Айя-бокайя, принцесса Малайя
Принцесса Малайа носила простой саронг.
Конечно, у неё был и ритуальный, из бордовой ткани пинья, и белоснежный, расшитый серебром, но по морскому берегу она гуляла в самом обычном для Пальмового острова саронге из полотна, сотканного из некрашеных кокосовых нитей. В свои восемнадцать лет принцесса была смуглая и стройная, как статуэтка богини Менке. Чёрные, как кора дерева тулаан, волосы её собирались в небрежный пучок, густая чёлка спадала на продолговатые карие глаза, в серединках которых будто золотые солнышки таились. Хороша была принцесса Малайа, вот только ноги у неё всегда исцарапаны о колючие кусты под дикой маракуйей, очень уж вкусная она, маракуйя.
Как и положено принцессе, Малайя жила во дворце своего отца, правителя острова. Суров был нравом дату, но единственную дочь свою баловал и на все проказы её смотрел сквозь пальцы. Заслушивался дату звонким дочкиным смехом, гордился, что наряды Малайя не выпрашивает и перед простыми людьми носа не задирает, доброй и ласковой растёт. Ещё жила с ними во дворце тётя Абалай, сестра покойной матери. Тётя с дату была сладкая, как каламай в ореховой скорлупе, а с Малайей - кислая и колючая, как не дозревший ананас. Как только принцессе исполнилось восемнадцать, тётя стала женихов искать, письма рассылать правителям соседних островов и послов привечать. Но дату не спешил выдавать Малайю замуж, жалел отправлять дочь на другой остров в чужую семью. От этого тётя ещё больше сердилась, собирала в лесу приворотные травы и поила ими стареющего дату, так хотелось ей правительницей стать. Все во дворце знали, что каждую ночь прокрадывается Абалай в спальню дату и до утра остаётся там, ублажая его тело изысканными ласками, только никак не достать было Абалай до его души, вся душа была занята тоской по покойной жене и отеческой любовью к принцессе. Из-за этого тётя всегда на Малайю злилась, но поделать ничего не могла.
Малайя сбросила туфли и по щиколотку вошла в тёплую воду. Солёные волны заплескались вокруг босых ног, пальцы утонули в песке. Стая серебристых рыбок порскнула в глубину, и испуганный крабик побежал по песчаному берегу в поисках убежища. Солнце клонилось к закату, трогало море лучами, как перину: хорошо ли, мягко ли сегодня будет спаться. Принцесса помахала Солнцу рукой, но небесный дату, как всегда, не заметил маленькую девушку с песчаного острова, сильно занят был. Малайя пошевелила в воде пальцами и поморщилась - ссадины щипало. Опять тётя будет ругать: взрослая девушка, замуж пора, а всё лазает по деревьям и гоняет мяч, как деревенский мальчишка. Малайя облизнула губы, терпкие от фруктового сока, и вздохнула. Возвращаться не хотелось, но отец волнуется, когда она не приходит к ужину, так что придётся поторопиться. Принцесса высушила ноги, обулась и пошла домой.
Путь шёл через лес к рисовым полям, мимо деревни, а там до дворца рукой подать. Ложилась тропинка под ноги, ветер покачивал банановые листья, а Малайя шла и песенку пела, без слов, но очень весёлую. Вдруг с ветки закричал кто-то, принцесса подняла голову и увидела на ветке попугая лори, очень красивого: голова синяя, клюв и грудка оранжевые, а хвост радужный.
- Айя-букайя, принцесса Малайя, возьми меня к себе жить, - сказал попугай.
Удивилась принцесса: ни один попугай до этого к ней не просился, она и не знала, что птицы умеют разговаривать. Сначала не хотела брать его, но вспомнила, как нелегко живётся под злым взглядом тёти, как отец стареет то ли от тоски, то ли от приворотных трав, и всё реже зовёт её, почти не смеётся и всё чаще сидит, облокотившись на подушки, и смотрит задумчиво в даль...
- Ладно, давай возьму тебя. Будешь меня веселить.
Попугай только того и ждал, перелетел с ветки на плечо, словно там всегда сидел.
Во дворце Малайя первым делом устроила для попугая насест и насыпала полную кормушку нечищеного риса.
- Это ещё что? - нахмурилась тётя Абалай. - Не место здесь птице, отнеси его обратно в лес.
- Не отнесу, - ответила Малайя. - В лесу ему скучно, а здесь мы с ним разговаривать будем. Всё лучше, чем твою ругань слушать!
Ахнула тётя Абалай и побежала дату жаловаться, только принцессу это вовсе не расстроило, она точно знала, что отец будет на её стороне. Подумаешь - птичку завела, что тут такого? Как в воду глядела принцесса, прогнал дату тётю Абалай, не стал жалоб её слушать. Он вообще её днём почти не слушал, не то, что ночью.
Так и поселился попугай лори во дворце, стал спать на жёрдочке в покоях принцессы, а когда не спал, то сидел на её плече или летал по всему дворцу и кричал: «Айя-букайя!» Был он такой красивый и весёлый, что все во дворце попугаю радовались, кроме тёти Абалай, которая гоняла его пальмовой метёлкой и называла поганой птицей. Каждое утро, когда первый солнечный луч заглядывал в окно, попугай прилетал к принцессе, легонько клевал её в щёку: вставай, мол, лежебока, день проспишь, и подставлял синюю голову - гладить. Малайя гладила тёплые пёрышки и оранжевый клюв.
- Поговори со мной, милая птичка, - просила она.
- Айя-букайя! - кричал лори, но ни словечка больше не произносил.
Малайя не знала, что и думать - то ли показалось ей в лесу, что попугай говорил с ней, то ли он разучился разговаривать.
Однажды принцесса решила проверить, не заговорит ли её попугай в лесу, и понесла его в лес. Долго шла она по тропинке, утоптанной сотнями ног, и всё ждала, что птица заговорит, но попугай неподвижно сидел на плече, нахохлившись, и словно дремал. Повинуясь неясному предчувствию, Малайя сошла с тропинки и углубилась в лес. Долго петляла она между деревьями, пока не вышла на усыпанную цветами поляну, полную сладкого запаха цветов и трепета лёгких бабочек. Каких тут только не было! Огромные багровые, поменьше, с ладошку всего, лимонные, с синими махровыми крылышками, фиолетово-чёрные, белые с яркими оранжевыми кругами, почти прозрачные, переливающиеся в солнечных лучах - словно все бабочки, какие есть на острове, слетелись на эту полянку. Они перелетали с цветка на цветок, замирали, запустив хоботки в полные нектара чашечки, поднимались выше и кружились в потоках ветра, и воздух блестел от пыльцы с их крыльев. Малайя ахнула, а попугай слетел с её плеча, ударился о землю и превратился в парня в синих брюках и оранжевом баронге. Ой, какой красивый был парень! Высокий, смуглый, плечи широкие, бёдра узкие, волосы чёрные густой волной, и глаза смотрят ласково.
- Здравствуй, принцесса Малайя, - улыбнулся парень, а принцесса замерла и рот открыла, глазам своим не поверила.
Парень взял её за руку и повёл к прозрачному роднику, где на циновках была разложена богатая снедь, усадил на траву и принялся потчевать. Малайя надкусила маринованный манго и закатила глаза - никогда такого вкусного не пробовала.
- Кто ты? - спросила принцесса. - Откуда это всё?
- Я расскажу тебе всё, но не сейчас, - ответил парень-попугай.
- Как мне называть тебя? - снова спросила принцесса.
- Зови меня Нумуэль, - улыбнулся он и протянул ей пиалу с супом синигангой и душистую лепёшку.
Когда они поели и напились чистой воды прямо из родника, Нимуэль достал шахматную доску и расставил фигуры.
- Шутишь? - спросила Малайя и подняла бровь. - Даже отец давно уже у меня не выигрывает!
Но Нимуэль не внял предупреждению.
- Твой первый ход, женщина! - сказал он весело.
Первую партию Малайя выиграла, вторую и третью - проиграла. Затеяли четвёртую, так и сражались до самого вечера доигрались до ничьи и решили, что хватит.
- Пойдём, я покажу тебе что-то, - позвал Нимуэль и повёл Малайю к высокому баобабу, с которого свисала лёгкая верёвочная лестница. Малайя неуверенно ступила на бамбуковую перекладину и осторожно полезла вверх. Лестница вела к деревянному домику, украшенному причудливой резьбой. Внутри, на гладком полу из досок были разбросаны мягкие подушки, стояли кувшин с водой и блюдо со сладким зефиром. Одну стенку занимало окно, из которого видно было море, волны, покрытые пенными барашками, и снующие рыболовные каяки.
Нимуэль усадил принцессу на подушки, а сам сел рядом, близко-близко. Малайя почувствовала, что он хочет её обнять, но не решается. Сердце её сорвалось и пустилось в пляс, ноздри вдыхали пряный запах свежей древесной смолы и терпкой листвы. Солнце медленно катилось к горизонту, а Малайя и Нимуэль так и сидели рядом, и его дыхание щекотало гладкую щёку принцессы, заставляя краснеть.
Когда солнце спряталось за краем моря, пришла пора возвращаться. На поляне Нимуэль сжал на прощание руку Малайи, ударился оземь и снова превратился в попугая.
С тех пор они каждый день приходили на поляну. Ели вкусную еду, играли в шахматы или в мяч, смотрели на закат, разговаривали обо всём на свете и влюблялись друг в друга всё сильнее.
Тем временем тётя Абалай заподозрила неладное: слишком уж рассеянным и счастливым было лицо принцессы, слишком легко порхала она по дворцу, не обращая внимания на ругань и придирки. Сначала Абалай пожаловалась дату, но тот просто не понял: дочь счастлива, так что тут плохого? Как не доказывала Абалай, что причиной такого счастья может быть только мужчина, дату не верил. Может быть потому, что сам давно не видел рядом счастливой любовью женщины.
- Придёт время, я сам подберу мужа для своей наследницы, а пока она ещё дитя совсем, не трогай её, - прикрикнул он как-то, потеряв терпение.
Абалай чуть не расплакалась. Она надеялась, что отправит Малайю замуж подальше от Пальмового острова, и тогда дату наконец женится на ней, она станет править островом вместе с ним и родит ему наследника. Чёрная злоба окутала сердце Абалай, и решила она непременно разрушить счастье племянницы. Однажды тётя проследила за Малайей, дошла вслед за ней до самой поляны и увидела, как превращается попугай в прекрасного юношу, берёт принцессу за руку и ласково целует её.
- Вот оно что! - прошипела тогда Абалай себе под нос и задумала злое дело.
Ночью, когда принцесса спала, тётя пробралась в её покои и свернула попугаю голову, а потом отнесла его в лес и закопала под пальмой.
Утром попугай не разбудил принцессу, и она сразу почуяла неладное, бросилась искать его. Попугая нигде не было, его искали по всему дворцу, во всех тёмных потаённых углах, но нигде не находили.
- Наверное он улетел к своим, - говорила тётя Абалай и гладила рыдающую принцессу по голове, а дату обещал сто песо тому, кто найдёт любимую птицу дочери, но всё было бесполезно.
Теперь Малайя засыпала и просыпалась в слезах, и только во сне успокаивалась, потому что снилось ей, как Нимуэль молча гладит её по спине и целует в виски, утешая. Принцесса перестала выходить из комнаты, не причёсывалась и не умывалась, почти ничего не ела и все дни проводила в постели. Тётушка Абалай «жалела» её и заваривала успокаивающий чай из баньяна, от которого принцесса или спала, или безучастно смотрела в одну точку, и по лицу её блуждала смутная улыбка. Дату места себе не находил, скупал у охотников попугаев и приносил их дочери, но та даже не смотрела на пиц, все они ни капли не походили на её Нимуэля. Так и умерла бы принцесса от горя и истощения, если бы однажды в её окно не постучал северный ветер.
- Айя-бокайя, принцесса Малайя, выйди во двор! - пропел ветер, и принцесса встала с кровати, накинула саронг и вышла.
Ветер подхватил её нечёсаные волосы, хлестнул ими по лицу и неожиданно стих. Двор наполняла суета: разгружали огромную телегу с бананами.
- Айя-бокайя принцесса Малайя, иди в лес, - сказал запряжённый в телегу вол и посмотрел бессмысленными иссиня-чёрными глазами.
Малайя подобрала щепочку, собрала волосы в пучок и пошла в лес. Там её встретила маленькая обезьянка-смешинка.
- Айя-букайя, принцесса Малайя, или по этой тропинке, - сказала обезьянка и рассмеялась жутковатым, похожим на детский, смехом.
Принцесса пошла по тропинке и скоро пришла в пальме, под которой Абалай зарыла Нимуэля. На пальме сидел большеголовый попугай с жёлтыми перьями и красным клювом.
- Айя-топайя, принцесса Малайя, возьми лист с этой пальмы и сделай себе веер.
Изрезав голые ладони о жёсткий стебель, Малайя отломала лист, принесла его домой и смастерила веер.
Обмахнулась принцесса веером, смотрит, Нимуэль перед ней стоит. Хотела она обнять возлюбленного, выронила веер, и Нимуэль пропал. Поняла тогда она, что веер не простой получился, подняла и стала обмахиваться, тогда Нимуэль снова появился и заговорил:
- Я принц попугаев. Раз в сто лет есть у нашего народа закон, что один из принцев должен пойти к людям и попытаться жениться на их самой прекрасной принцессе, чтобы жили мы с людьми мирно и друг на друга не охотились. Ты - самая прекрасная принцесса, я хочу взять в жёны тебя.
Малайя заплакала.
- Где же ты? Где мне найти тебя, чтобы ты взял меня в жёны?
- Злая тётя твоя свернула мне шею и зарыла под пальмой. Но если ты любишь меня, то сегодня в полночь откопай моё тело, принеси на нашу поляну и о землю брось. Сделай это, моя прекрасная возлюбленная, нежная моя невеста, прошу тебя, сделай.
- Я сделаю всё что хочешь, лишь бы снова обнять тебя, - сказала Малайя и снова заплакала.
Ночью Малайя сделала вид, что спит, а когда стукнула полночь, вылезла в окно и побежала в лес. Руками разрыла она могилку под корнями пальмы, вынула птичье тело, завёрнутое в тряпицу, и понесла на поляну. Как только сошла принцесса с тропинки, лес загудел, задрожали кусты и выглянули из мрака чьи-то красные глаза.
- Айя-бокайя, принцесса Малайя иди домой, - словно шёпот прошелестел по лесу.
Испугалась Малайя, задрожала, как пальмовый листок на ветру, но с пути не свернула. Прошла мимо глаз, ничего, не тронули. Лес дышит, словно шевелится, руки-ветки к ней тянет, а принцесса идёт, как шла. Над головой её огромные крылья захлопали, забились, жаром дохнуло.
- Айя-топайя, принцесса Малайя, иди домой! - прокричал птичий голос.
Малайя голову в плечи втянула, ногами еле переступает от страха, но с пути не свернула, идёт, как шла. Тут тьма сгустилась ещё пуще, воздух стал тягучий, как желе, дышать трудно, сердце вот-вот из груди выпрыгнет, земля под ногами мягкая, по щиколотку Малайя проваливается, но идёт, как шла, не останавливается.
- Айя-топайя, принцесса Малайя, иди домой, - булькает под ногами холодное вязкое болото, уже по колено проваливается принцесса.
- Не пойду я домой! - кричит она и идёт, как шла. - Или вернусь с возлюбленным своим, или здесь с ним навсегда останусь!
Смотрит принцесса сквозь слёзы, а перед лицом её мотылёк ночной, что в темноте серебристо светится, крылышками трепещет, будто за собой зовёт. Прибодрилась принцесса, руку мотыльку подставила, тот на ладонь сел, и стало легче идти. Шаг-другой, вот и нет больше болота под ногами, земля родная, тёплая. Ещё шаг - выглянула луна из-за тучки, осветила путь. Шаг, ещё шаг, а вот и поляна знакомая, их с Нимуэлем полянка. Бросила принцесса птичий трупик на землю, а с земли Нимуэль поднялся, живой-здоровый, обнял её крепко, и тепло в его объятиях, ах, как тепло.
- Спасибо тебе, милая моя, драгоценная моя Малайя, принцесса сердца моего! - шепчет Нимуэль.
Трава сладкая да сочная, так и манит прилечь и заснуть с любимым рядом, под лунными лучами навсегда заснуть, и прорастёт трава сквозь грудь и живот, сладкая, сочная...
- Не спи! Не спи, Малайя, нельзя тебе здесь спать! - кричит Нимуэль и трясёт её, трясёт за плечи, а глаза слипаются, трава такая мягкая...
Проснулась Малайя в своей кровати, во дворце. Солнце гладило её щёки, а рядом сидела тётя Абалай, поила её терпким отваром и приговаривала:
- Прости меня, прости, племянушка, сама не знаю, что творила, прости.
Принцесса Малайя простила тётю, потому что плохая примета невесте перед свадьбой на кровных родственников злобу таить. На свадьбу, правда, тётя Абалай не пришла, потому что дату её не простил, очень рассердился и велел уезжать и никогда больше к Пальмовому остову не приближаться.
Свадьбу справляли в лесу на поляне. Принцесса Малайя надела праздничный саронг, расшитый серебром, а принц попугаев Нимуэль белый баронг из ткани пинья. На свадьбу пригласили всех жителей острова: и людей, и птиц, и зверей, и все вместе если, пили и веселились на волшебной поляне, где, что странно, всем хватило места и лакомств.
Малайя и Нимуэль прожили долгую счастливую жизнь до самой смерти, и с тех пор на Пальмовом острове никто больше не охотился на попугаев.
Конечно, у неё был и ритуальный, из бордовой ткани пинья, и белоснежный, расшитый серебром, но по морскому берегу она гуляла в самом обычном для Пальмового острова саронге из полотна, сотканного из некрашеных кокосовых нитей. В свои восемнадцать лет принцесса была смуглая и стройная, как статуэтка богини Менке. Чёрные, как кора дерева тулаан, волосы её собирались в небрежный пучок, густая чёлка спадала на продолговатые карие глаза, в серединках которых будто золотые солнышки таились. Хороша была принцесса Малайа, вот только ноги у неё всегда исцарапаны о колючие кусты под дикой маракуйей, очень уж вкусная она, маракуйя.
Как и положено принцессе, Малайя жила во дворце своего отца, правителя острова. Суров был нравом дату, но единственную дочь свою баловал и на все проказы её смотрел сквозь пальцы. Заслушивался дату звонким дочкиным смехом, гордился, что наряды Малайя не выпрашивает и перед простыми людьми носа не задирает, доброй и ласковой растёт. Ещё жила с ними во дворце тётя Абалай, сестра покойной матери. Тётя с дату была сладкая, как каламай в ореховой скорлупе, а с Малайей - кислая и колючая, как не дозревший ананас. Как только принцессе исполнилось восемнадцать, тётя стала женихов искать, письма рассылать правителям соседних островов и послов привечать. Но дату не спешил выдавать Малайю замуж, жалел отправлять дочь на другой остров в чужую семью. От этого тётя ещё больше сердилась, собирала в лесу приворотные травы и поила ими стареющего дату, так хотелось ей правительницей стать. Все во дворце знали, что каждую ночь прокрадывается Абалай в спальню дату и до утра остаётся там, ублажая его тело изысканными ласками, только никак не достать было Абалай до его души, вся душа была занята тоской по покойной жене и отеческой любовью к принцессе. Из-за этого тётя всегда на Малайю злилась, но поделать ничего не могла.
Малайя сбросила туфли и по щиколотку вошла в тёплую воду. Солёные волны заплескались вокруг босых ног, пальцы утонули в песке. Стая серебристых рыбок порскнула в глубину, и испуганный крабик побежал по песчаному берегу в поисках убежища. Солнце клонилось к закату, трогало море лучами, как перину: хорошо ли, мягко ли сегодня будет спаться. Принцесса помахала Солнцу рукой, но небесный дату, как всегда, не заметил маленькую девушку с песчаного острова, сильно занят был. Малайя пошевелила в воде пальцами и поморщилась - ссадины щипало. Опять тётя будет ругать: взрослая девушка, замуж пора, а всё лазает по деревьям и гоняет мяч, как деревенский мальчишка. Малайя облизнула губы, терпкие от фруктового сока, и вздохнула. Возвращаться не хотелось, но отец волнуется, когда она не приходит к ужину, так что придётся поторопиться. Принцесса высушила ноги, обулась и пошла домой.
Путь шёл через лес к рисовым полям, мимо деревни, а там до дворца рукой подать. Ложилась тропинка под ноги, ветер покачивал банановые листья, а Малайя шла и песенку пела, без слов, но очень весёлую. Вдруг с ветки закричал кто-то, принцесса подняла голову и увидела на ветке попугая лори, очень красивого: голова синяя, клюв и грудка оранжевые, а хвост радужный.
- Айя-букайя, принцесса Малайя, возьми меня к себе жить, - сказал попугай.
Удивилась принцесса: ни один попугай до этого к ней не просился, она и не знала, что птицы умеют разговаривать. Сначала не хотела брать его, но вспомнила, как нелегко живётся под злым взглядом тёти, как отец стареет то ли от тоски, то ли от приворотных трав, и всё реже зовёт её, почти не смеётся и всё чаще сидит, облокотившись на подушки, и смотрит задумчиво в даль...
- Ладно, давай возьму тебя. Будешь меня веселить.
Попугай только того и ждал, перелетел с ветки на плечо, словно там всегда сидел.
Во дворце Малайя первым делом устроила для попугая насест и насыпала полную кормушку нечищеного риса.
- Это ещё что? - нахмурилась тётя Абалай. - Не место здесь птице, отнеси его обратно в лес.
- Не отнесу, - ответила Малайя. - В лесу ему скучно, а здесь мы с ним разговаривать будем. Всё лучше, чем твою ругань слушать!
Ахнула тётя Абалай и побежала дату жаловаться, только принцессу это вовсе не расстроило, она точно знала, что отец будет на её стороне. Подумаешь - птичку завела, что тут такого? Как в воду глядела принцесса, прогнал дату тётю Абалай, не стал жалоб её слушать. Он вообще её днём почти не слушал, не то, что ночью.
Так и поселился попугай лори во дворце, стал спать на жёрдочке в покоях принцессы, а когда не спал, то сидел на её плече или летал по всему дворцу и кричал: «Айя-букайя!» Был он такой красивый и весёлый, что все во дворце попугаю радовались, кроме тёти Абалай, которая гоняла его пальмовой метёлкой и называла поганой птицей. Каждое утро, когда первый солнечный луч заглядывал в окно, попугай прилетал к принцессе, легонько клевал её в щёку: вставай, мол, лежебока, день проспишь, и подставлял синюю голову - гладить. Малайя гладила тёплые пёрышки и оранжевый клюв.
- Поговори со мной, милая птичка, - просила она.
- Айя-букайя! - кричал лори, но ни словечка больше не произносил.
Малайя не знала, что и думать - то ли показалось ей в лесу, что попугай говорил с ней, то ли он разучился разговаривать.
Однажды принцесса решила проверить, не заговорит ли её попугай в лесу, и понесла его в лес. Долго шла она по тропинке, утоптанной сотнями ног, и всё ждала, что птица заговорит, но попугай неподвижно сидел на плече, нахохлившись, и словно дремал. Повинуясь неясному предчувствию, Малайя сошла с тропинки и углубилась в лес. Долго петляла она между деревьями, пока не вышла на усыпанную цветами поляну, полную сладкого запаха цветов и трепета лёгких бабочек. Каких тут только не было! Огромные багровые, поменьше, с ладошку всего, лимонные, с синими махровыми крылышками, фиолетово-чёрные, белые с яркими оранжевыми кругами, почти прозрачные, переливающиеся в солнечных лучах - словно все бабочки, какие есть на острове, слетелись на эту полянку. Они перелетали с цветка на цветок, замирали, запустив хоботки в полные нектара чашечки, поднимались выше и кружились в потоках ветра, и воздух блестел от пыльцы с их крыльев. Малайя ахнула, а попугай слетел с её плеча, ударился о землю и превратился в парня в синих брюках и оранжевом баронге. Ой, какой красивый был парень! Высокий, смуглый, плечи широкие, бёдра узкие, волосы чёрные густой волной, и глаза смотрят ласково.
- Здравствуй, принцесса Малайя, - улыбнулся парень, а принцесса замерла и рот открыла, глазам своим не поверила.
Парень взял её за руку и повёл к прозрачному роднику, где на циновках была разложена богатая снедь, усадил на траву и принялся потчевать. Малайя надкусила маринованный манго и закатила глаза - никогда такого вкусного не пробовала.
- Кто ты? - спросила принцесса. - Откуда это всё?
- Я расскажу тебе всё, но не сейчас, - ответил парень-попугай.
- Как мне называть тебя? - снова спросила принцесса.
- Зови меня Нумуэль, - улыбнулся он и протянул ей пиалу с супом синигангой и душистую лепёшку.
Когда они поели и напились чистой воды прямо из родника, Нимуэль достал шахматную доску и расставил фигуры.
- Шутишь? - спросила Малайя и подняла бровь. - Даже отец давно уже у меня не выигрывает!
Но Нимуэль не внял предупреждению.
- Твой первый ход, женщина! - сказал он весело.
Первую партию Малайя выиграла, вторую и третью - проиграла. Затеяли четвёртую, так и сражались до самого вечера доигрались до ничьи и решили, что хватит.
- Пойдём, я покажу тебе что-то, - позвал Нимуэль и повёл Малайю к высокому баобабу, с которого свисала лёгкая верёвочная лестница. Малайя неуверенно ступила на бамбуковую перекладину и осторожно полезла вверх. Лестница вела к деревянному домику, украшенному причудливой резьбой. Внутри, на гладком полу из досок были разбросаны мягкие подушки, стояли кувшин с водой и блюдо со сладким зефиром. Одну стенку занимало окно, из которого видно было море, волны, покрытые пенными барашками, и снующие рыболовные каяки.
Нимуэль усадил принцессу на подушки, а сам сел рядом, близко-близко. Малайя почувствовала, что он хочет её обнять, но не решается. Сердце её сорвалось и пустилось в пляс, ноздри вдыхали пряный запах свежей древесной смолы и терпкой листвы. Солнце медленно катилось к горизонту, а Малайя и Нимуэль так и сидели рядом, и его дыхание щекотало гладкую щёку принцессы, заставляя краснеть.
Когда солнце спряталось за краем моря, пришла пора возвращаться. На поляне Нимуэль сжал на прощание руку Малайи, ударился оземь и снова превратился в попугая.
С тех пор они каждый день приходили на поляну. Ели вкусную еду, играли в шахматы или в мяч, смотрели на закат, разговаривали обо всём на свете и влюблялись друг в друга всё сильнее.
Тем временем тётя Абалай заподозрила неладное: слишком уж рассеянным и счастливым было лицо принцессы, слишком легко порхала она по дворцу, не обращая внимания на ругань и придирки. Сначала Абалай пожаловалась дату, но тот просто не понял: дочь счастлива, так что тут плохого? Как не доказывала Абалай, что причиной такого счастья может быть только мужчина, дату не верил. Может быть потому, что сам давно не видел рядом счастливой любовью женщины.
- Придёт время, я сам подберу мужа для своей наследницы, а пока она ещё дитя совсем, не трогай её, - прикрикнул он как-то, потеряв терпение.
Абалай чуть не расплакалась. Она надеялась, что отправит Малайю замуж подальше от Пальмового острова, и тогда дату наконец женится на ней, она станет править островом вместе с ним и родит ему наследника. Чёрная злоба окутала сердце Абалай, и решила она непременно разрушить счастье племянницы. Однажды тётя проследила за Малайей, дошла вслед за ней до самой поляны и увидела, как превращается попугай в прекрасного юношу, берёт принцессу за руку и ласково целует её.
- Вот оно что! - прошипела тогда Абалай себе под нос и задумала злое дело.
Ночью, когда принцесса спала, тётя пробралась в её покои и свернула попугаю голову, а потом отнесла его в лес и закопала под пальмой.
Утром попугай не разбудил принцессу, и она сразу почуяла неладное, бросилась искать его. Попугая нигде не было, его искали по всему дворцу, во всех тёмных потаённых углах, но нигде не находили.
- Наверное он улетел к своим, - говорила тётя Абалай и гладила рыдающую принцессу по голове, а дату обещал сто песо тому, кто найдёт любимую птицу дочери, но всё было бесполезно.
Теперь Малайя засыпала и просыпалась в слезах, и только во сне успокаивалась, потому что снилось ей, как Нимуэль молча гладит её по спине и целует в виски, утешая. Принцесса перестала выходить из комнаты, не причёсывалась и не умывалась, почти ничего не ела и все дни проводила в постели. Тётушка Абалай «жалела» её и заваривала успокаивающий чай из баньяна, от которого принцесса или спала, или безучастно смотрела в одну точку, и по лицу её блуждала смутная улыбка. Дату места себе не находил, скупал у охотников попугаев и приносил их дочери, но та даже не смотрела на пиц, все они ни капли не походили на её Нимуэля. Так и умерла бы принцесса от горя и истощения, если бы однажды в её окно не постучал северный ветер.
- Айя-бокайя, принцесса Малайя, выйди во двор! - пропел ветер, и принцесса встала с кровати, накинула саронг и вышла.
Ветер подхватил её нечёсаные волосы, хлестнул ими по лицу и неожиданно стих. Двор наполняла суета: разгружали огромную телегу с бананами.
- Айя-бокайя принцесса Малайя, иди в лес, - сказал запряжённый в телегу вол и посмотрел бессмысленными иссиня-чёрными глазами.
Малайя подобрала щепочку, собрала волосы в пучок и пошла в лес. Там её встретила маленькая обезьянка-смешинка.
- Айя-букайя, принцесса Малайя, или по этой тропинке, - сказала обезьянка и рассмеялась жутковатым, похожим на детский, смехом.
Принцесса пошла по тропинке и скоро пришла в пальме, под которой Абалай зарыла Нимуэля. На пальме сидел большеголовый попугай с жёлтыми перьями и красным клювом.
- Айя-топайя, принцесса Малайя, возьми лист с этой пальмы и сделай себе веер.
Изрезав голые ладони о жёсткий стебель, Малайя отломала лист, принесла его домой и смастерила веер.
Обмахнулась принцесса веером, смотрит, Нимуэль перед ней стоит. Хотела она обнять возлюбленного, выронила веер, и Нимуэль пропал. Поняла тогда она, что веер не простой получился, подняла и стала обмахиваться, тогда Нимуэль снова появился и заговорил:
- Я принц попугаев. Раз в сто лет есть у нашего народа закон, что один из принцев должен пойти к людям и попытаться жениться на их самой прекрасной принцессе, чтобы жили мы с людьми мирно и друг на друга не охотились. Ты - самая прекрасная принцесса, я хочу взять в жёны тебя.
Малайя заплакала.
- Где же ты? Где мне найти тебя, чтобы ты взял меня в жёны?
- Злая тётя твоя свернула мне шею и зарыла под пальмой. Но если ты любишь меня, то сегодня в полночь откопай моё тело, принеси на нашу поляну и о землю брось. Сделай это, моя прекрасная возлюбленная, нежная моя невеста, прошу тебя, сделай.
- Я сделаю всё что хочешь, лишь бы снова обнять тебя, - сказала Малайя и снова заплакала.
Ночью Малайя сделала вид, что спит, а когда стукнула полночь, вылезла в окно и побежала в лес. Руками разрыла она могилку под корнями пальмы, вынула птичье тело, завёрнутое в тряпицу, и понесла на поляну. Как только сошла принцесса с тропинки, лес загудел, задрожали кусты и выглянули из мрака чьи-то красные глаза.
- Айя-бокайя, принцесса Малайя иди домой, - словно шёпот прошелестел по лесу.
Испугалась Малайя, задрожала, как пальмовый листок на ветру, но с пути не свернула. Прошла мимо глаз, ничего, не тронули. Лес дышит, словно шевелится, руки-ветки к ней тянет, а принцесса идёт, как шла. Над головой её огромные крылья захлопали, забились, жаром дохнуло.
- Айя-топайя, принцесса Малайя, иди домой! - прокричал птичий голос.
Малайя голову в плечи втянула, ногами еле переступает от страха, но с пути не свернула, идёт, как шла. Тут тьма сгустилась ещё пуще, воздух стал тягучий, как желе, дышать трудно, сердце вот-вот из груди выпрыгнет, земля под ногами мягкая, по щиколотку Малайя проваливается, но идёт, как шла, не останавливается.
- Айя-топайя, принцесса Малайя, иди домой, - булькает под ногами холодное вязкое болото, уже по колено проваливается принцесса.
- Не пойду я домой! - кричит она и идёт, как шла. - Или вернусь с возлюбленным своим, или здесь с ним навсегда останусь!
Смотрит принцесса сквозь слёзы, а перед лицом её мотылёк ночной, что в темноте серебристо светится, крылышками трепещет, будто за собой зовёт. Прибодрилась принцесса, руку мотыльку подставила, тот на ладонь сел, и стало легче идти. Шаг-другой, вот и нет больше болота под ногами, земля родная, тёплая. Ещё шаг - выглянула луна из-за тучки, осветила путь. Шаг, ещё шаг, а вот и поляна знакомая, их с Нимуэлем полянка. Бросила принцесса птичий трупик на землю, а с земли Нимуэль поднялся, живой-здоровый, обнял её крепко, и тепло в его объятиях, ах, как тепло.
- Спасибо тебе, милая моя, драгоценная моя Малайя, принцесса сердца моего! - шепчет Нимуэль.
Трава сладкая да сочная, так и манит прилечь и заснуть с любимым рядом, под лунными лучами навсегда заснуть, и прорастёт трава сквозь грудь и живот, сладкая, сочная...
- Не спи! Не спи, Малайя, нельзя тебе здесь спать! - кричит Нимуэль и трясёт её, трясёт за плечи, а глаза слипаются, трава такая мягкая...
Проснулась Малайя в своей кровати, во дворце. Солнце гладило её щёки, а рядом сидела тётя Абалай, поила её терпким отваром и приговаривала:
- Прости меня, прости, племянушка, сама не знаю, что творила, прости.
Принцесса Малайя простила тётю, потому что плохая примета невесте перед свадьбой на кровных родственников злобу таить. На свадьбу, правда, тётя Абалай не пришла, потому что дату её не простил, очень рассердился и велел уезжать и никогда больше к Пальмовому остову не приближаться.
Свадьбу справляли в лесу на поляне. Принцесса Малайя надела праздничный саронг, расшитый серебром, а принц попугаев Нимуэль белый баронг из ткани пинья. На свадьбу пригласили всех жителей острова: и людей, и птиц, и зверей, и все вместе если, пили и веселились на волшебной поляне, где, что странно, всем хватило места и лакомств.
Малайя и Нимуэль прожили долгую счастливую жизнь до самой смерти, и с тех пор на Пальмовом острове никто больше не охотился на попугаев.