Пытавшихся расшифровать «кошачью голову» исследователей заводило в тупик отсутствие видимой связи между строчками этого четверостишья, а что,если О.М. пользуется методом монтажа -«ножницами Анатоля Франса»: разбираемая строчка имеет самостоятельный смысл и и перекликается с другим стихотворением воронежского цикла :
Исполню дымчатый обряд:
В опале предо мной лежат
Чужого лета земляники -
Двуискренние сердолики
И муравьиный брат - агат.
Но мне милей простой солдат
Морской пучины, серый, дикий,
Которому никто не рад.
Воронеж, июль 1935 года
Стихотворение о своей опале О.М. облекает в разбор коллекции морских камешков- обязательного сувенира путешествия в Коктебель к Максу Волошину.
Обратим внимание, что слово «камень» - название первой книги стихов О.М.- ни разу не упоминается -отсутствующее звено.
И в стихотворении о 22-летней скрипачке Г.Бариновой, (см. о ней:
http://yudinkostik.livejournal.com/159649.html)
камень впрямую не назван, но он есть.
«Кошачьей головой» каменщики именовали маленькие круглые камни, омытые речным или морским прибоем.
По-французски это: «Tête de chat: Nom qu'on donne à des petits moellons presque ronds.»
по-немецки: «Katzenkopf»”,что переводится на английский тоже, как маленький камень»
NOUN der Katzenkopf | die Katzenköpfe Katzenkopf {m} cat's head ,small boulder
Теперь допустим, что несмотря на чертовски талантливое владение скрипкой Бариновой , во рту у девушки «в цвету» не гриф скрипки, а метафорический камешек для совершенствования мастерства.
О.М. не просто подстегивает ее (Играй же!), но и напутствует: «с кошачьей головой во рту» - с демосфеновским
камнем во рту, так же, как самого Мандельштама в цветущем возрасте в 1917 году напутствовал статьей «Голоса поэтов» Макс Волошин:
“Голос Мандельштама необыкновенно звучен и богат оттенками и изгибами. Но настоящее цветение его еще впереди. А этот "камень" пока еще один из тех, которые Демосфен брал в рот, чтобы выработать себе отчетливую дикцию. “
UPD.
Многоуважаемая therese_phil в ценнейших комментариях к этому посту ставит под сомнение мою версию :
«Katzenkopf - между прочим, этими небольшими камнями мостят улицы, запихнуть их в рот достаточно трудно.».
Однако такое название круглого камня появилось не из-за его размера, а формы, напоминающей форму головы кошки.
«Кошачья голова» еще два раза встречается в текстах О.М. о небольшой солонке и бабочке и может выступать синонимом слова «круглый».
Достопочтенная in_b ссылается на словарь :
«der Katzenkopf булыжник (DUW. S. 822);»
и на мое замечание, что «простой солдат морской пучины, серый, дикий» на фоне других разноцветных камней подходит под определение булыжника ,отвечает, что я свою неточность приписываю поэту.
Что ж ,обратимся к непосредственным словам двух других поэтов, так или иначе связанных со стихами Мандельштама ,написанными в июле 1935 года :
Марина Цветаева.
Из главы воспоминаний (1932)
“ЗАЩИТА БЫВШЕГО”
« Нам остается только имя,
Чудесный звук, на долгий срок.
Прими ж ладонями моими
Пересыпаемый песок.
Стихи ко мне Мандельштама, то есть первое от него после тех проводов.
Столь памятный моим ладоням песок Коктебеля! Не песок даже - радужные камешки, между которыми и аметист, и сердолик, - так что не таков уж нищ подарок! Коктебельские камешки, целый мешок которых хранится здесь в семье Кедровых, тоже коктебельцев.
1911 год. Я после кори стриженая. Лежу на берегу, рою, рядом роет Волошин Макс.
- Макс, я выйду замуж только за того, кто из всего побережья угадает, какой мой любимый камень.
- Марина! (вкрадчивый голос Макса) - влюбленные, как тебе, может быть, уже известно, - глупеют. И когда тот, кого ты полюбишь, принесет тебе (сладчайшим голосом)… булыжник, ты совершенно искренно поверишь, что это твой любимый камень!
- Макс! Я от всего умнею! Даже от любви!
А с камешком - сбылось, ибо С. Я. Эфрон, за которого я, дождавшись его восемнадцатилетия, через полгода вышла замуж, чуть ли не в первый день знакомства отрыл и вручил мне - величайшая редкость! - генуэзскую сердоликовую бусу, которая и по сей день со мной.»
Как видим, некрасивые, простые камни коктебельской гальки ,булыжниками называл сам Макс Волошин и это не резало слух Марины Цветаевой.
Другoe возражение therese_phil,что Демосфен « в своей мраморной тоге политический ритор из разряда self made man» с камнем во рту выпадает из хоровода веселых музыкантов начала стихотворения.
Это тоже может быть оспорено, ведь «музыкальные строфы» появились позже, через несколько месяцев после четверостишья с «кошачьей головой», написанного сразу после концерта, на котором Баринова так напомнила Мандельштаму Марину Цветаеву. О Марине (Мнишек и Цветаевой) его стихотворение 1916 года и эти строки:
Не три свечи горели, а три встречи -
Одну из них сам Бог благословил,
Четвертой не бывать, а Рим далече -
Заключительную строфу стихотворения «За Паганини длиннопалым..» можно рассматривать,как парафраз этих строк о состоявшейся четвертой встрече на концерте в лице Бариновой.
Как стихи 1916 года по-мандельштамовски «многодонны» и говорят также про три Рима ( а четвертому не бывать), так и строчки 1935 - не только о четырех дьявольски виртуозных скрипачах, но и об игре ,как творчестве поэта «в цвету» - Цветаевой.
Следует заметить, что в посвящении на своей книге «Камень»: «Марине Цветаевой -камень-памятка», О.М. возвращал ее к памятным коктебельским камням.
Что же касается «мраморной тоги», то в нее рядился сам Волошин, выступавший судьей на конкурсе разноцветной гальки, собранной его гостями и
заставлявший их следовать примеру Демосфена под предлогом утоления жажды. Не миновала эта участь и Марину Цветаеву , помянувшую в главе о Волошине(«Живое о живом» 1932) трижды «камень во рту»:
«Неутомимый ходок. Ненасытный ходок. Сколько раз - он и я - по звенящим от засухи тропкам, или вовсе без тропок, по хребтам, в самый полдень, с непокрытыми головами, без палок, без помощи рук, с камнем во рту (говорят, отбивает жажду, но жажду беседы он у нас не отбивал), итак, с камнем во рту, но, несмотря на камень во рту и несмотря на постоянную совместность - как только свидевшиеся друзья - в непрерывности беседы и ходьбы - часами - лет'aми - все вверх, все вверх.»