Сага о Евгении Кручинине
Приглашение было как нельзя более кстати.
Евгений привык ужинать с семьей. Они обязательно дожидались
друг друга, чтобы собраться вместе за столом. Отец мог весь
вечер рассказывать об увиденном за день. Для городка Евгения машинисты были
кем-то сродни капитанам дальнего следования, изъездившим мир и
говорящим на всех языках. Мать часто доедала первой и принималась
допечатывать срочные приказы, извещения и предписания, которые потом
складывались в папки, папки в стопки, а стопки по утру затискивались в
коричневый кожанный портфель по соседству с пакетом творога на обед.
Быть может кисловатый запах, которым пропитывались казеные бумаги,
прибавлял им хоть какой-то человечности. Стрекот пишущей машинки
нисколько не мешал Кручининым беседовать. Привышкие к постоянному
ритмичному шуму, они говорили размеренно и громко, не пытаясь
перекричать стук литер по чернильной ленте. Когда Отец зачитывал вслух
статьи из "Литературки", могло показаться, что он священнослужитель,
произносящий текст из церковной книги. Когда же говорил Женя, его
можно было принять за новообращенного пионера, клянущегося перед старшими
товарищами жить, учиться и бороться.
Агнесса Петровна долго ела молча. Стряпня ее
была невероятно разноцветной, это сразу бросалось в глаза. А вот
определить из чего все это приготовлено Евгений не
сумел. Стрескав зеленый суп и буро-красные овощи он только намеревался
поблагодарить хозяйку, как та первая нарушила тишину.
- На вот, орешков наколи, коли с молотком сидишь, - кулек с групными
грецкими орехами изниоткуда появился у нее в руке.
Евгений догадался, что молоток из рук он действительно не выпускал все это
время.
- Сию минуту сделаем, - треск ломаемой скорлупы наполнил комнату.
- Ну вот теперь и рассказывай, - по-свойски велела хозяйка.
Из угла комнаты к ним приблизился седобородый мужчина, до сего
момента целиком погруженный во внутренности телевизора Рубин.
- Рассказывай сынок, нам тут любые новости в радость.
Евгений озадачился, но орехи колоть не перестал. "Что рассказывать?"
- Ну про жизнь свою расскажи. Вот ты что посление лет десять делал?
В интонациях двух заинтересовавшихся биографией Евгения людей было
что-то очень доверительное. И он постепенно, продолжая орудовать
молотком, начал выкладывать о себе все, что знал. Про отца, про спортивную
секцию про рок-группу, где Евгений стал барабанщиком, сразу как окончил школу.
- Маша тогда еще мне галстук подарила, - Евгений увлекся воспоминаниями и
случайно добрел в них до тем, о которых давно запретил себе думать.
- А кто такая Маша? - мужчина, до сей поры молчавший, вдруг подал голос и
нацелил на Евгения стекла своих очков в самодельной проволочной оправе.
Одним из его талантов было умение тонко улавливать чувства даже совсем
незнакомых людей.
- Маша, Маша, ну подруга из детства, - огрызнулся Евгений и замолчал.
Повисла неудобная пауза. Евгению наскучил разговор, и он лихо расколотил
последний орех.
- Ну а что я все о себе, у вас тут наверное много всего интересного.
Красиво так здесь. Агнесса Петровна пожала плечами.
- А в Корабельном давно ничего не происходит, - ее голос, и доселе нервичный,
сейчас зазвучал как из банки проволочного телеграфа.
- Мы никуда не ходим, никуда не ездим. Давно тут живем уже.
Один Еремеич вон был, ездил по стране, подарки привозил, книги там какие.
А как мальчонку того сбил, так на грузовые ушел. Вона и мотается мимо
кажен день. Один совсем, только вот мы его и да подкормим. А какой видный
был мужчина, ох как танцевал на тех вечерах летних в Синих Горках.
Евгений все понял. Стыд заполнил его как гелий заполняет шарик, но только
потянул вниз к земле. Механически взяв расколотый уже орех, несбитый
Евгений стукнул по нему молотком и попал ровно себе по пальцу.