Игнатий Онуфриевич Поповский, с треском приземлился.
С 1815 по 1825 - исправник в Брацлавском уездном суде, дорастает от губернского секретаря до титулярного советника.
1839-1841 - судья уездного Ольгопольского суда.
Кавалер орденов Святого Владимира 4 степени и Св Анны 3 степени (Месяцеслов, или Общий штат Российской империи на 1840 ч 2 с 397 ).
(Надо прошерстить остальные адрес-календари, это я пока просто поиском в РГАЛИ).
------------------------
Алексей Петрович его откровенно не любит, хотя периодически благодарит, Мария Казимировна вежливо передает приветы и интересуется личной жизнью:).
Этот самый Игнатий Онуфриевич ведет с Юшневскими периодическую переписку, передает им известия о Семене, например "Наконец успокоило нас письмо Игнатия Онуфриевича от 15 Февраля, которым известил он нас, что ты совершенно здоров и кончил раздел с твоим братом, Владимиром". Ведет свои какие-то денежные дела с Семеном, то ли одалживает ему что-то, то ли еще как: "Благодарим тебя за уведомление о твоих делах. Душевно радуемся, что почтенный Игнатий Онуфриевич доставил тебе средство устроить их. Не нахожу слов, чтобы изъяснить тебе чувство нашей к нему благодарности за дружбу, которую он столь неизменно сохранил ко всему нашему семейству.".
Поучает Юшневского про его денежные дела вокруг интенданства: "твой брат неприятно удивлен тем, что он прочел в письме, полученном нами от И.О.] "супруг ваш имел долг у генерала Стааля, кажется, на 23 тысячи с процентами с 1822 года, и по несостоятельности его никто даже не обращался к нему с требованием сих денег; теперь он мог бы, хотя частями, из жалования своего оные Деньги уплачивать, а братья ваши при разделе имения и в счетах их не ставили и теперь с радостию желали бы, чтобы оные могли быть в пользу вашу взысканы"
Из страха, что не будет действенной мысль, которая была у вас с вашим братом Владимиром об этой сумме, твой брат спешить объяснить тебе объяснить, что этот долг, который доходит на до 23 тыс., а до 24 тыс., не считая процентов, был взят у ген. Стааля в январе месяце 1820 года, сначала по прострой расписке, затем он был записан переводным векселем, которое было дано на имя твоего брата, но он никогда не использовал ни копейки из капитала вашего покойного отца, чтобы выплатить указанную сумму. Она была взята третьим лицом, что должен знать Игнатий Онуфриевич.
(Может он как судебный исправник в этом участие какое-то принимал?).
С 1832 года Игнатий Онуфриевич поселяется в Хрустовой (и кажется выживает оттуда Рейхелей):
"От г-на Поповского мы не имеем писем, и мы предполагаем, что он не намеревался нам писать после своего поселения в Хрустовой. Я благодарю тебя, мой добрый друг, за новости, которые ты мне сообщаешь о моих детях. Поначалуя предполагала, что их перемещения были необходимыми, поскольку Игнатий Онуфриевич естественно нуждается в жилище для себя и для своих. Я очень довольна узнать, что мои дети собираются поначалу жить в Рашкове, поскольку она сможет наслаждаться обществом г-жи Вегелиной, и затем она будет недалеко от тебя, поскольку я хотела бы всегда верить, что моя дочь не чужая для тебя."
Еще он, судя по всему поверх Семеновой головы передает Юшневской что-то насчет устройства ее матушки:
"Читаю и пишу, иначе тревожат меня разные мысли: не получая писем, я почти всегда в страхе о моих детях. Игнатий Онуфриевич извещает меня, чтобы я подумала об устройстве моей матушки. Любезный друг, я уже писала к зятю, чтобы он придумал, как ее успокоить. Пожалуйста, ты не пеняй на меня, что я с твоим братом не позаботились о сем прежде. Но, прочитав письмо твое, в котором ты говоришь, что „не расстанусь я с Дарьей Ивановной и счастлив, что у меня кто-нибудь остался из вашего семейства", я была совершенно спокойна о ней. Даже и теперь, признаюсь тебе, почти не верится мне, чтобы она могла быть забыта тобой."
В начале 1832 года у него умирает жена:
Мы имели удовольствие получить твое письмо от 8 февраля, мой дражайший брат Семен Петрович. Это правда, что с ужасными чувствами мы узнали о смерти доброй и почтенной Анны Ивановны. Тот, кто подобно нам погружен в продолжающиеся испытания такого рода, знает больше, чем кто-либо другой, и скорее может оценить потерю тех, кто нам дорог. Мы сами в могиле, которая неизмеримо ужаснее, поскольку мы сохраняем осознание нашего существования и наши чувства. Я живо представляю себе отчаяние Игнатия Онуфриевича после потери всего, что было для него самым дорогим в мире. Также я не могла утерпеть и написала ему в том же письме, не останавливаясь соображениями, что мое письмо могло бы возобновить эту боль, которую лишь время может сделать более терпимой.
А в начале 1833 года Юшневская извещает Фаленберга о его женитьбе (из чего до кучи мы делаем вывод, что они знакомы с Фаленбергом).
Потом довольно долго ничего существенного не происходит (или этого нет в публикации, архив меня ждет), а в 1842 году в результате каких-то очередных дел с Игнатием Онуфриевичем Семен не предоставляет обещанного бабла, после чего Поповский опять пропадает из публикации, уже совсем.
Поскольку благодарность ему за помощь Семену в помощи брату идет практически одновременно с водворением его в Хрустовой - похоже, что он и правда арендует часть имения (не покупает, потому что имение арестовано, и Семен думает о том, чтоб заложить\продать Хрустовую уже после снятия всех обвинений с А.П.).
1839-1841 - судья уездного Ольгопольского суда.
Кавалер орденов Святого Владимира 4 степени и Св Анны 3 степени (Месяцеслов, или Общий штат Российской империи на 1840 ч 2 с 397 ).
(Надо прошерстить остальные адрес-календари, это я пока просто поиском в РГАЛИ).
------------------------
Алексей Петрович его откровенно не любит, хотя периодически благодарит, Мария Казимировна вежливо передает приветы и интересуется личной жизнью:).
Этот самый Игнатий Онуфриевич ведет с Юшневскими периодическую переписку, передает им известия о Семене, например "Наконец успокоило нас письмо Игнатия Онуфриевича от 15 Февраля, которым известил он нас, что ты совершенно здоров и кончил раздел с твоим братом, Владимиром". Ведет свои какие-то денежные дела с Семеном, то ли одалживает ему что-то, то ли еще как: "Благодарим тебя за уведомление о твоих делах. Душевно радуемся, что почтенный Игнатий Онуфриевич доставил тебе средство устроить их. Не нахожу слов, чтобы изъяснить тебе чувство нашей к нему благодарности за дружбу, которую он столь неизменно сохранил ко всему нашему семейству.".
Поучает Юшневского про его денежные дела вокруг интенданства: "твой брат неприятно удивлен тем, что он прочел в письме, полученном нами от И.О.] "супруг ваш имел долг у генерала Стааля, кажется, на 23 тысячи с процентами с 1822 года, и по несостоятельности его никто даже не обращался к нему с требованием сих денег; теперь он мог бы, хотя частями, из жалования своего оные Деньги уплачивать, а братья ваши при разделе имения и в счетах их не ставили и теперь с радостию желали бы, чтобы оные могли быть в пользу вашу взысканы"
Из страха, что не будет действенной мысль, которая была у вас с вашим братом Владимиром об этой сумме, твой брат спешить объяснить тебе объяснить, что этот долг, который доходит на до 23 тыс., а до 24 тыс., не считая процентов, был взят у ген. Стааля в январе месяце 1820 года, сначала по прострой расписке, затем он был записан переводным векселем, которое было дано на имя твоего брата, но он никогда не использовал ни копейки из капитала вашего покойного отца, чтобы выплатить указанную сумму. Она была взята третьим лицом, что должен знать Игнатий Онуфриевич.
(Может он как судебный исправник в этом участие какое-то принимал?).
С 1832 года Игнатий Онуфриевич поселяется в Хрустовой (и кажется выживает оттуда Рейхелей):
"От г-на Поповского мы не имеем писем, и мы предполагаем, что он не намеревался нам писать после своего поселения в Хрустовой. Я благодарю тебя, мой добрый друг, за новости, которые ты мне сообщаешь о моих детях. Поначалуя предполагала, что их перемещения были необходимыми, поскольку Игнатий Онуфриевич естественно нуждается в жилище для себя и для своих. Я очень довольна узнать, что мои дети собираются поначалу жить в Рашкове, поскольку она сможет наслаждаться обществом г-жи Вегелиной, и затем она будет недалеко от тебя, поскольку я хотела бы всегда верить, что моя дочь не чужая для тебя."
Еще он, судя по всему поверх Семеновой головы передает Юшневской что-то насчет устройства ее матушки:
"Читаю и пишу, иначе тревожат меня разные мысли: не получая писем, я почти всегда в страхе о моих детях. Игнатий Онуфриевич извещает меня, чтобы я подумала об устройстве моей матушки. Любезный друг, я уже писала к зятю, чтобы он придумал, как ее успокоить. Пожалуйста, ты не пеняй на меня, что я с твоим братом не позаботились о сем прежде. Но, прочитав письмо твое, в котором ты говоришь, что „не расстанусь я с Дарьей Ивановной и счастлив, что у меня кто-нибудь остался из вашего семейства", я была совершенно спокойна о ней. Даже и теперь, признаюсь тебе, почти не верится мне, чтобы она могла быть забыта тобой."
В начале 1832 года у него умирает жена:
Мы имели удовольствие получить твое письмо от 8 февраля, мой дражайший брат Семен Петрович. Это правда, что с ужасными чувствами мы узнали о смерти доброй и почтенной Анны Ивановны. Тот, кто подобно нам погружен в продолжающиеся испытания такого рода, знает больше, чем кто-либо другой, и скорее может оценить потерю тех, кто нам дорог. Мы сами в могиле, которая неизмеримо ужаснее, поскольку мы сохраняем осознание нашего существования и наши чувства. Я живо представляю себе отчаяние Игнатия Онуфриевича после потери всего, что было для него самым дорогим в мире. Также я не могла утерпеть и написала ему в том же письме, не останавливаясь соображениями, что мое письмо могло бы возобновить эту боль, которую лишь время может сделать более терпимой.
А в начале 1833 года Юшневская извещает Фаленберга о его женитьбе (из чего до кучи мы делаем вывод, что они знакомы с Фаленбергом).
Потом довольно долго ничего существенного не происходит (или этого нет в публикации, архив меня ждет), а в 1842 году в результате каких-то очередных дел с Игнатием Онуфриевичем Семен не предоставляет обещанного бабла, после чего Поповский опять пропадает из публикации, уже совсем.
Поскольку благодарность ему за помощь Семену в помощи брату идет практически одновременно с водворением его в Хрустовой - похоже, что он и правда арендует часть имения (не покупает, потому что имение арестовано, и Семен думает о том, чтоб заложить\продать Хрустовую уже после снятия всех обвинений с А.П.).