Мои школьные сумки
На фейсбучике пошел разговор о школьных портфелях, и мне захотелось рассказать о своих.
Перед первым классом, как всем единственным или старшим детям в семье, мне купили все новенькое, дешевое, но сияющее. Младшим детям вечно достается что-то из разряда "братец не успел доломать". Так вот, у меня все было новенькое, кроме портфеля. Портфель мне не купили, потому что бабушка сказала "нет-нет, не надо покупать, кузина хочет сделать подарок к первому классу!". Странно, что мама не просекла фишку, ведь она много лет знала бабку.
Ранец был представлен мне: темно-синий дермантиновый ранец Хорошей Девочки. С мухоморчиком на крышке. Разумеется, б/у. Хоть и был он поюзан моей кузиной -- отличницей и аккуратисткой -- тем не менее, он был поюзан весьма заметно.
Уже тогда, в свои шесть лет, я умела и любила выражать мысли пространно и обильно, но в момент нашей встречи я утратила это умение, и выразила свои чувства задрожавшей нижней губой и звуком "Ыыыыыыы...". Мама явно разделила это чувство со мной. Идти в магазин было поздно. Поэтому мама полезла в Закрома, порылась там, и извлекла сумку. Сумку ей подарили на каком-то очередном предприятии, которое мама инспектировала, и она сразу же отправилась в Закрома, ждать своего часа. Как и ранец, сумка была темно-синяя, через плечо, с тремя отделениями; деловая сумка, рассчитанная на папки для бумаг формата А4, засунутые туда вертикально.
Стоя на полу, она достигала мне середины бедра. Или даже верхней трети. Я была исключительно мелким ребенком, даже для шести лет.
Ремень папа укоротил насколько возможно, но мне все равно приходилось крениться на левый бок, не потому, что тяжело, а чтобы сумка не шкрябала по земле. В левой руке у меня был гигантский букет, настриженный мамой на даче, так что я состояла из букета и портфеля. Хвала родителям за мою короткую стрижку, иначе туда же добавились бы и гигантские белые банты. Ученики первых и вторых классов, видевшие меня в тот день, и десять лет спустя вспоминали меня именно так: "Сумка и букет!".
То ли учительница сообщила маме, что так нельзя, то ли сама она, глядя на меня, бегущую в школу, в окно, осознала, насколько нелепо я выгляжу, но вскоре мы с этой сумкой расстались (временно; мы встретились вновь, но позже). Мне был куплен новый ранец, бело-красный, и мы с ним провели всю начальную школу.
В четвертом классе мы решили перевести меня в другую школу: в нашей не было французского, который я учила со второго класса с мамой. В числе прочего, мне был куплен дипломат. Не знаю, где и как мама его достала, но достала. А папа пожертвовал из своих собственных Закромов две переводные картинки, которые он привез из Германии, где проходил службу. Это были не просто переводилки: на них были изображены шикарные грудастые блондинки. Одетые, конечно. Ну, в смысле, те, которых папа пожертвовал, были одеты, в Закромах-то и другие были.
Уж не знаю, дипломат ли как таковой спровоцировал, или девки, или девки были лишь завершающим штрихом, но в школе мне строжайше запретили с этим появляться. Мне был выдан (от той же кузины) жалкий желтый уродец.
Надо отдать ему должное, он был неладно скроен, но крепко сшит. Стремясь от него избавиться, я каталась на нем с горки, бросала его в лестничный пролет, чтобы не тащить по лестнице, пинала его ногами всю дорогу до дома (1,5 - 2 км), а ему было хоть бы хны. Но и он был не бессмертен.
Он нашел свой конец, когда я уронила его в траншею, заполненную водой и глиняной взвесью. Отстирать его не удалось, он так и пах могилой и подвалом (содержимое, понятное дело, тоже восстановлению не подлежало, но мне было не особенно жаль своего дневника). Из новой школы я тоже ушла, так что тетрадок было не жаль, а взамен учебников я отнесла в школьную библиотеку несколько хороших книг, которые у нас были в двух или трех экземплярах.
В старую школу я вернулась триумфально, и триумфально же в мою жизнь вернулся дипломат. Он был со мной до шестого класса, а там уже мама купила мне модную взрослую сумку. Она тоже была дермантиновая, но выглядела круто. Тем не менее, взрослые сумки не могут вынести школьной жизни. Вскоре молния сломалась, дермантин расслоился и осыпался печальными клочьями на школьный линолеум.
Сумки прочь! Пришли девяностые, и писком и хрипом школьной моды стали пластиковые пакеты -- черные, с изображением золотой или серебряной девушки. Серебряные были круче золотых, потому что реже. Бороться с манерой школьников таскать скарб в пластиковых мешках у администрации уже не хватало сил. Последним усилием они попытались поощрять дипломаты, как приличную альтернативу безобразной моде. С дипломатами ходили Хорошие Дети, с мешками -- Модные. Модные всегда побеждали.
Пришли старшие классы, а с ними -- моя неформальность. Я стала ходить в школу с сумкой, собственоручно сделанной из штанины от джинсов. Учебники в нее не лезли, но это меня ничуть не парило. В одиннадцатый класс я приходила вовсе без сумки: ручку и общую тетрадь я клала в карман куртки. Если, конечно, приходила в школу вообще.
И, надо сказать, у меня так по жизни с сумками и не заладилось. Я до сих пор не научилсь носить сумочки. У меня есть одна, я ее беру с собой, если надеваю платье, но у меня и платье одно, и сумка одна. У меня есть рюкзак и багажник машины.
Перед первым классом, как всем единственным или старшим детям в семье, мне купили все новенькое, дешевое, но сияющее. Младшим детям вечно достается что-то из разряда "братец не успел доломать". Так вот, у меня все было новенькое, кроме портфеля. Портфель мне не купили, потому что бабушка сказала "нет-нет, не надо покупать, кузина хочет сделать подарок к первому классу!". Странно, что мама не просекла фишку, ведь она много лет знала бабку.
Ранец был представлен мне: темно-синий дермантиновый ранец Хорошей Девочки. С мухоморчиком на крышке. Разумеется, б/у. Хоть и был он поюзан моей кузиной -- отличницей и аккуратисткой -- тем не менее, он был поюзан весьма заметно.
Уже тогда, в свои шесть лет, я умела и любила выражать мысли пространно и обильно, но в момент нашей встречи я утратила это умение, и выразила свои чувства задрожавшей нижней губой и звуком "Ыыыыыыы...". Мама явно разделила это чувство со мной. Идти в магазин было поздно. Поэтому мама полезла в Закрома, порылась там, и извлекла сумку. Сумку ей подарили на каком-то очередном предприятии, которое мама инспектировала, и она сразу же отправилась в Закрома, ждать своего часа. Как и ранец, сумка была темно-синяя, через плечо, с тремя отделениями; деловая сумка, рассчитанная на папки для бумаг формата А4, засунутые туда вертикально.
Стоя на полу, она достигала мне середины бедра. Или даже верхней трети. Я была исключительно мелким ребенком, даже для шести лет.
Ремень папа укоротил насколько возможно, но мне все равно приходилось крениться на левый бок, не потому, что тяжело, а чтобы сумка не шкрябала по земле. В левой руке у меня был гигантский букет, настриженный мамой на даче, так что я состояла из букета и портфеля. Хвала родителям за мою короткую стрижку, иначе туда же добавились бы и гигантские белые банты. Ученики первых и вторых классов, видевшие меня в тот день, и десять лет спустя вспоминали меня именно так: "Сумка и букет!".
То ли учительница сообщила маме, что так нельзя, то ли сама она, глядя на меня, бегущую в школу, в окно, осознала, насколько нелепо я выгляжу, но вскоре мы с этой сумкой расстались (временно; мы встретились вновь, но позже). Мне был куплен новый ранец, бело-красный, и мы с ним провели всю начальную школу.
В четвертом классе мы решили перевести меня в другую школу: в нашей не было французского, который я учила со второго класса с мамой. В числе прочего, мне был куплен дипломат. Не знаю, где и как мама его достала, но достала. А папа пожертвовал из своих собственных Закромов две переводные картинки, которые он привез из Германии, где проходил службу. Это были не просто переводилки: на них были изображены шикарные грудастые блондинки. Одетые, конечно. Ну, в смысле, те, которых папа пожертвовал, были одеты, в Закромах-то и другие были.
Уж не знаю, дипломат ли как таковой спровоцировал, или девки, или девки были лишь завершающим штрихом, но в школе мне строжайше запретили с этим появляться. Мне был выдан (от той же кузины) жалкий желтый уродец.
Надо отдать ему должное, он был неладно скроен, но крепко сшит. Стремясь от него избавиться, я каталась на нем с горки, бросала его в лестничный пролет, чтобы не тащить по лестнице, пинала его ногами всю дорогу до дома (1,5 - 2 км), а ему было хоть бы хны. Но и он был не бессмертен.
Он нашел свой конец, когда я уронила его в траншею, заполненную водой и глиняной взвесью. Отстирать его не удалось, он так и пах могилой и подвалом (содержимое, понятное дело, тоже восстановлению не подлежало, но мне было не особенно жаль своего дневника). Из новой школы я тоже ушла, так что тетрадок было не жаль, а взамен учебников я отнесла в школьную библиотеку несколько хороших книг, которые у нас были в двух или трех экземплярах.
В старую школу я вернулась триумфально, и триумфально же в мою жизнь вернулся дипломат. Он был со мной до шестого класса, а там уже мама купила мне модную взрослую сумку. Она тоже была дермантиновая, но выглядела круто. Тем не менее, взрослые сумки не могут вынести школьной жизни. Вскоре молния сломалась, дермантин расслоился и осыпался печальными клочьями на школьный линолеум.
Сумки прочь! Пришли девяностые, и писком и хрипом школьной моды стали пластиковые пакеты -- черные, с изображением золотой или серебряной девушки. Серебряные были круче золотых, потому что реже. Бороться с манерой школьников таскать скарб в пластиковых мешках у администрации уже не хватало сил. Последним усилием они попытались поощрять дипломаты, как приличную альтернативу безобразной моде. С дипломатами ходили Хорошие Дети, с мешками -- Модные. Модные всегда побеждали.
Пришли старшие классы, а с ними -- моя неформальность. Я стала ходить в школу с сумкой, собственоручно сделанной из штанины от джинсов. Учебники в нее не лезли, но это меня ничуть не парило. В одиннадцатый класс я приходила вовсе без сумки: ручку и общую тетрадь я клала в карман куртки. Если, конечно, приходила в школу вообще.
И, надо сказать, у меня так по жизни с сумками и не заладилось. Я до сих пор не научилсь носить сумочки. У меня есть одна, я ее беру с собой, если надеваю платье, но у меня и платье одно, и сумка одна. У меня есть рюкзак и багажник машины.