Грёзы Хоря
Высоко в стволе высоченного дерева спряталось небольшое дупло, живет в котором хорь.
Блестящая шёрстка, черная мордочка, круглые, внимательные, блестящие глаза.
И стоит вокруг волшебный мир леса.
У корней деревьев тугой, упругий, мох, щекочущий подушечки лап, мягкая кора, за которую удобно держаться когтями, простирающиеся повсюду ветви, так что по деревьям можно лазить и скакать, не опускаясь на землю.
Гибкое и сильное тело, и огромный, высокий, зеленый мир вокруг.
Широко расставленные глаза придают особенный объем и высоту этому лесу, этому пространству; ловкие лапы и гибкое тело делают всё доступным.
Мир моха и высокой, влажной травы.
Мир кустов и упавших мягких, трухлявых деревьев.
Мир стволов и крепких ветвей.
Мир мелких веток и листьев.
Мир мелких, близких деталей и далеких темных елей, мир березовых стволов и вяло покачивающихся кленовых листьев.
Разные миры, разные пространства, разные восприятия
и объемный, захватывающий мир вокруг.
Мир хоря
Странные меня посещают ощущения.
Или воспоминания?
Но ведь такого не бывает.
Или бывает?
Да вроде не бывает.
Хотя кажется, что бывает.
Кажется, что помню себя в черном костюме, наглаженном, в белой хрустящей рубашке, в начищенных ботинках, в которых отражаются трава, кусты, облака, небо.
Помню какую-то суету, толпу народу, все куда-то идут, куда-то едут, много разговаривают, смеются, постоянно подходят пожать руку, что-то говорят, но это всё мимо, мимо.
О чём говорят? Какое это имеет ко мне отношение?
Почему-то это вспоминается, кажется что вспоминается, очень трудно.
Страшно.
Вспомнить страшно.
Страшно, что вспомню, и что это окажется не ощущением.
Помню, кажется что помню, какую-то женщину в белом платье, румяную и возбужденную, с каким-то лихорадочным блеском в глазах.
Толпа.
То она оказывается ближе, то теряется в толпе, вокруг что-то говорят, суетятся, куда-то ходят, куда-то все идем, что-то делаем.
Какое это имеет отношение ко мне?
Не помню.
Не знаю.
Помню какое-то помещение, несколько помещений, помню, что долго ждем и топчемся на месте, потом другая женщина что-то говорит, все молчат, потом говорят все, опять куда-то идем, топчемся, кажется, что разговариваем, ...
Кажется, что помню...
Кажется...
Но ведь такого не бывает.
Или бывает?
Да ведь не бывает.
А иногда кажется, что бывает.
И страшно, что можно вспомнить.
Потом куда-то приходим.
Или приезжаем?
Слова вспоминаются, но не их значения.
Вспомнаются, выплывают откуда-то только ощущения.
И ощущение, что были слова и слова что-то значили.
И cтранное ощущение, что это на самом деле воспоминание.
И очень тягостно и страшно.
Страшно вспомнить слова.
Потому что у слов были значения.
И если вспомнить значения, то будет совсем страшно.
Нельзя вспоминать.
Нельзя.
Ни слов.
Ни значений.
А чуть в стороне от дерева, в нескольких прыжках и быстрых шагах от его корней, есть крохотный омуток, да что омуток, так, просто лужица на излучинке журчащего ручья.
Мягкие моховые берега, закручивающееся течение, изумительная, искристая, вкусная, холодная вода.
Иногда к другому берегу, с той стороны, откуда-то из-за дальних деревьев приходит другой хорь.
Она очень красива.
И грациозна.
И тогда я прячусь под листьями и осторожно наблюдаю.
Не потому прячусь, что бы не видела.
А что бы видела, что я cпрятался.
И она видит.
Иногда она перепрыгивает на этот берег, и тогда мы куда-нибудь убегаем.
Будто бы совсем случайно добежать до одного и того же места.
Ну совсем случайно, просто случайно бежим разными дорожками в одну сторону, случайно дорожки пересекаются, потом снова пересекаются, потом снова, и...
И я делаю вид, что нашел под ветвями что-то интересное, и она, забежав вперед, тоже что-то находит.
Совершенно случайно находит.
Не убегать же, в самом деле, далеко вперёд?
А на опушке леса есть небольшой пригорок, заросший кустами, цветами и высокой травой.
Над пропекаемым солнцем пригорком постоянно висит тяжелый гул шмелей и мух, стоит густой, плотный, душный медовый запах и замирает всякий ветерок.
Нигде больше в лесу не встречается таких странных, коренастых, низких деревьев, нигде больше не встречается таких кустов и таких цветов.
Особенный этот пригорок.
Особенный.
И тянет меня туда почему-то.
Постоянно тянет.
И идти туда страшно, как в тех ощущениях страшно.
Хотя ничего страшно на пригорке нет. Совершенно ничего.
И мы там скользим в кустах, пробираемся между цветов, забираемся на деревья.
И еще там есть какое-то странное место.
Таких в лесу тоже больше нигде нет.
И почему-то кажется, что это место как-то связано с тем, что мне страшно вспомнить.
Со словами.
Со значениями.
С тем, чего лучше бы не вспомнить.
Но что само иногда выплывает из каких-то странных ощущений.
И мы иногда добегаем до этого пригорка.
Не сговариваясь.
И по пригорку бегаем порознь.
Тут у каждого свои излюбленные места.
Не сговариваясь туда; не сговариваясь обратно.
И там почти не пересекаясь.
Но недалеко.
Очень странное ощущение - вспоминать себя стоящим на двух ногах.
Почему-то одежда не кажется странной.
Странным, узким кажется мир вокруг - только впереди, нет того видимого пространства по бокам и физически ощущаемого объема.
И очень странно стоять и ходить на ногах.
Наверное, такого не бывает.
Но ведь есть, приходит иногда это ощущение, это ощущение воспоминания.
Помню, что куда-то пришли. Помню, что толпа стала меньше, но всё равно очень большая, все шумят, говорят, едят, пьют, снова едят и снова пьют, очень шумят и очень мешают.
И ощущение, что вспоминаю, как уже хочется что бы ушли все, что бы осталась только та, в белом, и что всё равно все остаются и всё это тянется, тянется, как-то бестолково и нелепо, но почему-то тянется и тянется.
И чем больше вспоминается, тем страшнее становится вспоминать дальше.
Поэтому бегаем мы на пригорок нечасто
Чем реже бегаешь, тем реже это ощущение приходит.
Но приходит, не получается от него избавиться.
В этот раз специально добегаю до того странного места, там ощущения сильнее и хочется, хоть и очень страшно, вспомнить больше.
Вспоминается, мнится, какие-то ощущения; вроде вокруг темно, но где-то рядом, за стенкой что ли, есть свет и голоса и какие-то резкие звуки; что-то мешает и жарко, суета, это вот странное ощущение чего-то одетого на тело, мешающего, прилипающего, ещё чего-то жаркого, кого-то...
Нет, дальше не могу, провал какой-то, обрывки и совсем несвязанные куски.
Как по тонкому, прогибающемуся под лапками ледку перескочить на другой берег омутка, страшно, под ноги не смотря в тёмную глубину, быстро - юрк на тот берег. А ледок прогибается и подпевает, но держится. И сейчас так же.И всмотреться в сны страшно, и что-то держит и не пускает туда.
Встревают какие-то более ранние картины, ещё что-то, отрывает и не даёт вспомнить.
И запахи, запахи резкие, раздражающие и непонятные. И кусты не такие как в лесу. И воздух плотный и жаркий и одуряющий запах цветов.
...
На краю лесной дороги заброшенный луг, по краям которого угадываются ровные ряды деревьев, когда-то посаженные человеком. Среди разросшихся кустов, лещины да осинок ещё можно разглядеть густую сирень, заброшенный яблоневый сад, клумбы, когда-то разбитые под окнами дома.
И ближе к дороге из высоченного бурьяна выступают неровные края обвалившихся стен, покосившиеся полусгоревшие рамы, валяющаяся на земле полусгнившая дверь.
Остатки обгоревшего, проваливающегося пола, фрагменты межкомнатных перегородок, под окном, из которого видна заросшая клумба и густая сирень, прикрытая частью чудом уцелевшего угла крыши, висящей на непонятно как не рухнувшей до сих пор обгорелой балке, обгоревший, ржавый металлический каркас кровати. С одной из сторон почему-то не обгорели и сохранились потускневшие никелированные шишечки.
Пара хорей, иногда озираясь и оглядываясь, подбираются сквозь бурьян клумбы к провалу на месте окна, взлетают по осыпающейся под коготками штукатурке до подоконника и осторожно засовывают мордочки в комнату...
Блестящая шёрстка, черная мордочка, круглые, внимательные, блестящие глаза.
И стоит вокруг волшебный мир леса.
У корней деревьев тугой, упругий, мох, щекочущий подушечки лап, мягкая кора, за которую удобно держаться когтями, простирающиеся повсюду ветви, так что по деревьям можно лазить и скакать, не опускаясь на землю.
Гибкое и сильное тело, и огромный, высокий, зеленый мир вокруг.
Широко расставленные глаза придают особенный объем и высоту этому лесу, этому пространству; ловкие лапы и гибкое тело делают всё доступным.
Мир моха и высокой, влажной травы.
Мир кустов и упавших мягких, трухлявых деревьев.
Мир стволов и крепких ветвей.
Мир мелких веток и листьев.
Мир мелких, близких деталей и далеких темных елей, мир березовых стволов и вяло покачивающихся кленовых листьев.
Разные миры, разные пространства, разные восприятия
и объемный, захватывающий мир вокруг.
Мир хоря
Странные меня посещают ощущения.
Или воспоминания?
Но ведь такого не бывает.
Или бывает?
Да вроде не бывает.
Хотя кажется, что бывает.
Кажется, что помню себя в черном костюме, наглаженном, в белой хрустящей рубашке, в начищенных ботинках, в которых отражаются трава, кусты, облака, небо.
Помню какую-то суету, толпу народу, все куда-то идут, куда-то едут, много разговаривают, смеются, постоянно подходят пожать руку, что-то говорят, но это всё мимо, мимо.
О чём говорят? Какое это имеет ко мне отношение?
Почему-то это вспоминается, кажется что вспоминается, очень трудно.
Страшно.
Вспомнить страшно.
Страшно, что вспомню, и что это окажется не ощущением.
Помню, кажется что помню, какую-то женщину в белом платье, румяную и возбужденную, с каким-то лихорадочным блеском в глазах.
Толпа.
То она оказывается ближе, то теряется в толпе, вокруг что-то говорят, суетятся, куда-то ходят, куда-то все идем, что-то делаем.
Какое это имеет отношение ко мне?
Не помню.
Не знаю.
Помню какое-то помещение, несколько помещений, помню, что долго ждем и топчемся на месте, потом другая женщина что-то говорит, все молчат, потом говорят все, опять куда-то идем, топчемся, кажется, что разговариваем, ...
Кажется, что помню...
Кажется...
Но ведь такого не бывает.
Или бывает?
Да ведь не бывает.
А иногда кажется, что бывает.
И страшно, что можно вспомнить.
Потом куда-то приходим.
Или приезжаем?
Слова вспоминаются, но не их значения.
Вспомнаются, выплывают откуда-то только ощущения.
И ощущение, что были слова и слова что-то значили.
И cтранное ощущение, что это на самом деле воспоминание.
И очень тягостно и страшно.
Страшно вспомнить слова.
Потому что у слов были значения.
И если вспомнить значения, то будет совсем страшно.
Нельзя вспоминать.
Нельзя.
Ни слов.
Ни значений.
А чуть в стороне от дерева, в нескольких прыжках и быстрых шагах от его корней, есть крохотный омуток, да что омуток, так, просто лужица на излучинке журчащего ручья.
Мягкие моховые берега, закручивающееся течение, изумительная, искристая, вкусная, холодная вода.
Иногда к другому берегу, с той стороны, откуда-то из-за дальних деревьев приходит другой хорь.
Она очень красива.
И грациозна.
И тогда я прячусь под листьями и осторожно наблюдаю.
Не потому прячусь, что бы не видела.
А что бы видела, что я cпрятался.
И она видит.
Иногда она перепрыгивает на этот берег, и тогда мы куда-нибудь убегаем.
Будто бы совсем случайно добежать до одного и того же места.
Ну совсем случайно, просто случайно бежим разными дорожками в одну сторону, случайно дорожки пересекаются, потом снова пересекаются, потом снова, и...
И я делаю вид, что нашел под ветвями что-то интересное, и она, забежав вперед, тоже что-то находит.
Совершенно случайно находит.
Не убегать же, в самом деле, далеко вперёд?
А на опушке леса есть небольшой пригорок, заросший кустами, цветами и высокой травой.
Над пропекаемым солнцем пригорком постоянно висит тяжелый гул шмелей и мух, стоит густой, плотный, душный медовый запах и замирает всякий ветерок.
Нигде больше в лесу не встречается таких странных, коренастых, низких деревьев, нигде больше не встречается таких кустов и таких цветов.
Особенный этот пригорок.
Особенный.
И тянет меня туда почему-то.
Постоянно тянет.
И идти туда страшно, как в тех ощущениях страшно.
Хотя ничего страшно на пригорке нет. Совершенно ничего.
И мы там скользим в кустах, пробираемся между цветов, забираемся на деревья.
И еще там есть какое-то странное место.
Таких в лесу тоже больше нигде нет.
И почему-то кажется, что это место как-то связано с тем, что мне страшно вспомнить.
Со словами.
Со значениями.
С тем, чего лучше бы не вспомнить.
Но что само иногда выплывает из каких-то странных ощущений.
И мы иногда добегаем до этого пригорка.
Не сговариваясь.
И по пригорку бегаем порознь.
Тут у каждого свои излюбленные места.
Не сговариваясь туда; не сговариваясь обратно.
И там почти не пересекаясь.
Но недалеко.
Очень странное ощущение - вспоминать себя стоящим на двух ногах.
Почему-то одежда не кажется странной.
Странным, узким кажется мир вокруг - только впереди, нет того видимого пространства по бокам и физически ощущаемого объема.
И очень странно стоять и ходить на ногах.
Наверное, такого не бывает.
Но ведь есть, приходит иногда это ощущение, это ощущение воспоминания.
Помню, что куда-то пришли. Помню, что толпа стала меньше, но всё равно очень большая, все шумят, говорят, едят, пьют, снова едят и снова пьют, очень шумят и очень мешают.
И ощущение, что вспоминаю, как уже хочется что бы ушли все, что бы осталась только та, в белом, и что всё равно все остаются и всё это тянется, тянется, как-то бестолково и нелепо, но почему-то тянется и тянется.
И чем больше вспоминается, тем страшнее становится вспоминать дальше.
Поэтому бегаем мы на пригорок нечасто
Чем реже бегаешь, тем реже это ощущение приходит.
Но приходит, не получается от него избавиться.
В этот раз специально добегаю до того странного места, там ощущения сильнее и хочется, хоть и очень страшно, вспомнить больше.
Вспоминается, мнится, какие-то ощущения; вроде вокруг темно, но где-то рядом, за стенкой что ли, есть свет и голоса и какие-то резкие звуки; что-то мешает и жарко, суета, это вот странное ощущение чего-то одетого на тело, мешающего, прилипающего, ещё чего-то жаркого, кого-то...
Нет, дальше не могу, провал какой-то, обрывки и совсем несвязанные куски.
Как по тонкому, прогибающемуся под лапками ледку перескочить на другой берег омутка, страшно, под ноги не смотря в тёмную глубину, быстро - юрк на тот берег. А ледок прогибается и подпевает, но держится. И сейчас так же.И всмотреться в сны страшно, и что-то держит и не пускает туда.
Встревают какие-то более ранние картины, ещё что-то, отрывает и не даёт вспомнить.
И запахи, запахи резкие, раздражающие и непонятные. И кусты не такие как в лесу. И воздух плотный и жаркий и одуряющий запах цветов.
...
На краю лесной дороги заброшенный луг, по краям которого угадываются ровные ряды деревьев, когда-то посаженные человеком. Среди разросшихся кустов, лещины да осинок ещё можно разглядеть густую сирень, заброшенный яблоневый сад, клумбы, когда-то разбитые под окнами дома.
И ближе к дороге из высоченного бурьяна выступают неровные края обвалившихся стен, покосившиеся полусгоревшие рамы, валяющаяся на земле полусгнившая дверь.
Остатки обгоревшего, проваливающегося пола, фрагменты межкомнатных перегородок, под окном, из которого видна заросшая клумба и густая сирень, прикрытая частью чудом уцелевшего угла крыши, висящей на непонятно как не рухнувшей до сих пор обгорелой балке, обгоревший, ржавый металлический каркас кровати. С одной из сторон почему-то не обгорели и сохранились потускневшие никелированные шишечки.
Пара хорей, иногда озираясь и оглядываясь, подбираются сквозь бурьян клумбы к провалу на месте окна, взлетают по осыпающейся под коготками штукатурке до подоконника и осторожно засовывают мордочки в комнату...