Я содержу ублюдков, я плачу налоги, а взамен...
Я хочу обвинить судью Сташину, следователя Стильченко и прокурора Бурова, которые на последнем заседании, когда рассматривался вопрос о продлении его срока содержания в тюрьме буквально на 11 дней, довели его до такого нервного срыва. Я никогда не видела в таком плохом состоянии своего сына. Они вели себя просто цинично. Те документы, которые он представил, они все отвергли. Они и на предыдущих заседаниях, где я была, следователь Стильченко и прокурор Буров, демонстративно, можно сказать, не принимали участия в этих следственных мероприятиях. Прокурор сидел и читал какие-то анекдоты. В перерывах он просто хохотал. Если он что-то бормотал, судья что-то спрашивал или когда Сергей или адвокаты ему конкретные вопросы задавали, он говорил: «Вы прочитайте в Уголовном Кодексе». Все участие Стильченко заключалось в том, что он говорил: «Поддерживаю». Прокурор что-то там бормотал, а он говорил: «Поддерживаю». Вот это все. В четверг, 12-го числа, мы были на этом продлении, где Сергей сказал, что ему не дали познакомиться нормально с материалами дела, и он попросил, чтобы ему перенесли заседание. Судья даже не дослушивала то, что он говорил, и сразу же выносила свои решения. А когда в конце заседания он попросил, чтобы ему дали протокол этого заседания, она демонстративно повернулась и сквозь зубы через плечо сказала: «Время ваших ходатайств ушло». Кроме этого, я обвиняю начальника и врачей «Матросской Тишины» в том, что они 1 июля сделали ему УЗИ и поставили диагноз «калькулерный холецистит» и написали, что ему через месяц требуется провести повторное исследование. И об этом уже много говорили. Плановое оперативное лечение, планировалось, что его должны были готовить к операции. И после этого они его выбрасывают в Бутырку, где этих условий совершенно нет. Я вот сейчас вам прочитаю выписку из его письма. Письма, кстати, из Бутырки шли по два месяца, ровно по два месяца. Я получила за 4 месяца всего 2 письма. Он пишет: «Как ты знаешь, 25 июля я переехал. Тут условия намного хуже, чем везде, где я до этого побывал. Нет холодильника, телевизора, горячей воды. И даже доктор, который меня вот уже почти три недели принять не может, хотя я неоднократно писал заявления об этом и уже подал одну жалобу по этому поводу». В следующем письме он написал: «В пятницу местный начальник медчасти принес лекарства и сказал, что он оформляет документы для перевода меня обратно в «Матросскую Тишину», только не в сизо №1, а в больницу общего корпуса». В это же время я была сама на приеме у этого заместителя начальника, у Кратова. Он мне тоже сказал: «У нас есть это заключение». Сделал вид, что они возмущены. «Мы будем его переводить. Но я вам не обещаю раньше, чем через три недели». Прошло, видите, сколько времени. Передавали мы ему лекарства. Через неделю я узнала, что эти лекарства не были переданы. Я встретилась с врачом. Это было 1 октября. Врач мне сказала: «Что вы, что вы, не может быть. Я сейчас пойду узнаю». Она куда-то ходила, вернулась и сказал: «Вы извините, мы их передали в другую камеру». Я не думаю, что у них было два Сергея Магнитских в это время. Прошла еще неделя. Эти лекарства не были переданы. Когда я передавала лекарства, вместе со мной девушка передавала своему отцу, больному диабетом, глюкометр и лекарства. Его лекарства глюкометр тоже не были переданы. Она тоже приходила выяснять это. Нам все время приходилось потом выяснять. Сначала нам сказали: «Вы можете принести телевизор и холодильник». Когда я пришла с заявлением об этом, мне сказали: «Мы это не принимаем». Он попросил элементарные вещи. Он не просил, чтобы за ним убирали туалет, камеру. Он попросил, чтобы мы привезли ему щеточку для мытья унитаза, совок и мешки для мусора. Это вычеркнули. Сказали, это нельзя. «Пусть пишет заявление. У нас это все есть». На его заявление никто не отвечал. Машинка для стрижки волос - я тоже ходила три недели выясняла, почему нет. Газеты, которые мы выписывали ему, письма, я ходила, выясняла. Мне объясняли, что у них много людей в отпуске, поэтому нет возможности быстро перенести газеты или письма. Когда начались холода и в камере было холодно, у него были все теплые вещи на складе. Теплых вещей в течение трех недель не приносили. Я опять пошла к одному из замов выяснять, в чем же причина, почему не приносят. Опять мне объясняют, что его воспитатель в отпуске, поэтому ему невозможно принести. У них есть хозотряд, это те же заключенные, которые обслуживают тех, кто находится там. Неужели тяжело было принести теплые вещи для того, чтобы человек не заболел? И сейчас заявляют о том, что он не жаловался. Он на каждом заседании суда жаловался на свое здоровье. Я могу прочитать, что он писал о своих прогулках. Это тоже из письма. «Ходим на прогулки. Правда, не каждый день нас выводят. Один или два раза в неделю. То ли забывают, то ли времени у них нет». Вот еще из другого письма: «Вчера впервые за 9 месяцев попал в нормальный прогулочный дворик. Его площадь - 45-50 квадратных метров. Довольно светлый. Так что я там пробежал 20 кругов. Это было, к моему удивлению, тяжеловато. А сегодня нас завели в маленький темный дворик. Мы сказали, что гулять в нем не будем. Тогда нас хотели отвести обратно, но потом опять разрешили гулять в большом дворике». Я слышала, что в этих маленьких двориках пол покрыт цементом, и когда они ходят, они просто дышат этой цементной пылью. Поэтому многие заключенные просто отказываются выходить на такие прогулки.