Собственно Буда и его достопримечательности.
Сразу замечу - Буда - это часть Будапешта, которая расположена на правом берегу реки Дунай (на левом расположен Пешт). Так как в районе средневенгерской возвышенности река Дунай (№2 в Европе по длине) течет на юг, то на картах Будапешта Буда помещается как раз слева.
Когда-то весь Будапешт представлял собой три города - Обуда (или Старая Буда) на правом берегу Дуная, Буда - чуть ниже по течению на том же берегу, и Пешт - на левом берегу Дуная, чуть ниже Буды. На месте Обуды было в древности кельтское поселение, потом римский городок Аквинкум, база II Паннонского легиона. Все три города объединились под одним именем - Будапешт - лишь к концу века девятнадцатого.
Жил да был граф Иштван Сечени. Родился он в 1791 году, рода был знатного и известного, славного своим патриотизмом и любовью к Венгрии. Отец Иштвана - Ференц Сечени - был, как говорят сегодня, меценатом. На его деньги была основана Венгерская национальная библиотека и Венгерский Национальный музей. Сын пошел по стопам отца. Так, в 1825 году, он отдал весь годовой доход со своих имений Венгерской Академии наук. Похвальное поведение, надо сказать. Как-то старик Ференц заболел, дело было зимой, Дунай обыкновенно замерзал к этому времени. Но зима выдалась не особо холодная, и река представляла собой бурный поток с одиночными льдинами, весьма опасными для судоходства. Поэтому ни один лодочник не решался перевезти молодого графа на другой берег - повидаться с отцом. Старый Ференц не дождался сына, умер. А сын неделю метался по берегу Дуная, не имея никакой возможности переправиться из Пешта в Буду.
Мост Сечени ночью. На заднем плане - Будайский замок
После произошедшего, граф Сечени начал активно продвигать план строительства моста через Дунай, способного, по его мнению, не только соединить три города, но и стать проектом, способным сплотить венгерскую нацию. Впрочем, здесь венгры не стали опираться на собственные силы, а заказали мост англичанам. Двум. Причем оба имели одну и ту же короткую и звучную фамилию - Кларк. Уильям Терней Кларк спроектировал это огромное сооружение, а работами руководил Адам Кларк. Уильяму Тернею проектировать такого рода мост было не впервой - аналогичный, хотя и меньший по размерам, мост уже был построен через Темзу. Но венгерский проект стал особенным в другом смысле - и символическом, и практическом. Прежде всего, он соединил два берега Дуная и три города, каждый из которых претендовал на место столицы. А второе… второе значение - воссоединение, которое особенно сильно прозвучало еще до того,как мост был готов, во время венгерской революции 1848-49 годов, когда венгры под предводительством Лайоша Кошута восстали против Австрии и потребовали независимости. Русские штыки армии Паскевича утопили революцию в крови. Второй раз русские штыки и танковые гусеницы проделали это в 1956.
Впрочем, вернемся к цепному мосту Сечени, одному из символов Будапешта. Ночью, подсвеченный многочисленными фонарями, он особенно красив, и по нему очень интересно перебираться из равнинного веселого Пешта в холмистую строгую и старинную Буду. Нищие, сидящие ночью у моста и выпрашивающие милостыню, придают особый колорит и нисколько не мешают прохожим. На пештском конце моста поднимается здание Венгерской Национальной Академии наук, построенное в конце девятнадцатого века в стиле ар-нуво, а на будайском конце расположена станция фуникулера, который поднимает «будапештцев и гостей столицы» к самому Будайскому замку, ночью весьма красиво освещенному и словно бы парящему над городом, а днем - доминантно возвышающемуся над ним. Когда-то его гордо именовали «королевским замком», каковым он и являлся. Именно в нем короновался тогда еще относительно молодой император Франц-Иосиф венгерской короной, и монархия, которой он управлял, стала двуединой, именно этот замок, сооруженный королем Белой IV после ухода монгольских армий, долгое время был резиденцией венгерского королевского двора.
Увидев очередь, загибающуюся кольцами у нижней станции фуникулера, я начал пеший подъем к замку, уповая на прохладное относительно утро и крепкие еще ноги, находившие по Будапешту уже не первый десяток километров. Дорога забирала круто в гору, слева величаво тек Дунай, горбились красные крыши домов, а справа дыбилась крепостная стена, отрытая после 1945 года. Тогда, при обороне Будапешта от наступавших советских войск, последние немецкие резервы сгрудились в замке, и сильная бомбардировка повредила его. Когда замок начали восстанавливать после войны (вместе с разрушенными мостами через Дунай), неожиданно открылись фрагменты крепостных средневековых стен. Их старательно откопали и привели в порядок, таким образом, сегодня можно лицезреть несколько слоев укреплений, на которых потом, в девятнадцатом веке, был окончательно отстроен увенчанный куполом дворец.
Пройдя мощеной тропой через ворота с надвратной башней, я понял, что мне повезло - в обширном дворцовом дворе происходил фестиваль венгерской выпивки и закуски. На аккуратно собранной из стальных балок сцене лихо отплясывали со своими кавалерами одетые в национальные костюмы молодые прелестные венгерские девушки, причем так лихо отплясывали, что я насилу себя оторвал от созерцания. Далее вытянулись вдоль фасада дворца вереницы на совесть сколоченных из досок киосков, в каждом из которых продавали и давали попробовать то или иное лакомство - от сладких пирогов и марципанов до самого разного вида колбас и сыров, все это перемежалось бутылками вин и местной водки - палинки. С ударением на первый слог.
Соленья
Свинина жарится
Это венгерская водка-палинка в киоске
Вид на ярмарку
Танцы венгерские, народные
Замок Будайский
- Палинка? - нежным голоском произнесла прехорошенькая девушка и протянула мне рюмку, в которой плескалась ароматная розовая жидкость, палинка, настоянная на ягодах.
- А как же, - обрадовался я, и тут же употребил напиток. Он оказался неожиданно вкусным и совсем не крепким.
Она налила мне еще рюмку, чмокнула в небритую щеку, засмеялась и побежала дальше - потчевать гостей венгерской водкой. Я еще долго шел вперед, улыбаясь блаженной улыбкой, то ли от свежего поцелуя молодой венгерской девушки, то ли от приятного тепла в желудке. Дальше по моему курсу стояли котлы и противни, в которых варилось и тушилось огромное количество всякого мяса, улыбалась мне жаренная свиная голова, отрубленная от туловища, которое уже нарезали на куски расторопные пузатые повара, тушилась, распространяя особый запах, кислая, мелко нарубленная капуста. От вида некошерного мяса мне стало не по себе, но тут какой-то веселый парень с усами сунул мне в руку тарелочку, на которой лежали соленые огурчики и патиссоны, а другой парень предложил за небольшую денежку полулитровый одноразовый стакан с пивом «Шопронь». Пиво было самое обычное, пильзнер как пильзнер, а вот огурчики и патиссоны удачно дополнили его простой вкус. После этого я еще полчаса побродил по ярмарке, останавливался у статуй королей и богов, позеленевших от долгого стояния у дворцовых стен, пытался танцевать народные венгерские танцы с компанией милых девушек, чем вызвал у них приступы хохота (вспомнилось гашековское: «Танец медведя танцуете? Эдак вот…»). А потом, когда легкий хмель выветрился из головы, отправился в Музей Будапешта, расположенный в одном из крыльев дворца.
Кстати, вы знаете о том, что много армян переселились в Трансильванию и Венгрию, причем некоторые из них абсорбировались настолько, что занимали в Австро-Венгрии руководящие посты? Я вот не знал - а выставка, посвященная венгерским армянам, мне рассказала. Кстати, руководитель венгерских фашистов - салашистов тоже был наполовину армянином. Воистину, неисповедимы пути Господни...
Но основное удовольствие в музее Будапешта доставили мне экспонаты из римской эпохи, а также многочисленные виды оружия всех времен, аккуратно размещенные и подписанные. Интересно, что даже при наличии Цепного моста Сечени, окончательное объединение трех городов в один - Будапешт - произошло далеко не сразу, а лишь в восьмидесятых годах девятнадцатого века. Перед Второй Мировой войной из более чем миллионного населения города евреи представляли четверть - более 250 тысяч! Сегодня их наберется вряд ли 20 тысяч...Впрочем, о венгерской еврейской общине речь будет впереди.
А во дворе дворца какие-то молодые люди стреляли из луков и арбалетов по туго набитым сеном мешкам, чуть поодаль скромное белое здание оказалось президентским дворцом, у которого происходила смена караула. Солдаты в смешной форме времен Первой Мировой и с ружьями со штыками проходили строем под барабанный бой. Впечатление они производили игрушечное, и даже огромный бронзовый имперский орел презрительно отвернул от них свою позеленевшую шею.
Далее, гуляя по главной улице, мимо бесконечных сувенирных магазинов и памятника гусару, я вышел аккурат к собору святого Матьяша - единственной готической церкви Будапешта, и к знаменитому Рыбацкому бастиону, который является не только одним из символов города, но и самым любимым объектом среди туристов, вооруженных фотоаппаратами. Собор святого Матьяша - высотой в 80 метров - сооружен в XIV веке на месте более древней церкви XI века, разрушенной монголами во время их кратковременного нашествия. Его белая колокольня уходила в предвечернее небо, словно огромный, указующий перст, обращенный к Создателю. Надпись на кассе гласила:
· Церковь св. Матьяша - 1000 форинтов.
· Рыбацкий бастион - 800 форинтов.
Про церковь Матьяша, про то, как восхитились ей турки и не разрушили, про появившуюся во время осады Буды австрийцами статую Девы Марии я знал из литературы. Отчего-то заходить вовнутрь не хотелось, а вот красивые белые башни Рыбацкого бастиона манили, да и цена показалась более демократичной. Кроме того, у подножия бастиона, совсем рядом с позеленевшим св. Стефаном (он же Иштван Святой, король) сидел полубезумный художник, у которого можно было купить дурно выполненную картину на тему ужасов социализма и поговорить о вечном - он неплохо говорил по-русски, изредка неожиданно вскрикивая: «Тачанка!!!», когда рядом проезжал фаэтон, запряженный лошадками - красивая туристическая приманка. Услышав «Тачанку» в третий раз, я спел художнику первый куплет гимна СССР и двинулся на лестницы бастиона. Там, в тиши и покое, с видом на Дунай и Парламент, трапезничали в небольшом ресторане туристы из Японии, щебетали три школьницы, попросившие меня сфотографировать их смешные мордочки на подружкин мобильник, пара немецких старичков, седых и сухощавых, стояли, взявшись за руки, наблюдая, как карминово-красные лучи закатного солнца озаряют неоготическое здание Парламента, и «красят нежным светом» конические башни Рыбацкого бастиона.
Когда-то тут и вправду был бастион, крепость. А нынешний памятник архитектуры - новодел 19 века. Но настолько красивый и гармоничный, что грех на него не полюбоваться. Виды, открывающиеся с него - незабываемы.
Кроме того, в Буде имеется лабиринт. Подземные камеры, где капает вода с потолка, а за решетками расположены жутковатые манекены в одежде начала 18 века, в венецианских масках, зловещие и молчаливые. Осмелившийся забрести сюда турист, опрометчиво оплативший 2000 форинтов за вход, получает керосиновый фонарь и напутственную ухмылку интеллигентного венгра-привратника. Кирпичные стены подземелья покрыты плесенью, звуки шагов гулко отдаются в ушах вперемешку с биением сердца. Проход всего подземелья, в котором , кроме манекенов, выставлены каменные готические фрагменты зданий, занимает полчаса в почти кромешной полутьме. На фоне всего этого звучат оперные арии из скрытых динамиков. Зрелище не для слабонервных. По ходу путешествия во мраке, натолкнулся на двух дрожащих от страха американок - они случайно завернули фитиль в лампе и остались в кромешной тьме. Пришлось выводить тетушек из подземелья, попутно рассказывая им о Томе Сойере - про этого смелого американского тинейджера почтенные дамы, на мое удивление, не знали.
А затем вечер прошел в спокойных прогулках по узким улочкам Буды, пока не пришлось возвращаться к мосту Сечени - его закрывают в час ночи, так что постарайтесь не опоздать назад в Пешт!