Окончание съемок второго мы как раз и праздновали в «Бинго». Только что отснятое сырьё посвящалось чрезвычайно популярным в среде якудзовских боевиков пистолетам Макарова, которые, к удивлению Хирумицу, оказались не менее популярными и в среде российских милиционеров. «Это очень хороший пистолет», - сказал в камеру оператора Токадо один большой милицейский начальник. Он вытащил ПМ из кобуры и, подобно спятившему Папанину, мгновенно разобрал и собрал его на глазах потрясённых японских телевизионщиков.
Между первой и второй рюмками тигр промурлыкал мне, что я лучший продюсер из всех, с кем ему доводилось охотиться. Поэтому он, Хирумицу, планирует сделать с моей помощью еще 3 фильма - темы двух он уже придумал, а третью мы с ним сочиним вместе.
В целом, вторая работа действительно удалась. Правда, уже в самом её конце в сюжет влез памятник адмиралу Макарову: героический наш моряк, не успевший как следует навалять адмиралу Того, вошёл в японский фильм в качестве изобретателя пистолета.
Это случилось потому, что в последний съемочный день я мимоходом ткнула в памятник пальцем, и лишь через пару недель после отбытия Хирумицу поняла ход его мысли. Меня наконец осенило, почему Хирумицу велел остановить машину посреди жутчайшего трафика, подбежал к монументу, и почему Токадо так долго снимал его на фоне Степана Осиповича. Когда я это поняла, фильм уже был смонтирован и выпущен на экраны японских телевизоров. Надеюсь, он не попался на глаза какому-нибудь знатоку мировой истории, хотя очень желаю умнице-адмиралу известности в краю саке и рыбы-фугу: в конце концов, если б «Петропавловск» не наскочил на мину, не исключено, что Порт-Артур так и остался бы нашим.
…Список, оглашенный Хирумицу на фоне тяжелых и мягких штор ресторана, звучал бодряще. Наркотики - раз, браконьерство и контрабанда морепродуктов - два. Третью тему придумала я, и таким образом моё сотрудничество с японской телекомпанией увенчалось киношкой о русских девах, работающих - скажем так, танцовщицами - в ночных клубах Японии.
2.
Этот рассказ - вступление к которому затянулось как температурный бред - о некоторых причинно-следственных связях, о кое-каких истоках и о том, с чего и каким образом началось наше с Хирумицу подельничество. Никогда прежде я не рассказывала историю, в которой выглядела настолько паршиво, что постаралась забыть о ней как можно быстрее. Это была крайне неприятная история. Моя психика очень долго хранила на себе её глубокие следы: неприятные истории всегда ходят в тяжёлой обуви на рифлёной подошве. Странно, что я вспомнила её в мирное время закатывания помидоров, когда - вроде бы - ну совершенно ничего в окружающем меня антураже не вызывало ассоциативной связи с моим же сомнительно-героическим прошлым.
В мои обязанности входила подготовка съёмок, подразумевающая довольно глубокое погружение в тему, и к моменту приезда съемочной группы в Россию я должна была владеть предметом на молекулярном уровне. Таким образом - всё, что мне известно про героин, блядей, пистолеты, лексусы и убийство камчатских крабов - постигнуто мною благодаря японским фильмам, снятых при моём организационном участии.
Мне очень жаль, что Хирумицу не пришло в голову сделать кино о каком-нибудь простом человеческом счастье - я до сих пор не умею сформулировать его сущность. Хотя вслед за А.С. Белкиным могу с уверенностью повторить, что слагаемые «покой» и «воля» в сумме дают совершенно третье состояние души - приятное, но не имеющего никакого отношения к счастью.
3.
Итак, это был первый фильм. Я не стремилась непременно понравиться японцам: это была обычная одноразовая халтура, и ни на какое продолжение банкета я не рассчитывала. Поскольку я уже обмолвилась, что фильмов было пять, становится понятно: несмотря ни на что, понравиться мне удалось. Более того: условия оплаты сильно изменились уже к началу съемок второго фильма - мне добавили денег. Забегая вперёд, скажу: мой гонорар увеличился вдвое, потому что я показала Хирумицу свою собаку. Она испортила весь кайф нашему переводчику, но Хирумицу остался ею доволен.
Переводчика звали Костя. Он был юн, интеллигентен и немного странен. Он был москвичом, только что закончившим какой-то тамошний востфак. И дело вовсе не в том, что, как и весь обслуживающий персонал в начале своей карьеры, Костя искренне верил, что главное действующее лицо на саммите - это официант, расставляющий на столе переговоров бутылки с минеральной водой. Переубедить Костю казалось делом нереальным, да и незачем это было. В конце концов, бутылку с минералкой всегда можно передвинуть так, чтоб стало видно лицо визави.
Дело было в том, что Костя испытывал сексуальное возбуждение всякий раз, когда я начинала попадать мимо нот. Однако музыкальный Костин слух был таким парадоксальным, что вначале я просто терялась. Переведённое с русского на японский, моё отчаянное враньё становилось похожим на правду, а правда - на такое бездарное враньё, что своим извращенным восприятием музыки Костя почти не оставлял мне выбора. Каждый раз, когда он переводил мою правду на язык работодателя, тот клал правую руку на воображаемый эфес, страшно напоминая картинки из книжки про самураев.
Тогда, в первую нашу встречу с Хирумицу, Костя мог и не переводить - всё было ясно и без его вмешательства. Но он переводил. "Этого не может быть", "Это не правда", - говорил Костя, и чувствовалось, какое садомазохистское удовольствие доставляет ему тот факт, что господин Хирумицу не верит ни единому моему слову.
«Это совсем не правильно», - сказал Костя, краснея и почти проваливаясь от удовольствия сквозь пол ресторана гостиницы "Гавань" - нам подали совершенно ужасающее морское ассорти. Это ассорти было скомпоновано из крабов, гребешка и креветок, не более недели назад сваренных бережливыми работниками тамошней кухни, увенчавших композицию горкой совершенно каменной лососевой икры.
Никогда не водите японцев в ресторан гостиницы "Гавань", слышите? Никогда. Там очень шаткие стулья. Например, недоверчивый Хирумицу-сан чуть не сделал кульбит, когда в очередной раз взялся за меч, для чего ему пришлось сместить центр тяжести - стул под ним опасно покачнулся, а спинка издала предупредительный выстрел в воздух.
4.
Хирумицу-сан спросил меня о способах легализации машин, угнанных в Японии и привезенных в Россию. Он спросил, а я ответила. Нормальное дело. Но после моего ответа стул Хирумицу выстрелил, а Костя едва не испытал оргазм. Он сказал, что этого не может быть - и перевёл, почему именно. Выслушав изнемогающего Костю, я от изумления очень резко откинулась на спинку своего стула. Так между мной и Хирумицу произошла перестрелка, а после неё воцарился худой мир, который, как известно, лучше, чем самая добрая ссора. Но сперва у нас состоялся примерно такой диалог:
- Я понимаю, что можно сделать фальшивые документы, - сказал Хирумицу-сан, - но ведь на двигателе есть номер?
- Номер с двигателя обычно сбивают еще в Японии, - сказала я, немного удивившись наивности журналиста, работавшего, по словам Кости, в Афганистане и еще в какой-то не сильно гуманитарной стране.
Костя перевёл, а Хирумицу открыл стрельбу.
- Этого не может быть, - простонал Костя сквозь участившееся дыхание.
- Почему? - я съела креветку и почувствовала свою перед нею вину: таких стареньких не едят; таких стареньких оттаскивают на гору Нараяма.
Хирумицу тем временем что-то отвечал.
- Потому что, если сбить с двигателя номер, двигатель поломается, и машина никуда не поедет, - прошептал Костя и закрыл глаза.
Что мне оставалось делать? Я взяла с блюда еще одну креветку, а затем бабахнула из стула. А могла бы просто тихонько сойти с ума.
Тишина была убита окончанием перевода:
- Хирумицу-сан считает, что вы недостаточно хорошо владеете темой, - сказал Костя уже почти нормальным голосом и закурил сигарету.
После этих слов я могла совершить несколько действий на выбор:
1). встать, попрощаться и уйти;
2). встать и уйти не прощаясь;
3). начать стрелять очередями, но стул был способен лишь на одиночные выстрелы;
4). показать Хирумицу какую-нибудь глупость руками;
5). остаться сидеть на месте, широко открыв рот;
6). попытаться спасти ситуацию, а вместе с нею - ускользающий заработок.
Я решила, что буду бороться за гонорар.
Не то чтобы я владела темой достаточно хорошо. Я владела ею замечательно. Я и не могла владеть ею как-то иначе, потому что (но как было сказать об этом Хирумицу?) - и я, и практически все мои друзья, и друзья моих друзей, и друзья друзей друзей - так или иначе занимались в своё время торговлей японскими машинами, часть из которых - увы и ах - была нормально угнана с территории этой благословенной в своей наивности страны.
Правда, к угонам приложили руку совсем другие люди, но что это меняет? - начало начал всегда и везде отягощено криминальной аурой, зато потом служит благотворительным целям и пополняет ряды налогоплательщиков.
5.
- Хорошо, - сказала я, сглотнув содержимое рта, - хорошо. Завтра у нас в расписании - интервью с мудаками из Интерпола в 10 утра, а завтрак в 8-30. Завтрак переносится на обед, а обед - на ужин. Ужин отменяется. Костя, ты переводишь? - от приятного ужаса Костя снова начал было возбуждаться, но я сделала вид, что не обратила на это внимание: - Скажи ему, что завтра в 8 мы едем в автомастерскую, где ремонтируют ихние тачки. Я хочу - скажи ему - чтоб у Хирумицу-сан немного прояснилось сознание. Ты перевёл? Спасибо.
Вот чего я тогда совершенно не знала, так это того, что японца ни при каких обстоятельствах нельзя лишать пищи. Как бы ни тяжела была поставленная задача, обед у японца должен быть, как на войне: по расписанию.
Вечер у меня был очень продуктивным. Расставшись с Костей, Хирумицу и молчаливым оператором Токадо, я ехала домой, злая и серьёзно струсившая. Я вдруг усомнилась в технической возможности удаления с двигателя металлической планки с номером: нет ничего более абстрактно-тревожного, чем чужая убеждённость в чём-то конкретном.
Я щипала себя за руку и вызывала в памяти образ цифр, многажды виденных мною под капотами разнообразных авто, которые прошли через наши с бывшим мужем руки. Я помнила эти номера как живые и категорически не понимала, как в чьей-то голове - пускай и такой непредсказуемой, как японская - может угнездиться версия о невозможности замены одних цифр на другие. Я недоумевала так сильно, что не заметила, что начала делать это вслух.
- А в чем проблема-то? - спросил вдруг молчавший до этого водитель Валера. Я сконцентрировала интеллект и пояснила суть вопроса. Когда мы чуть не въехали в опору моста, Валера включил аварийку и остановил автобус на обочине.
- Ну бля, ну бля, - резюмировал он в конце концов, а затем перевёл дыхание и присовокупил основную мысль: - я чуть не сдох.
С Валерой вместе мы решили, что ехать надо будет на такую стоянку, где делают сразу всё: продают, покупают, шаманят кузовщину и меняют нутро. Владелец одной из них был у Валеры в приятелях, так что слишком большой неожиданностью визит японских телевизионщиков для приятеля бы не стал. "Да пожалуйста, - сказал он, - только в левом углу не снимайте, ну его нахуй, там как раз это самое". Я пообещала в левый угол японцев не водить, и мы ударили по рукам, так и не увидев друг друга: договорённость была достигнута, как и водится меж приличными людьми, по телефону.
Наутро мы заехали за съемочной группой в «Гавань» («чтоб китайцев там не жило», - таково было условие, решившее для меня выбор отеля в пользу «Гавани», счастливо расположенной почти во дворе моего тогдашнего дома). Хирумицу-сан садился в автобус, всем видом показывая, что завтрак, купленный ценой ужина, стоит гораздо дороже, чем предстоящая попытка откорректировать ситуацию, которую уже не исправить ничем. Костя выглядел измождённо, Токадо - ровно никак, а мы с Валерой были сдержанно-вежливы и деланно-доброжелательны.
6.
Первым и единственным живым человеком, встреченным нами в столь ранний час на автостоянке-шиномонтажке-разборке, оказался мужчина в шлеме танкиста, сильно из-за этого походивший на куколку капустницы. Лицо его было такого радостного цвета, что даже издали делалось ясно: куколка уже опохмелилась, и какое-то время с нею можно разговаривать. Мы вышли из автобуса, а мужчина опустил проволоку, должную обозначать запертые ворота. Представился он дядей Васей, сообщив, что ждёт нас уже полчаса, если вообще не двадцать пять минут. И хотя ничто - с моей точки зрения - не предвещало сексуального удовольствия, Костя стал мучительно разглядывать асфальт.
Хирумицу-сан вежливо поклонился дяде Васе и зашел издалека. Для начала он спросил, много ли в данном сервис-центре бывает работы. Костя начал переводить. Затем, глядя на разнообразные кузова машин, аккуратно составленные вдоль забора вперемешку с какими-то совершенно непотребными на вид железяками, Хирумицу поинтересовался спецификой дядивасиного труда. Костя переводил спокойно, но как-то, на мой взгляд, излишне подробно. Минут через пятнадцать, когда дяде Васе стало уже совершенно необходимо добавить, а я тихонько показала ему из рюкзака горлышко стеклянной посуды, Хирумицу-сан, не меняясь в лице, направил свой самолёт на миноносец противника.
- Скажите, ээээ…, - враз охрип Костя, - является ли… технически возможной… замена… заводского номера… на двигателе автомобиля… в кустарных условиях?
- Чего? - переспросил дядя Вася.
- Является ли технически возможным замена заводского номера на двигателе автомобиля в кустарных условиях? - повторил Костя на одном дыхании, после чего оно сделалось у него горячим и частым.
- Номер, что ли, отъебошить? - удивился дядя Вася, с любопытством разглядывая занятного юношу.
- Является ли это технически возможным? - повторил Костя, сдерживая конвульсии.
- Это он спрашивает или ты? - зачем-то уточнил дядя Вася, - Хуякс, да и всё, - и, махнув нам рукой, направился в левый угол автостоянки. Мы с Валерой переглянулись, но дядя Вася не присутствовал при нашем разговоре со своим хозяином.
Обогнув гору металлолома, закрывающую вид на совершенно новенькие и шикарные джипы, мы ступили на запретную территорию. Дядя Вася открыл капот первого в ряду Prado, посветил непонятно откуда взявшимся в его руке фонариком, а затем, точно так же материализовав молоток и ржавую железку, показал, как делается хуякс.
Всё произошло столь быстро, что Токадо не успел расчехлить камеру, а Хирумицу - снять руку с рудиментарного эфеса. После этого с дядей Васей стало происходить превращение: он вдруг забеспокоился, выхватил из моих рук бутылку «Гжели», сказал, что у него много дел, снял шлем и, сделавшись бабочкою, первым полетел на выход. Валера успел поднять с земли ржавую железяку, с помощью которой дядя Вася, пока был куколкой, продемонстрировал нам технические возможности хуякса в кустарных условиях. Впоследствии эта железяка фигурировала в фильме, где роль дяди Васи - по просьбе Хирумицу - исполнил снятый со спины Валера, а роль Prado - хорошего качества внедорожник одного моего приятеля, торговавшего катерами и двигателями «Ямаха». Собственно, никто другой, а именно Хирумицу подсказал мне, что роль мафии в фильмах-расследованиях не обязательно должна исполнять мафия. Просто у меня было слишком мало времени для того, чтобы успеть взрастить собственные кадры, и буквально через три дня я оказалась в совершенно дебильной ситуации. А заодно утянула в неё и мужа своей лучшей подруги, Казимировой.
Убедившись, что сеанс окончен, переживший метаморфозу дядя Вася оставил нас, а сам упорхнул в сторону пятитонного контейнера в десяти метрах от выезда со стоянки. Мы в обратной последовательности перешагнули проволоку ворот и подошли к автобусу. Перед тем, как сесть в него, Хирумицу-сан сложил ладони, согнулся под прямым углом, поклонился мне и сказал: «Thank you very much».
Вообще-то я думала, что он сделает себе харакири.
- Take it easy, - великодушно посоветовала я.
Это был момент моего триумфа.
Это бы момент, полностью переломивший наши взаимоотношения с Хирумицу.
С этого момента Хирумицу-сан стал доверять мне.
7.
Три дня я ни разу не злоупотребила его доверием, а на четвёртый Хирумицу спросил меня, могу ли я организовать встречу с человеком, который бы знал всю технологическую цепочку в криминальном автобизнесе: от момента угода машины в Японии до продажи её на Владивостокском Зелёном Углу.
Таким человеком была я.
Понимая, однако, что моя теоретически-подкованная персона, вещающая на камеру, ни коим образом не устроит Хирумицу, я стала лихорадочно соображать, в чьи уста вложить свои познания, дабы не пострадали ни картинка, ни моя репутация. Первым, кто пришел мне на ум, был Вова. Я кивнула Хирумицу, а потом, уже отвезя их с Токадо в гостиницу, позвонила Казимировой и испросила позволения на переговоры с её мужем.
- Казимирова, - сказала я, - ты прикинь, ну где я им возьму мафию?
Здоровенный и спокойный как питон, Вова полностью подходил для решения этой задачи - с одним «но»: у Вовы на тот момент не было дорогой машины, на которой он мог бы красиво подкатить на конспиративную встречу с японскими журналистами. Более того: у Вовы на тот момент вообще не было машины. Никакой.
Впрочем, какая попало здесь бы и не годилась; нужна была именно дорогая, максимально свежего года штуковина, сопоставимая по цене с небольшим пригородным особнячком. Я много раз видела такие возле управления Дальневосточного морского пароходства, но слишком близко не подходила к ним никогда.
Рассказывая Хирумицу про Вову, работавшего на ту пору третьим механиком в упомянутом ДВМП, я представила его как одного из владельцев Зеленого Угла, а также хозяина небольшой - в десяток единиц флота - судоходной компании, чьи пароходы курсируют между Находкой и Иокогамой. В процессе своего довольно сумбурного описания я с ужасом понимала, что наделяю Вову признаками вполне конкретной личности, которая была известна всему Владивостоку и далеко за его пределами. Но остановиться уже не могла.
- Это очень серьёзный человек, - мгновенно оценил Хирумицу.
- О, да, - согласилась я.
- И он согласен поговорить на камеру?
- Да, - сказала я, - но только со спины.
- Это очень понятно, - кивнул Хирумицу, - Рола-сан, а почему он согласился? - спросил вдруг он.
- Потому что это мой близкий друг, я его попросила, он и согласился, - сказала я чистую правду, и тут же зачем-то наврала: - мы учились в одном классе.
- Оо! - сказал Хирумицу и больше никаких вопросов не задавал.
Вечером накануне последнего дня съёмок, который должен был увенчаться эксклюзивным интервью с одним из главных бандитов города, мы втроём - я, Казимирова и Вова - собрали оперативный штаб. Когда я поведала о том, чью именно роль предстоит исполнить Вове, он так развеселился, что какое-то время было просто невозможно продолжать заседание. Казимирова смеялась тоже, а мне было не смешно: я почти никогда не теряю серьёзности, когда мне предстоит операция. Я чувствовала себя Штирлицем, которому ни свет ни заря отвозить Шлага в Швейцарию. Я была крайне неуверенна в том, что пастор умеет ходить на лыжах. Вова сказал, что сделает всё как надо.
Мы обсудили детали. То, чего Вова не знал, я ему сообщила, а он запомнил наизусть. Впрочем, пробелов в его познаниях оказалось совсем немного: несколько нюансов, почерпнутых мною из общения с дружественными УБОПовцами, дополнили Вовину картину мира, и тему можно было закрывать. Единственный момент, который требовал технического решения, заключался в вопросе транспорта. В конце концов, мы придумали, что встреча с Хирумицу произойдёт ровно в 10 вечера возле гостиницы «Владивосток», после чего, никем не узнанные (страна вообще редко знает своих героев в лицо), мы спокойно поднимемся к Хирумицу в номер и отснимем интервью.
- А машину я у Юры возьму, - сказал Вова.
- Вова, ты что, - ужаснулась Казимирова.
- А что за машина? - спросила я.
- Лора, это не машина, - сказала Казимирова.
- Ездит - значит, машина, - возразил Вова.
- Нет, ну ты представляешь? - продолжала ужасаться Казимирова.
- Что за машина-то? - опять спросила я.
- Да главное, чтоб японец этот твой её не увидел, - сказал Вова, - я же сказал - оставлю возле «Океана». Даже если он из фойе выйдет, там за поворотом не видно.
- Что за машина?! - заволновалась я.
- Да автобус, - махнула рукой Казимирова.
- Это не автобус, - сказал Вова.
- Ну, в общем, да, - подтвердила Казимирова.
- Мне главное, чтоб доехать, - сказал Вова.
Вспоминая то совещание, я удивляюсь только одному: с чего мы - все трое - были так твёрдо уверены в том, что Хирумицу непременно поведёт русского мафиози в свой гостиничный номер?
http://tosainu.livejournal.com/558846.html
1.
Хирумицу-сан был доволен, как плотно пообедавший тигр. Он сидел напротив меня в зале кабака «Бинго-Бонго» и жмурился на зеленоватое освещение. Но настоящие тигры никогда не объедаются: даже сытые, они сохраняют спортивную форму. Виртуозно сжимая окровавленными когтями рюмку с водкой, Хирумицу-сан планировал будущую охоту.
За нашими с Хирумицу спинами было уже полтора фильма. Первый - про дорогие машины, угнанные в Японии и обретшие счастливых владельцев в России. Окончание съемок второго мы как раз и праздновали в «Бинго». Только что отснятое сырьё посвящалось чрезвычайно популярным в среде якудзовских боевиков пистолетам Макарова, которые, к удивлению Хирумицу, оказались не менее популярными и в среде российских милиционеров. «Это очень хороший пистолет», - сказал в камеру оператора Токадо один большой милицейский начальник. Он вытащил ПМ из кобуры и, подобно спятившему Папанину, мгновенно разобрал и собрал его на глазах потрясённых японских телевизионщиков.
Между первой и второй рюмками тигр промурлыкал мне, что я лучший продюсер из всех, с кем ему доводилось охотиться. Поэтому он, Хирумицу, планирует сделать с моей помощью еще 3 фильма - темы двух он уже придумал, а третью мы с ним сочиним вместе.
В целом, вторая работа действительно удалась. Правда, уже в самом её конце в сюжет влез памятник адмиралу Макарову: героический наш моряк, не успевший как следует навалять адмиралу Того, вошёл в японский фильм в качестве изобретателя пистолета.
Это случилось потому, что в последний съемочный день я мимоходом ткнула в памятник пальцем, и лишь через пару недель после отбытия Хирумицу поняла ход его мысли. Меня наконец осенило, почему Хирумицу велел остановить машину посреди жутчайшего трафика, подбежал к монументу, и почему Токадо так долго снимал его на фоне Степана Осиповича. Когда я это поняла, фильм уже был смонтирован и выпущен на экраны японских телевизоров. Надеюсь, он не попался на глаза какому-нибудь знатоку мировой истории, хотя очень желаю умнице-адмиралу известности в краю саке и рыбы-фугу: в конце концов, если б «Петропавловск» не наскочил на мину, не исключено, что Порт-Артур так и остался бы нашим.
…Список, оглашенный Хирумицу на фоне тяжелых и мягких штор ресторана, звучал бодряще. Наркотики - раз, браконьерство и контрабанда морепродуктов - два. Третью тему придумала я, и таким образом моё сотрудничество с японской телекомпанией увенчалось киношкой о русских девах, работающих - скажем так, танцовщицами - в ночных клубах Японии.
2.
Этот рассказ - вступление к которому затянулось как температурный бред - о некоторых причинно-следственных связях, о кое-каких истоках и о том, с чего и каким образом началось наше с Хирумицу подельничество. Никогда прежде я не рассказывала историю, в которой выглядела настолько паршиво, что постаралась забыть о ней как можно быстрее. Это была крайне неприятная история. Моя психика очень долго хранила на себе её глубокие следы: неприятные истории всегда ходят в тяжёлой обуви на рифлёной подошве. Странно, что я вспомнила её в мирное время закатывания помидоров, когда - вроде бы - ну совершенно ничего в окружающем меня антураже не вызывало ассоциативной связи с моим же сомнительно-героическим прошлым.
В мои обязанности входила подготовка съёмок, подразумевающая довольно глубокое погружение в тему, и к моменту приезда съемочной группы в Россию я должна была владеть предметом на молекулярном уровне. Таким образом - всё, что мне известно про героин, блядей, пистолеты, лексусы и убийство камчатских крабов - постигнуто мною благодаря японским фильмам, снятых при моём организационном участии.
Мне очень жаль, что Хирумицу не пришло в голову сделать кино о каком-нибудь простом человеческом счастье - я до сих пор не умею сформулировать его сущность. Хотя вслед за А.С. Белкиным могу с уверенностью повторить, что слагаемые «покой» и «воля» в сумме дают совершенно третье состояние души - приятное, но не имеющего никакого отношения к счастью.
3.
Итак, это был первый фильм. Я не стремилась непременно понравиться японцам: это была обычная одноразовая халтура, и ни на какое продолжение банкета я не рассчитывала. Поскольку я уже обмолвилась, что фильмов было пять, становится понятно: несмотря ни на что, понравиться мне удалось. Более того: условия оплаты сильно изменились уже к началу съемок второго фильма - мне добавили денег. Забегая вперёд, скажу: мой гонорар увеличился вдвое, потому что я показала Хирумицу свою собаку. Она испортила весь кайф нашему переводчику, но Хирумицу остался ею доволен.
Переводчика звали Костя. Он был юн, интеллигентен и немного странен. Он был москвичом, только что закончившим какой-то тамошний востфак. И дело вовсе не в том, что, как и весь обслуживающий персонал в начале своей карьеры, Костя искренне верил, что главное действующее лицо на саммите - это официант, расставляющий на столе переговоров бутылки с минеральной водой. Переубедить Костю казалось делом нереальным, да и незачем это было. В конце концов, бутылку с минералкой всегда можно передвинуть так, чтоб стало видно лицо визави.
Дело было в том, что Костя испытывал сексуальное возбуждение всякий раз, когда я начинала попадать мимо нот. Однако музыкальный Костин слух был таким парадоксальным, что вначале я просто терялась. Переведённое с русского на японский, моё отчаянное враньё становилось похожим на правду, а правда - на такое бездарное враньё, что своим извращенным восприятием музыки Костя почти не оставлял мне выбора. Каждый раз, когда он переводил мою правду на язык работодателя, тот клал правую руку на воображаемый эфес, страшно напоминая картинки из книжки про самураев.
Тогда, в первую нашу встречу с Хирумицу, Костя мог и не переводить - всё было ясно и без его вмешательства. Но он переводил. "Этого не может быть", "Это не правда", - говорил Костя, и чувствовалось, какое садомазохистское удовольствие доставляет ему тот факт, что господин Хирумицу не верит ни единому моему слову.
«Это совсем не правильно», - сказал Костя, краснея и почти проваливаясь от удовольствия сквозь пол ресторана гостиницы "Гавань" - нам подали совершенно ужасающее морское ассорти. Это ассорти было скомпоновано из крабов, гребешка и креветок, не более недели назад сваренных бережливыми работниками тамошней кухни, увенчавших композицию горкой совершенно каменной лососевой икры.
Никогда не водите японцев в ресторан гостиницы "Гавань", слышите? Никогда. Там очень шаткие стулья. Например, недоверчивый Хирумицу-сан чуть не сделал кульбит, когда в очередной раз взялся за меч, для чего ему пришлось сместить центр тяжести - стул под ним опасно покачнулся, а спинка издала предупредительный выстрел в воздух.
4.
Хирумицу-сан спросил меня о способах легализации машин, угнанных в Японии и привезенных в Россию. Он спросил, а я ответила. Нормальное дело. Но после моего ответа стул Хирумицу выстрелил, а Костя едва не испытал оргазм. Он сказал, что этого не может быть - и перевёл, почему именно. Выслушав изнемогающего Костю, я от изумления очень резко откинулась на спинку своего стула. Так между мной и Хирумицу произошла перестрелка, а после неё воцарился худой мир, который, как известно, лучше, чем самая добрая ссора. Но сперва у нас состоялся примерно такой диалог:
- Я понимаю, что можно сделать фальшивые документы, - сказал Хирумицу-сан, - но ведь на двигателе есть номер?
- Номер с двигателя обычно сбивают еще в Японии, - сказала я, немного удивившись наивности журналиста, работавшего, по словам Кости, в Афганистане и еще в какой-то не сильно гуманитарной стране.
Костя перевёл, а Хирумицу открыл стрельбу.
- Этого не может быть, - простонал Костя сквозь участившееся дыхание.
- Почему? - я съела креветку и почувствовала свою перед нею вину: таких стареньких не едят; таких стареньких оттаскивают на гору Нараяма.
Хирумицу тем временем что-то отвечал.
- Потому что, если сбить с двигателя номер, двигатель поломается, и машина никуда не поедет, - прошептал Костя и закрыл глаза.
Что мне оставалось делать? Я взяла с блюда еще одну креветку, а затем бабахнула из стула. А могла бы просто тихонько сойти с ума.
Тишина была убита окончанием перевода:
- Хирумицу-сан считает, что вы недостаточно хорошо владеете темой, - сказал Костя уже почти нормальным голосом и закурил сигарету.
После этих слов я могла совершить несколько действий на выбор:
1). встать, попрощаться и уйти;
2). встать и уйти не прощаясь;
3). начать стрелять очередями, но стул был способен лишь на одиночные выстрелы;
4). показать Хирумицу какую-нибудь глупость руками;
5). остаться сидеть на месте, широко открыв рот;
6). попытаться спасти ситуацию, а вместе с нею - ускользающий заработок.
Я решила, что буду бороться за гонорар.
Не то чтобы я владела темой достаточно хорошо. Я владела ею замечательно. Я и не могла владеть ею как-то иначе, потому что (но как было сказать об этом Хирумицу?) - и я, и практически все мои друзья, и друзья моих друзей, и друзья друзей друзей - так или иначе занимались в своё время торговлей японскими машинами, часть из которых - увы и ах - была нормально угнана с территории этой благословенной в своей наивности страны.
Правда, к угонам приложили руку совсем другие люди, но что это меняет? - начало начал всегда и везде отягощено криминальной аурой, зато потом служит благотворительным целям и пополняет ряды налогоплательщиков.
5.
- Хорошо, - сказала я, сглотнув содержимое рта, - хорошо. Завтра у нас в расписании - интервью с мудаками из Интерпола в 10 утра, а завтрак в 8-30. Завтрак переносится на обед, а обед - на ужин. Ужин отменяется. Костя, ты переводишь? - от приятного ужаса Костя снова начал было возбуждаться, но я сделала вид, что не обратила на это внимание: - Скажи ему, что завтра в 8 мы едем в автомастерскую, где ремонтируют ихние тачки. Я хочу - скажи ему - чтоб у Хирумицу-сан немного прояснилось сознание. Ты перевёл? Спасибо.
Вот чего я тогда совершенно не знала, так это того, что японца ни при каких обстоятельствах нельзя лишать пищи. Как бы ни тяжела была поставленная задача, обед у японца должен быть, как на войне: по расписанию.
Вечер у меня был очень продуктивным. Расставшись с Костей, Хирумицу и молчаливым оператором Токадо, я ехала домой, злая и серьёзно струсившая. Я вдруг усомнилась в технической возможности удаления с двигателя металлической планки с номером: нет ничего более абстрактно-тревожного, чем чужая убеждённость в чём-то конкретном.
Я щипала себя за руку и вызывала в памяти образ цифр, многажды виденных мною под капотами разнообразных авто, которые прошли через наши с бывшим мужем руки. Я помнила эти номера как живые и категорически не понимала, как в чьей-то голове - пускай и такой непредсказуемой, как японская - может угнездиться версия о невозможности замены одних цифр на другие. Я недоумевала так сильно, что не заметила, что начала делать это вслух.
- А в чем проблема-то? - спросил вдруг молчавший до этого водитель Валера. Я сконцентрировала интеллект и пояснила суть вопроса. Когда мы чуть не въехали в опору моста, Валера включил аварийку и остановил автобус на обочине.
- Ну бля, ну бля, - резюмировал он в конце концов, а затем перевёл дыхание и присовокупил основную мысль: - я чуть не сдох.
С Валерой вместе мы решили, что ехать надо будет на такую стоянку, где делают сразу всё: продают, покупают, шаманят кузовщину и меняют нутро. Владелец одной из них был у Валеры в приятелях, так что слишком большой неожиданностью визит японских телевизионщиков для приятеля бы не стал. "Да пожалуйста, - сказал он, - только в левом углу не снимайте, ну его нахуй, там как раз это самое". Я пообещала в левый угол японцев не водить, и мы ударили по рукам, так и не увидев друг друга: договорённость была достигнута, как и водится меж приличными людьми, по телефону.
Наутро мы заехали за съемочной группой в «Гавань» («чтоб китайцев там не жило», - таково было условие, решившее для меня выбор отеля в пользу «Гавани», счастливо расположенной почти во дворе моего тогдашнего дома). Хирумицу-сан садился в автобус, всем видом показывая, что завтрак, купленный ценой ужина, стоит гораздо дороже, чем предстоящая попытка откорректировать ситуацию, которую уже не исправить ничем. Костя выглядел измождённо, Токадо - ровно никак, а мы с Валерой были сдержанно-вежливы и деланно-доброжелательны.
6.
Первым и единственным живым человеком, встреченным нами в столь ранний час на автостоянке-шиномонтажке-разборке, оказался мужчина в шлеме танкиста, сильно из-за этого походивший на куколку капустницы. Лицо его было такого радостного цвета, что даже издали делалось ясно: куколка уже опохмелилась, и какое-то время с нею можно разговаривать. Мы вышли из автобуса, а мужчина опустил проволоку, должную обозначать запертые ворота. Представился он дядей Васей, сообщив, что ждёт нас уже полчаса, если вообще не двадцать пять минут. И хотя ничто - с моей точки зрения - не предвещало сексуального удовольствия, Костя стал мучительно разглядывать асфальт.
Хирумицу-сан вежливо поклонился дяде Васе и зашел издалека. Для начала он спросил, много ли в данном сервис-центре бывает работы. Костя начал переводить. Затем, глядя на разнообразные кузова машин, аккуратно составленные вдоль забора вперемешку с какими-то совершенно непотребными на вид железяками, Хирумицу поинтересовался спецификой дядивасиного труда. Костя переводил спокойно, но как-то, на мой взгляд, излишне подробно. Минут через пятнадцать, когда дяде Васе стало уже совершенно необходимо добавить, а я тихонько показала ему из рюкзака горлышко стеклянной посуды, Хирумицу-сан, не меняясь в лице, направил свой самолёт на миноносец противника.
- Скажите, ээээ…, - враз охрип Костя, - является ли… технически возможной… замена… заводского номера… на двигателе автомобиля… в кустарных условиях?
- Чего? - переспросил дядя Вася.
- Является ли технически возможным замена заводского номера на двигателе автомобиля в кустарных условиях? - повторил Костя на одном дыхании, после чего оно сделалось у него горячим и частым.
- Номер, что ли, отъебошить? - удивился дядя Вася, с любопытством разглядывая занятного юношу.
- Является ли это технически возможным? - повторил Костя, сдерживая конвульсии.
- Это он спрашивает или ты? - зачем-то уточнил дядя Вася, - Хуякс, да и всё, - и, махнув нам рукой, направился в левый угол автостоянки. Мы с Валерой переглянулись, но дядя Вася не присутствовал при нашем разговоре со своим хозяином.
Обогнув гору металлолома, закрывающую вид на совершенно новенькие и шикарные джипы, мы ступили на запретную территорию. Дядя Вася открыл капот первого в ряду Prado, посветил непонятно откуда взявшимся в его руке фонариком, а затем, точно так же материализовав молоток и ржавую железку, показал, как делается хуякс.
Всё произошло столь быстро, что Токадо не успел расчехлить камеру, а Хирумицу - снять руку с рудиментарного эфеса. После этого с дядей Васей стало происходить превращение: он вдруг забеспокоился, выхватил из моих рук бутылку «Гжели», сказал, что у него много дел, снял шлем и, сделавшись бабочкою, первым полетел на выход. Валера успел поднять с земли ржавую железяку, с помощью которой дядя Вася, пока был куколкой, продемонстрировал нам технические возможности хуякса в кустарных условиях. Впоследствии эта железяка фигурировала в фильме, где роль дяди Васи - по просьбе Хирумицу - исполнил снятый со спины Валера, а роль Prado - хорошего качества внедорожник одного моего приятеля, торговавшего катерами и двигателями «Ямаха». Собственно, никто другой, а именно Хирумицу подсказал мне, что роль мафии в фильмах-расследованиях не обязательно должна исполнять мафия. Просто у меня было слишком мало времени для того, чтобы успеть взрастить собственные кадры, и буквально через три дня я оказалась в совершенно дебильной ситуации. А заодно утянула в неё и мужа своей лучшей подруги, Казимировой.
Убедившись, что сеанс окончен, переживший метаморфозу дядя Вася оставил нас, а сам упорхнул в сторону пятитонного контейнера в десяти метрах от выезда со стоянки. Мы в обратной последовательности перешагнули проволоку ворот и подошли к автобусу. Перед тем, как сесть в него, Хирумицу-сан сложил ладони, согнулся под прямым углом, поклонился мне и сказал: «Thank you very much».
Вообще-то я думала, что он сделает себе харакири.
- Take it easy, - великодушно посоветовала я.
Это был момент моего триумфа.
Это бы момент, полностью переломивший наши взаимоотношения с Хирумицу.
С этого момента Хирумицу-сан стал доверять мне.
7.
Три дня я ни разу не злоупотребила его доверием, а на четвёртый Хирумицу спросил меня, могу ли я организовать встречу с человеком, который бы знал всю технологическую цепочку в криминальном автобизнесе: от момента угода машины в Японии до продажи её на Владивостокском Зелёном Углу.
Таким человеком была я.
Понимая, однако, что моя теоретически-подкованная персона, вещающая на камеру, ни коим образом не устроит Хирумицу, я стала лихорадочно соображать, в чьи уста вложить свои познания, дабы не пострадали ни картинка, ни моя репутация. Первым, кто пришел мне на ум, был Вова. Я кивнула Хирумицу, а потом, уже отвезя их с Токадо в гостиницу, позвонила Казимировой и испросила позволения на переговоры с её мужем.
- Казимирова, - сказала я, - ты прикинь, ну где я им возьму мафию?
Здоровенный и спокойный как питон, Вова полностью подходил для решения этой задачи - с одним «но»: у Вовы на тот момент не было дорогой машины, на которой он мог бы красиво подкатить на конспиративную встречу с японскими журналистами. Более того: у Вовы на тот момент вообще не было машины. Никакой.
Впрочем, какая попало здесь бы и не годилась; нужна была именно дорогая, максимально свежего года штуковина, сопоставимая по цене с небольшим пригородным особнячком. Я много раз видела такие возле управления Дальневосточного морского пароходства, но слишком близко не подходила к ним никогда.
Рассказывая Хирумицу про Вову, работавшего на ту пору третьим механиком в упомянутом ДВМП, я представила его как одного из владельцев Зеленого Угла, а также хозяина небольшой - в десяток единиц флота - судоходной компании, чьи пароходы курсируют между Находкой и Иокогамой. В процессе своего довольно сумбурного описания я с ужасом понимала, что наделяю Вову признаками вполне конкретной личности, которая была известна всему Владивостоку и далеко за его пределами. Но остановиться уже не могла.
- Это очень серьёзный человек, - мгновенно оценил Хирумицу.
- О, да, - согласилась я.
- И он согласен поговорить на камеру?
- Да, - сказала я, - но только со спины.
- Это очень понятно, - кивнул Хирумицу, - Рола-сан, а почему он согласился? - спросил вдруг он.
- Потому что это мой близкий друг, я его попросила, он и согласился, - сказала я чистую правду, и тут же зачем-то наврала: - мы учились в одном классе.
- Оо! - сказал Хирумицу и больше никаких вопросов не задавал.
Вечером накануне последнего дня съёмок, который должен был увенчаться эксклюзивным интервью с одним из главных бандитов города, мы втроём - я, Казимирова и Вова - собрали оперативный штаб. Когда я поведала о том, чью именно роль предстоит исполнить Вове, он так развеселился, что какое-то время было просто невозможно продолжать заседание. Казимирова смеялась тоже, а мне было не смешно: я почти никогда не теряю серьёзности, когда мне предстоит операция. Я чувствовала себя Штирлицем, которому ни свет ни заря отвозить Шлага в Швейцарию. Я была крайне неуверенна в том, что пастор умеет ходить на лыжах. Вова сказал, что сделает всё как надо.
Мы обсудили детали. То, чего Вова не знал, я ему сообщила, а он запомнил наизусть. Впрочем, пробелов в его познаниях оказалось совсем немного: несколько нюансов, почерпнутых мною из общения с дружественными УБОПовцами, дополнили Вовину картину мира, и тему можно было закрывать. Единственный момент, который требовал технического решения, заключался в вопросе транспорта. В конце концов, мы придумали, что встреча с Хирумицу произойдёт ровно в 10 вечера возле гостиницы «Владивосток», после чего, никем не узнанные (страна вообще редко знает своих героев в лицо), мы спокойно поднимемся к Хирумицу в номер и отснимем интервью.
- А машину я у Юры возьму, - сказал Вова.
- Вова, ты что, - ужаснулась Казимирова.
- А что за машина? - спросила я.
- Лора, это не машина, - сказала Казимирова.
- Ездит - значит, машина, - возразил Вова.
- Нет, ну ты представляешь? - продолжала ужасаться Казимирова.
- Что за машина-то? - опять спросила я.
- Да главное, чтоб японец этот твой её не увидел, - сказал Вова, - я же сказал - оставлю возле «Океана». Даже если он из фойе выйдет, там за поворотом не видно.
- Что за машина?! - заволновалась я.
- Да автобус, - махнула рукой Казимирова.
- Это не автобус, - сказал Вова.
- Ну, в общем, да, - подтвердила Казимирова.
- Мне главное, чтоб доехать, - сказал Вова.
Вспоминая то совещание, я удивляюсь только одному: с чего мы - все трое - были так твёрдо уверены в том, что Хирумицу непременно поведёт русского мафиози в свой гостиничный номер?
http://tosainu.livejournal.com/558846.html