Culinary Citations - André Maurois
Кулинарные цитаты - Андрэ Моруа
- Здесь, месье, у меня был на постое шофер генерала, - рассказывала хозяйка. - Очень милый парень, месье… Звали его Билли… Мыл мои тарелки… К тому же красивый, с хорошими манерами… Вы спрашиваете, была ли здесь офицерская столовая? Ну конечно нет! Уж куда выгоднее продавать ребятам жареный картофель и пиво… и даже яйца, хотя сама плачу за них по шесть су за штуку.
- Fried potatoes… two pennies a plate… eggs and bacon one franc,- в один голос вымолвили внучки.
Пояс Ориона[60] поднялся еще выше в зимнее небо. Мороз сковал грязь на дорогах. С каждым днем усиливался поток всякой домашней выпечки и разноцветных открыток, доставляемых грузовиками полевой почты. Рождество напомнило и дивизии, и деревне всю прелесть и сладость жизни.
Орель и падре долго занимались приготовлениями к рождественскому ужину. Падре приобрел у одного из фермеров индейку, достойную королевского стола. Орель ходил из дома в дом в поисках шалфея и каштанов. Паркер занялся кулинарией: ему хотелось собственноручно приготовить какой-то особенный салат, которым он очень гордился, хотя полковник довольно долго и весьма недоверчиво наблюдал за его действиями. А доктора О’Грэйди вместе с Орелем откомандировали в Байель для закупки шампанского. Доктор настоял на дегустации нескольких различных марок и, изрядно охмелев, на обратном пути высказал ряд неожиданных тезисов о смысле жизни.
Ординарцы принесли отварной картофель и барашка под мятным соусом, и у Ореля с доктором состоялась небольшая дружественная дискуссия.
Молчаливый полковник Брэмбл
Так началась неповторимая жизнь в «замке» «Монте-Кристо». Хозяин дома поселился в микроскопической крепости; над своим рабочим кабинетом он оборудовал келью, где стояли только железная кровать, стол некрашеного дерева и два стула. Там он работает с утра до вечера, а часто с вечера и до утра. На нем лишь рубашка и тиковые панталоны. Он очень растолстел, и его огромный живот упирается в стол, а между тем он ест самую простую пищу: пантагрюэлевские пиры он задает гостям. В «Монте-Кристо» он держит открытый дом. В «Монте-Кристо» радушно принимают всех, кто бы ни пришел. Дюма протягивал гостю левую руку, правой продолжая писать, и приглашал его к обеду. Повар то и дело получал указание поджарить еще несколько котлет по-беарнски. Иногда Дюма, который сам был отличным кулинаром, приготовлял какое-нибудь блюдо по своему рецепту и с увлечением стряпал соусы.
У выхода Александра ждали друзья, чтобы вместе с ним отпраздновать успех. Но он попросил извинить его. «Я ужинаю с одной женщиной», - сказал он им. Эта женщина была его мать - Катрина Лабе. «В тот вечер мы пировали по-венециански! Чудесная еда - ломтик ветчины, чечевица с прованским маслом, швейцарский сыр и чернослив. В жизни своей так вкусно не ужинал!»
Дневник Гонкуров, 20 мая 1868 года:
«Сегодня вечером у принцессы мы впервые услыхали остроты Дюма-сына. Остроумие у него грубое, но неиссякаемое. Своими ответами он рубит направо и налево, не заботясь о вежливости; его апломб граничит с наглостью и обеспечивает его словам неизменный успех; и ко всему примешивается жестокая горечь… Однако бесспорно, что остроумие у него самобытное, жалящее, колючее, живое, на мой взгляд, оно выше сортом, чем то, которым насыщены его пьесы, благодаря краткости и отточенности, отличающим его только что родившиеся остроты…
Он защищал тезис, что у всех без исключения людей все чувства и впечатления зависят от состояния желудка - хорошего или плохого; в подтверждение он рассказал об одном из своих друзей, которого он привел к себе обедать в день смерти жены этого человека, горячо любимой жены. Он положил ему кусок мяса, но гость вдруг протянул свою тарелку и с нежной мольбой в голосе сказал:
- Дайте, пожалуйста кусочек пожирнее!
- Что поделаешь, желудок! - добавляет Дюма. - У него был великолепный желудок; он не мог испытывать сильную скорбь…»
Дюма рано встает и рано ложится. Утром он сам разжигает огонь и греет себе суп - на первый завтрак он кофе и чаю предпочитает суп. Потом он садится за стол, на котором уже лежат приготовленные голубая глянцевитая бумага и пучок гусиных перьев, и работает до полудня. За вторым завтраком он встречается с женой и двумя дочерьми: Колетте в 1875 году было четырнадцать лет, Жаннине - восемь.
Три Дюма
- Здесь, месье, у меня был на постое шофер генерала, - рассказывала хозяйка. - Очень милый парень, месье… Звали его Билли… Мыл мои тарелки… К тому же красивый, с хорошими манерами… Вы спрашиваете, была ли здесь офицерская столовая? Ну конечно нет! Уж куда выгоднее продавать ребятам жареный картофель и пиво… и даже яйца, хотя сама плачу за них по шесть су за штуку.
- Fried potatoes… two pennies a plate… eggs and bacon one franc,- в один голос вымолвили внучки.
Пояс Ориона[60] поднялся еще выше в зимнее небо. Мороз сковал грязь на дорогах. С каждым днем усиливался поток всякой домашней выпечки и разноцветных открыток, доставляемых грузовиками полевой почты. Рождество напомнило и дивизии, и деревне всю прелесть и сладость жизни.
Орель и падре долго занимались приготовлениями к рождественскому ужину. Падре приобрел у одного из фермеров индейку, достойную королевского стола. Орель ходил из дома в дом в поисках шалфея и каштанов. Паркер занялся кулинарией: ему хотелось собственноручно приготовить какой-то особенный салат, которым он очень гордился, хотя полковник довольно долго и весьма недоверчиво наблюдал за его действиями. А доктора О’Грэйди вместе с Орелем откомандировали в Байель для закупки шампанского. Доктор настоял на дегустации нескольких различных марок и, изрядно охмелев, на обратном пути высказал ряд неожиданных тезисов о смысле жизни.
Ординарцы принесли отварной картофель и барашка под мятным соусом, и у Ореля с доктором состоялась небольшая дружественная дискуссия.
Молчаливый полковник Брэмбл
Так началась неповторимая жизнь в «замке» «Монте-Кристо». Хозяин дома поселился в микроскопической крепости; над своим рабочим кабинетом он оборудовал келью, где стояли только железная кровать, стол некрашеного дерева и два стула. Там он работает с утра до вечера, а часто с вечера и до утра. На нем лишь рубашка и тиковые панталоны. Он очень растолстел, и его огромный живот упирается в стол, а между тем он ест самую простую пищу: пантагрюэлевские пиры он задает гостям. В «Монте-Кристо» он держит открытый дом. В «Монте-Кристо» радушно принимают всех, кто бы ни пришел. Дюма протягивал гостю левую руку, правой продолжая писать, и приглашал его к обеду. Повар то и дело получал указание поджарить еще несколько котлет по-беарнски. Иногда Дюма, который сам был отличным кулинаром, приготовлял какое-нибудь блюдо по своему рецепту и с увлечением стряпал соусы.
У выхода Александра ждали друзья, чтобы вместе с ним отпраздновать успех. Но он попросил извинить его. «Я ужинаю с одной женщиной», - сказал он им. Эта женщина была его мать - Катрина Лабе. «В тот вечер мы пировали по-венециански! Чудесная еда - ломтик ветчины, чечевица с прованским маслом, швейцарский сыр и чернослив. В жизни своей так вкусно не ужинал!»
Дневник Гонкуров, 20 мая 1868 года:
«Сегодня вечером у принцессы мы впервые услыхали остроты Дюма-сына. Остроумие у него грубое, но неиссякаемое. Своими ответами он рубит направо и налево, не заботясь о вежливости; его апломб граничит с наглостью и обеспечивает его словам неизменный успех; и ко всему примешивается жестокая горечь… Однако бесспорно, что остроумие у него самобытное, жалящее, колючее, живое, на мой взгляд, оно выше сортом, чем то, которым насыщены его пьесы, благодаря краткости и отточенности, отличающим его только что родившиеся остроты…
Он защищал тезис, что у всех без исключения людей все чувства и впечатления зависят от состояния желудка - хорошего или плохого; в подтверждение он рассказал об одном из своих друзей, которого он привел к себе обедать в день смерти жены этого человека, горячо любимой жены. Он положил ему кусок мяса, но гость вдруг протянул свою тарелку и с нежной мольбой в голосе сказал:
- Дайте, пожалуйста кусочек пожирнее!
- Что поделаешь, желудок! - добавляет Дюма. - У него был великолепный желудок; он не мог испытывать сильную скорбь…»
Дюма рано встает и рано ложится. Утром он сам разжигает огонь и греет себе суп - на первый завтрак он кофе и чаю предпочитает суп. Потом он садится за стол, на котором уже лежат приготовленные голубая глянцевитая бумага и пучок гусиных перьев, и работает до полудня. За вторым завтраком он встречается с женой и двумя дочерьми: Колетте в 1875 году было четырнадцать лет, Жаннине - восемь.
Три Дюма