Американизация
Сетования по поводу снижения общего уровня культуры, будь то повседневная матерщина, упрощение суждений, царство безвкусицы в художественной культуре или что ещё, давно уже стали общим местом.
Точно так же ясно, что это следствие растущей массовости социальных коммуникаций и рынка культурных благ: оказалось, что средний уровень потребностей и способности к суждению несколько ниже, чем это могло казаться в условиях иерархизированной культуры и ограниченного доступа к публичному высказыванию.
Дело, однако, в том, что этот процесс тоже не является стихийным и хаотичным, - что бы там ни говорили сторонники примитивной механики спроса и предложения.
В обществе более или менее традиционном формат дозволенного, недозволенного и поощряемого в публичной сфере задаётся отчасти сословной структурой, отчасти профессионализаций производства в сфере культуры. Ну и церковью, разумеется, - там, где духовенство существует как особая влиятельная страта.
В эпоху Модерна часть воспитательных и фильтрующих функций берёт на себя государство, чем дальше - тем больше. Но с ХХ веком, с настоящей массовостью, возможности такого контроля сокращаются, а уж с информационным обществом, интернетом и соцсетями - тем более. Т.е., государство и не может, и не хочет этим заниматься в тех масштабах, которые мечтались ещё в первой трети прошлого столетия, - что бы там ни было первично, а что вторично. Сейчас, конечно, невероятные надежды в этом смысле возлагаются на цифровизацию, но перспективы пока неясны. В любом случае, целое столетие прошло в условиях, когда расширяющийся массовый доступ к информационному пространству привычными способами не регулируется (или полвека, если считать только интернет). Какой-то порядок должен был сложиться.
Разумеется, складывается он в разных странах с разной скоростью и основательностью, - и в лидерах естественным образом оказываются США, с их многовековой межсословной динамикой, неопределённостью культурного наследия и общей атмосферой "плавильного котла". У них же очевидные преимущества по части трансляции собственных подходов и стандартов в этой сфере. Многослойность государства, конечно, тоже играет свою роль, у семи нянек дитя без глазу. Казалось бы.
В общем, есть некоторый опыт отношения к массовости в информационном поле, проработанный до уровня вполне функционирующей модели и легко транслирующийся по миру.
Всё это не связано напрямую с американской культурой как таковой, т.е., с её лучшими образцами, с национальным характером, национально-культурными штампами или чем-то ещё из этого ряда. Двуслойный сэндвич: есть национальная культура и её особенности, есть массовая культура и её специфика. С одной стороны, их сложно разделять, когда всё в одном флаконе, с другой - массовость мгновенно впитывается везде, где ситуация схожа, а национальная специфика принимается, отторгается или игнорируется в той же мере, что и в отношении других иностранных культур.
Распространяются эти стандарты массовой культуры в первую очередь через видеопродукцию, с заметным отставанием - через текстовые или голосовые СМИ и соцсети. Отчасти - силами авторов соответствующей продукции, ориентирующихся на успешные образцы, отчасти - через переводы и переводчиков.
Что получается, если попробовать схематично обрисовать результаты?
1. Шаблонность. Изначально массовая культура плохо поддаётся стандартизации, - да и как, когда в каждой деревне свой говор, свои святые и своя локальная история. В информационном обществе заимствованные с экрана или из новостной ленты клише становятся надёжным средством коммуникации: от эмоциональных реакций и средств их выражения ("вау!" с соответствующими подёргиваниями рук и лица) - до методов расхожей типизации (сказал "токсичность" - и всем всё ясно). Важен принцип, а не содержание - так, в России сам принцип впитывается моментально, а содержание разных клише в значительной степени заимствуется из канцелярита - и это уже локальная адаптация воспринятого механизма.
2. Краткость. Часто это списывают на возросшую скорость коммуникаций, но если речь идёт о повседневной культуре, а не о производственных процессах, объём внимания и числа Данбара остаются неизменными; дело в чём-то другом. Вероятно, в том, что среднестатистический уровень требовательности к выразительным средствам всё же ниже, чем уровень образцов эпохи регулируемого доступа, как и способность воспринимать сложные коммуникационные единицы. Короче, и так сойдёт - зато дойдёт до любого. Отсюда и сокращения везде, где можно (включая целые диалекты для SMS и мессенджеров), и выбор наиболее коротких заимствованных или автохтонных выразительных средств. Но объём потребляемого и производимого в информационном поле тоже влияет, конечно, - как и конкуренция за доставку месседжа получателю.
3. Эмоциональность. В этом смысле реакции толпы не изменились со времён Лё Бона: высказывание длиной больше секунды, не сопровождающееся вскрикиваниями, гримасами, обильной жестикуляцией или эмодзи не будет воспринято (или будет воспринято как оскорбительное, либо душное, or both).
4. Дифференцированность. Государство и корпоративные структуры не ослабляют вожжи совсем, но всё более последовательно разделяют подконтрольные им формы бытования культуры (от повседневного поведения до публичных высказываний) и те, где фактический контроль отсутствует. Например, все формы рукоприкладства всё чаще попадают в первый список: без спроса коснуться другого - заведомо преступно; инвективная лексика, напротив - и вообще всё, связанной с языковой культурой - отпускается в свободное плавание. Вообще снижается роль стилистического контроля, - в противовес сохраняющемуся, а то и усиливающемуся идеологическому. В результате мы получаем интуитивно неочевидное сочетание почти механической дисциплинированности в одних отношениях с неконтролируемой развязностью в других.
То, что во многих случаях всё это приобретает американизированный вид, совершенно неслучайно, но никак не связано с культурным влиянием в смысле национальной культуры. Просто они в эту игру начали играть раньше.