Влюблённость
Влюблённость умерла в полночь. Я, как полагается, оплакала её, сначала омыла слезами, а затем тут же помянула стопкой, ещё даже не похоронив. Готовить влюблённость к погребению - то ещё занятие, скажу я вам. Чем быстрее хоронишь, тем проще эту процедуру довести до конца, а если замешкаешься, то на последнюю горсть земли сил и не хватит. И будет недозахороненная влюблённость стучаться в сердце с внешней стороны, а мне синяки на рёбрах даром не сдались. Так что я спешила управится поскорей, даже облачать её не стала, похоронила так, хотя любовные письма с сердечками вместо подписей лучше всего для облачения годятся. Ну да ладно, письма - это бумага в конце концов, огонь возьмёт.
Копала могилу быстро, не жалея ноющей спины и измозоленных ладоней, и гроб не готовила, только бросила на дно обрывки любовных связей и зависимостей. В могиле влюблённость лежала, сжавший в комочек, как младенчик какой-то, и было так больно на неё смотреть, что я поспешила хорошенько засыпать её. Так устала от похорон, что заснула прямо на свежей могиле.
Утро было пасмурное, но без дождя. У меня болело всё тело, саднили ладони и внутри чего-то недоставало, но проведённая на могиле ночь показала, что похороны состоялись как надо - влюблённость не рискнула постучаться в мои сны. А могила выглядела не как вчерашняя, а будто ей месяц как минимум. Придя домой, я одела траур и носила его один день, пока спустя сутки не справила ещё одни поминки - заместо людского девятидневья. А сороковины для влюблённости случились через трое суток.
Я сидела ночью на кладбище и вспоминала, как она умирала три дня назад. Она сопротивлялась отчаянно, она была сильная, но я её одолела - схватила в охапку, шмякнула головой о стену, чтобы ненадолго вырубить. Её била дрожь. Сначала я отрезала её крылья хлебным ножом, а когда она пришла в себя от боли, мы уже дрались всерьёз. Она рассекла мне кожу когтями и роговыми выступами, а я пыталась заколоть её ножом, мы вымазались в крови друг друга и не давали друг другу пощады. Я одолела её, окончив дело тем, что задушила её подушкой. И ни разу во время нашей битвы я не видела в её глазах мольбы или страха - только решимость. Она была хорошая влюблённость, но очень уж восторженная, совсем не приспособленная к жизни. И мне было с ней хорошо, поэтому-то я и не смогла убить её одним ударом, поэтому-то она и смогла меня изранить. Но мне удалось осуществить необходимое - убить и закопать её.
Когда я вернулась домой, то ощущала странную омертвелость, будто не она, а я лежу в могиле.
- А так всегда и бывает, милочка, - вдруг я услышала голос. - Ей сейчас очень хорошо, а вот вам плохо, ведь вам ещё жить и жить.
Это была любовь. Оказывается, она не последовала за влюблённостью. Любовь очень своевольная, приходит и уходит когда вздумается, и убить её невозможно - она всегда умирает сама.
- Ах, если бы вы только знали, милочка, как я устала от этой влюблённости и кучи розовых очков, которые она постоянно примеряла, - она тепло поблагодарила меня за содеянное. - Обещаю вам, моя дорогая, что я так делать не буду. И позвольте, я проверю вашу повязку.
Я повернулась к ней спиной, и любовь сняла с меня бинты, провела рукой по рубцам на лопатках.
- Почти всё зажило, - произнесла она с нежностью, - повязка больше не нужна.
Я чихнула, потёрла нос и выковырила из ноздри пёрышко. Когда убиваешь влюблённость, точно такие же раны наносишь и себе, иначе никак.
Копала могилу быстро, не жалея ноющей спины и измозоленных ладоней, и гроб не готовила, только бросила на дно обрывки любовных связей и зависимостей. В могиле влюблённость лежала, сжавший в комочек, как младенчик какой-то, и было так больно на неё смотреть, что я поспешила хорошенько засыпать её. Так устала от похорон, что заснула прямо на свежей могиле.
Утро было пасмурное, но без дождя. У меня болело всё тело, саднили ладони и внутри чего-то недоставало, но проведённая на могиле ночь показала, что похороны состоялись как надо - влюблённость не рискнула постучаться в мои сны. А могила выглядела не как вчерашняя, а будто ей месяц как минимум. Придя домой, я одела траур и носила его один день, пока спустя сутки не справила ещё одни поминки - заместо людского девятидневья. А сороковины для влюблённости случились через трое суток.
Я сидела ночью на кладбище и вспоминала, как она умирала три дня назад. Она сопротивлялась отчаянно, она была сильная, но я её одолела - схватила в охапку, шмякнула головой о стену, чтобы ненадолго вырубить. Её била дрожь. Сначала я отрезала её крылья хлебным ножом, а когда она пришла в себя от боли, мы уже дрались всерьёз. Она рассекла мне кожу когтями и роговыми выступами, а я пыталась заколоть её ножом, мы вымазались в крови друг друга и не давали друг другу пощады. Я одолела её, окончив дело тем, что задушила её подушкой. И ни разу во время нашей битвы я не видела в её глазах мольбы или страха - только решимость. Она была хорошая влюблённость, но очень уж восторженная, совсем не приспособленная к жизни. И мне было с ней хорошо, поэтому-то я и не смогла убить её одним ударом, поэтому-то она и смогла меня изранить. Но мне удалось осуществить необходимое - убить и закопать её.
Когда я вернулась домой, то ощущала странную омертвелость, будто не она, а я лежу в могиле.
- А так всегда и бывает, милочка, - вдруг я услышала голос. - Ей сейчас очень хорошо, а вот вам плохо, ведь вам ещё жить и жить.
Это была любовь. Оказывается, она не последовала за влюблённостью. Любовь очень своевольная, приходит и уходит когда вздумается, и убить её невозможно - она всегда умирает сама.
- Ах, если бы вы только знали, милочка, как я устала от этой влюблённости и кучи розовых очков, которые она постоянно примеряла, - она тепло поблагодарила меня за содеянное. - Обещаю вам, моя дорогая, что я так делать не буду. И позвольте, я проверю вашу повязку.
Я повернулась к ней спиной, и любовь сняла с меня бинты, провела рукой по рубцам на лопатках.
- Почти всё зажило, - произнесла она с нежностью, - повязка больше не нужна.
Я чихнула, потёрла нос и выковырила из ноздри пёрышко. Когда убиваешь влюблённость, точно такие же раны наносишь и себе, иначе никак.