Белая-при-белая стена
Оригинал взят у week_by_week в Белая-при-белая стена
- Давай тебе стену разрисуем, - она смахнула волосы с лица, небрежно кинула на альбомный лист еще два штриха, где начал вырисовываться мой портрет.
Август в этом году был какой-то совсем подрумяненный. Как нагетсы в «Макдоналдсе». Зато можно было жить на балконе. Тягучее получилось время. Я весь какой-то располовиненный и пьяный.
Я устал лежать в одном положении:
- Можно я буду ходить?
- Ходи. Давай тебе стену разрисуем? Пойдем дунем? - она забыла про стену. Схватила томик Шопенгауэра. Откуда блять у меня дома томик Шопенгауэра? «Томик Шопенгауэра» - очень выпуклая фраза и какая-то чересчур литературная.
- Давай разрисуем, - я прожег в пластиковой бутылке из-под колы аккуратное отверстие под сигарету.
Никак не могу понять, как лучше прожигать. С закрытой пробкой - чтобы бутылка не деформировалась - тогда, как только бутылка проплавится - из нее на большой палец обязательно дунет горячим воздухом. Обожжед. Если пробку откручивать - бутылка вся кривая получается.
- Сдирай обои, - она раскатала пять плюх на шопенгауре.
- Сдиру, - я подцепил одну плюху на сигарету, бутылка быстро наполнилась дымом. Протянул готовою колу супергерле.
- Это твоя кола детка, - прочитала она на боку колы. Резко вдохнула дым, прищурила глаза. - Детка, - маркетолог, наверное неплохой бонус получил - весь интернет в этих - «это твоя кола», - она выдохнула и передала мне бутылку.
Она тогда приезжала в синей футболке с оттиснутой на ней суперменской "S". Так и стала супергерлой.
Октябрь ощетинился холодом, как пес булгаковский с ошпаренной бочиной.
- Я же говорила тебе, что будет хорошо. Хотя, это только фон, - опять катает плюхи. Теперь на пелевинских трех цукербринах.
- Белый прибелый такой фон, - я уставился на стену.
- Белый прибелый. Мне так нравится участвовать в изменениях. Наблюдать, как краска скрывает все несовершенства. Кайф.
- Стало лучше да, - согласился я.
- Если не можешь сменить место, измени место, - подытожила она.
Если не можешь сменить место - измени место. Тем более, если обнаружил в наличие шпатель. На хуй обои. Решено. Но если бы все так просто. Под обоями еще обои. Такие зелененькие. Какой-то параллельный, вызывающий изжогу узор. Ладно. На хуй зелененькие. А под ними желтенькие. Такие уже - основательно постигли Дзен и поэтому вцепились в стену так, что стали ее частью. Культурный слой сопротивляется и в арсенале у него тяжелая артиллерия - газеты. Газеты блядь, которыми раньше сначала обклеивали стены, потом сверху клеили обои. Желтенькие обои. В полоску. С встроенным гипотетическим Дзеном.
Там в этих газетах реально Ленин. Мертвый, но живой. Газеты восьмидесятого года. Олимпиада в Москве. Обещания удвоить надои, а может даже утроить. И лица. Очень странные лица, скорее всего мертвых теперь людей. Для которых, вот эти вот буквы, на этих страницах не были историей, но всего лишь очень осязаемой материальной действительностью.
Зато теперь просто белая-прибелая стена. Зашпатлевана и выкрашена. Белая-прибелая. Никакой истории. Все стены белые. От них теперь охуенно отражаются мысли. Хотел еще батарею в кислотно-зеленый цвет покрасить. Старая такая убитая совковая батарея. По итогу покрасил в оранжевый.
Строили декорации. Аккуратно стащил огромный кусок ткани ртутно-стального цвета. Она сделала из нее шторы. Мое любимое сочетание получилось - серый с оранжевым. А зеленый никак. Краска слишком вонючая оказалась.
В любой непонятной ситуации - делай ремонт. Я сам не ожидал, что вместе со стеной закрашу почти все прошлое.
Сейчас на улице Ноябрь. Хорошо, что теплый. Снова начал бегать. Не спорта ради. Сегодня попросил одну знакомую посоветовать хорошего психиатра. Сказала вечером напишет. Красить мне больше нечего поэтому опять весь мир сжался в одну точку, черную-при-черную. Говорят - это уже не свойство характера, а то, что лечится медикаментозно. Надо попробовать. Может, все окажется проще, чем мне видится.
Поэтому пока бегаю. Выхожу на улицу, смотрю вверх. Вдруг там солнце. Курю.
- Давай тебе стену разрисуем, - она смахнула волосы с лица, небрежно кинула на альбомный лист еще два штриха, где начал вырисовываться мой портрет.
Август в этом году был какой-то совсем подрумяненный. Как нагетсы в «Макдоналдсе». Зато можно было жить на балконе. Тягучее получилось время. Я весь какой-то располовиненный и пьяный.
Я устал лежать в одном положении:
- Можно я буду ходить?
- Ходи. Давай тебе стену разрисуем? Пойдем дунем? - она забыла про стену. Схватила томик Шопенгауэра. Откуда блять у меня дома томик Шопенгауэра? «Томик Шопенгауэра» - очень выпуклая фраза и какая-то чересчур литературная.
- Давай разрисуем, - я прожег в пластиковой бутылке из-под колы аккуратное отверстие под сигарету.
Никак не могу понять, как лучше прожигать. С закрытой пробкой - чтобы бутылка не деформировалась - тогда, как только бутылка проплавится - из нее на большой палец обязательно дунет горячим воздухом. Обожжед. Если пробку откручивать - бутылка вся кривая получается.
- Сдирай обои, - она раскатала пять плюх на шопенгауре.
- Сдиру, - я подцепил одну плюху на сигарету, бутылка быстро наполнилась дымом. Протянул готовою колу супергерле.
- Это твоя кола детка, - прочитала она на боку колы. Резко вдохнула дым, прищурила глаза. - Детка, - маркетолог, наверное неплохой бонус получил - весь интернет в этих - «это твоя кола», - она выдохнула и передала мне бутылку.
Она тогда приезжала в синей футболке с оттиснутой на ней суперменской "S". Так и стала супергерлой.
Октябрь ощетинился холодом, как пес булгаковский с ошпаренной бочиной.
- Я же говорила тебе, что будет хорошо. Хотя, это только фон, - опять катает плюхи. Теперь на пелевинских трех цукербринах.
- Белый прибелый такой фон, - я уставился на стену.
- Белый прибелый. Мне так нравится участвовать в изменениях. Наблюдать, как краска скрывает все несовершенства. Кайф.
- Стало лучше да, - согласился я.
- Если не можешь сменить место, измени место, - подытожила она.
Если не можешь сменить место - измени место. Тем более, если обнаружил в наличие шпатель. На хуй обои. Решено. Но если бы все так просто. Под обоями еще обои. Такие зелененькие. Какой-то параллельный, вызывающий изжогу узор. Ладно. На хуй зелененькие. А под ними желтенькие. Такие уже - основательно постигли Дзен и поэтому вцепились в стену так, что стали ее частью. Культурный слой сопротивляется и в арсенале у него тяжелая артиллерия - газеты. Газеты блядь, которыми раньше сначала обклеивали стены, потом сверху клеили обои. Желтенькие обои. В полоску. С встроенным гипотетическим Дзеном.
Там в этих газетах реально Ленин. Мертвый, но живой. Газеты восьмидесятого года. Олимпиада в Москве. Обещания удвоить надои, а может даже утроить. И лица. Очень странные лица, скорее всего мертвых теперь людей. Для которых, вот эти вот буквы, на этих страницах не были историей, но всего лишь очень осязаемой материальной действительностью.
Зато теперь просто белая-прибелая стена. Зашпатлевана и выкрашена. Белая-прибелая. Никакой истории. Все стены белые. От них теперь охуенно отражаются мысли. Хотел еще батарею в кислотно-зеленый цвет покрасить. Старая такая убитая совковая батарея. По итогу покрасил в оранжевый.
Строили декорации. Аккуратно стащил огромный кусок ткани ртутно-стального цвета. Она сделала из нее шторы. Мое любимое сочетание получилось - серый с оранжевым. А зеленый никак. Краска слишком вонючая оказалась.
В любой непонятной ситуации - делай ремонт. Я сам не ожидал, что вместе со стеной закрашу почти все прошлое.
Сейчас на улице Ноябрь. Хорошо, что теплый. Снова начал бегать. Не спорта ради. Сегодня попросил одну знакомую посоветовать хорошего психиатра. Сказала вечером напишет. Красить мне больше нечего поэтому опять весь мир сжался в одну точку, черную-при-черную. Говорят - это уже не свойство характера, а то, что лечится медикаментозно. Надо попробовать. Может, все окажется проще, чем мне видится.
Поэтому пока бегаю. Выхожу на улицу, смотрю вверх. Вдруг там солнце. Курю.