Сага о Евгении Кручинине.
Утро не задалось и упорно не хотело задаваться. Натягивая на ходу обувь, Кручинин наступил босой ногой на осколки трубки старого
телевизора, которую местная детвора с большим трудом разбивала прошлым вечером. Кровь закапала на асфальт, пытаясь пятнами изобразить солнечную систему. Лохматый соседский кот, ожидавший, когда, наконец, откроется окно хозяйки, лениво спрыгнул с подоконника и начал вылизывать невпитавшуюся еще бурую жидкость. Кручинин сел на землю и сунул израненную ногу в кроссовок. Среди битого стекла лежал небольшой молоток, который отец подарил ему в незапамятном детстве. Этот железнодорожный инструмент Евгений долго воспринимал как амулет и даже обедать усаживался, сжимая его в руках. Вчера же, когда белобрысый Димка из второго подъезда забежал к нему и попросил "чего потяжелее", Кручинин без сожаления с ним расстался. Сентиментальные мысли редко навещали его. Прошлое, случившись, переставало существовать, а будущее было попросту неинтересно. Евгений забрал молоток и похромал прочь от дома.
Велосипедная поездка до Лиговки, которая была намечена еще неделю назад, явно откладывалась. Нужно было предупредить попутчиков, но привычный маршрут, следовавший улицей Котовского, показался Кручинину отвратительным. Евгению непременно стали бы пенять его неуклюжесть и рассеянность, в этом он не сомневался. Когда знаешь кого-то с самого рождения, можешь мысленно провести с ним диалог, предсказав все интонации и реплики с точностью до струйки сигаретного дыма, выпущенного между словами. Друзья были старше и вальяжнее себя ощущали. Своим среди них Евгений стал только, когда прошел придуманный специально для него обряд инициации. Он должен был дождаться проходящего пассажирского поезда, стоя между рельсами. И лишь в самый последний момент упасть на спину и смотреть, не моргая, как состав проходит над ним. Испытание было назначено на раннее утро, чтобы никто из случайных прохожих не углядел - проступок был серьезным, за это могли и из школы выгнать. Евгений сделал все ровно так, как было велено, но ныряя под поезд, заметил испуганные глаза машиниста, начавшего экстренное торможение. Сотрясающаяся земля и дьявольский скрип колес хорошо контузили Кручинина, и он совсем не помнил потом, как выбирался из-под вагона, как скатывался по насыпи, и как его тащили домой, одобрительно похлопывая по спине. Зато воспоминание о побледневшем машинисте осталось с ним извечным компаньоном, появляясь в наполненных сожалением снах.