Уличные огни бликовали на её глазных яблоках. Сколько можно стоять у окна, смотреть сквозь дождь на улицу, подёргивать носом влажный воздух, как сигарету взатяг, разглядывать огни машин скозь ресницы? Она здесь уже полтора часа. Ждёт. Она ждёт постоянно, но иногда ожидание скрывается под повседневными делами, а сейчас вот выползло наружу - и она выглядывает его силуэт, вслушивается, ловя ритм его шагов. Однако первым знаком его приближения стала тонкая струйка запаха - она учаяла его пот, пропитавший рубашку. Хотя и не очень жарко, высокая влажность выжимает из людей жизненные соки - особенно в метро. У неё очень острые чувства. Лето, ранние сумерки, свинцовый свет.
Теперь, когда она точно знает, что он приближается, её тяга слегка утихла. Но это ненадолго. Звонок в дверь, и она идёт открывать. Она почти счастлива, почти спокойна, почти безмятежна, ведь он здесь, с ней, он пришёл.
Она видит на нём множество знаков, говорящих от том, как он провёл те два дня, что прошли с их прошлой встречи. Травинки на ботинках - жухлые и масляные, зачит он вчера шёл вдоль железнодорожных путей, чужая перхоть на рукаве пиджака - это начальника, а значит, было совещание с непростым разговором, усталость в глазах, складка вокруг рта, семечко одуванчика на штанине, кожаный ремешок часов влажен - попал под дождь, оброненный волос, запах бензина и духов по слоем одеколона, а сегодня он не был в душе, и что он ел на обед - по вкусу слюны при поцелуе. Она знает, когда он встречается с женщинами, но её это мало интересует. Сейчас он здесь, ненадолго, он был здесь позавчера и должен прийти послезавтра. Раз в два дня, не реже. Таковы её тяга и его привязанность.
Они ужинают. Иногда она готовит что-то специальное, европейское, и подаёт еду с вином, но чаще - по-простому - с обычным пивом или стопкой водки. Сегодня русская кухня. Они едят вместе, но она пьёт только воду, никакого алкоголя, чая или кофе. Соки - изредка. Пока она насыщает один голод, другой плавно разгорается. Как прошёл твой день, что нового? Хотели меня в командировку отправить, но я отбрехался. Окончательно отбрехался, а надолго командировка? На неделю. Пусть зам едет командировочные пропивать, я лучше здесь. Заодно и на людей живых посмотрит, не всё ему офисные кресла просиживать. Ну хорошо, а то бы опять пришлось в интернете замену искать. Подай горчицу. Небо за окном теряет яркость подобно порциям еды, поглощаемым за трапезой.
У них есть свой маленький ритуал, диалог, обозначающий конец светских условностей. Со временем необходимость произносить слова вслух отпала, и он различает их в её настойчивом и голодном взгляде.
- Ты дашь мне то, что мне нужно?
- Не раньше, чем дашь мне ты.
Он гладит её по щеке, по плечу, слегка привлекает к себе. Пошли.
Они не используют презервативы или иные средства. Поначалу он настаивал на необходимости защиты, но она убедила его в своей неспособности забеременеть, а также чем-либо заразиться - в довесок к прочим особенностям. Она назывет себя нелюдью, а он просто считает, что она весьма экзотически больна - так, как многие обычные люди не бывают здоровы. В постели она не самозабвенна, и никогда не закрывает глаз, но и не равнодушна. Просто плотские проявления любви не настолько для неё значимы - приятное времяпрепровождение, чтобы поддразнить аппетит.
Они лежат рядом. Внезапно она приподнимается и требовательно смотрит ему в глаза. Он сматывает с локтя повязку, под которой оказывается маленький катетер. Нет. Я хочу по-настоящему, по-живому. Как в первый раз. Ну хорошо. Замотав бинт обратно, он берёт нож из ящика комода. Я сам, хорошо? Да, делай. Она закусывает губу в нетерпении. Он режет себе запастье, она приникает к ране и пьёт. Долго, а потом зализывает рану.
Теперь она сыта и практически захмелела, а чувства притупились почти до человеческих. Ещё два дня она сможет вести обычную жизнь, ходить на работу и по магазинам, спокойно разговаривать с людьми. Пока её тяга опять не проявится. Помедлив несколько минут, он собирается и уходит, коротко попрощавшись - до встречи послезавтра. Когда за ним закрывается дверь, она начинает ждать.