Дамы и господа.
Обо всём этом писано уже столько, что хватит на тысячи пересказов. И продолжать можно бесконечно.
О великом Огюсте Родене. О Камилле Клодель - его подруге, любовнице, ученице, скульпторе.
Известный критик Октав Мирабо сказал о ней: «Бунт против природы: женщина - гений!»
О страсти разрушительной и прекрасной. О безумии и Истории. Об одном из прекраснейших музеев Парижа.
О музыке, танце, балете.
Поневоле потеряешься перед величием и необъятностью темы.
Но добавлю и я свою каплю к этому океану.
Нам довелось побывать на балетном представлении театра Бориса Эйфмана: "Роден".
фотографии предоставлены организаторами
В 60-е годы Леонид Якобсон, блестящий мастер хореографической миниатюры, выпускает в свет "Роденовский цикл".
В нём он пытается передать своё восприятие работ скульптора, скрытую в них тайну движения неподвижности.
Танцоры, застывшие на сцене в виде скульптур, своей пластикой уводили зрителя в мир "Вечной весны", "Поцелуя", "Отчаяния", "Экстаза" и других шедевров Родена.
До сих пор ощущаю силу воздействия того поворотного спектакля.
Много лет минуло, и в 2011-ом году на сцене Александринского театра в Петербурге ученик Якобсона Борис Эйфман показал премьеру своего нового балета "Роден". Хореограф взял за основу историю об Огюсте Родене и Камилле Клодель. Сегодня трудно отделить истину от мифа, но доподлинно известно, что Клодель вдохновляла скульптора, была его музой и любовницей в течение 15-ти лет, и, сойдя с ума, всеми забытая, закончила свои дни "на дне пропасти, в кошмаре сна" в психиатрической клинике. А рядом с Роденом всегда находилась другая женщина - Роза Бере.
Борис Эйфман попытался совершить невозможное. Используя пластику человеческого тела, показать "путь художника к созданию шедевра и то, какой ценой достигается эта высота искусства." Сам хореограф шутит, что у него, как и у скульптора, один инструмент выражения чувств - человеческое тело. Спектакль с огромным успехом прошёл не только на главных российских балетных сценах, но и, что очень важно, во Франции, в Париже, на сцене театра Елисейских полей, под музыку французских композиторов Дебюсси, Массне, Равеля, Сен-Санса.
Родену удалось вырвать скульптуру из статического состояния и передать в её неподвижности движение со всеми присущими ему страстями, переживаниями, колебаниями, устремлениями. То, что друзья-импрессионисты изобразили в своих картинах, он вложил в мрамор и бронзу. Самый неподвластный движению материал затанцевал в руках скульптора.
Эйфману красиво и трагично посчастливилось передать всё это в своём новом спектакле.
Я попытаюсь всего лишь пересказать визуальные ощущения от пережитого. Всё остальное - домыслите сами, дамы и господа.
Итак, мозаика света, цвета и танца...
- Сумасшедший дом. Белые круги подсознания. Отталкивающая привлекательность безумия. Угловатые фигуры, двигающиеся по кругу, вызывают в памяти хореографию Пины Бауш. Пластика спастики. Изломанные движения сыграны точно и зрелищно.
- Мы в воспоминаниях Родена в мастерской в окружении молодых скульпторов. Появляются полуобнажённые модели, вызывающие естественный ажиотаж. Роден пытается работать с одной из женщин, но материал не поддаётся попыткам скульптора остановить мимолётное движение. Мучительные и бесплодные попытки.
- Новая модель. Камилла. Всё меняется. Другая пластика тела порождает иные возможности. Синий свет и прозрачная музыка создают зыбкую атмосферу, где переплелись зодчество и любовь.
- Волна памяти отбрасывает назад. Старый скульптор с палкой. Верная Роза и обеденный стол.
У Багрицкого:
" От черного хлеба и верной жены
Мы бледною немочью заражены..."
Серый цвет увядания.
- Но волна воспоминаний не упускает свою жертву. Вырывает из плена тарелки с супом. Тащит назад в яркое безумие прошлого. Мы становимся свидетелями двойного чуда хореографии и пластики. На наших глазах из поддатливой глины человеческих тел скульптор создаёт жизнь. Подобно Создателю. Перед нами на гончарном круге возникают "Граждане Кале." Оторвать глаза невозможно. А круг дарует новые шедевры.
- Фирменные дуэты Бориса Эйфмана.
Серый и красный. Роден и Роза.
Белый и серый. Камилла и Роден.
Накал эмоций растёт. Меняется характер танца Клодель. Движения хаотичней и непредсказуемей. Безумие маячит неподалёку. Но тяжёлая волна памяти (или волна тяжёлой памяти?) волочит свою жертву к тарелке супа и куску черствеющего хлеба.
Серый и чёрный.
- Сумасшедший дом. Безумие пляшет, вооружившись подушками. Искажённое воображение обращает их в предметы мебели, возлюбленных, детей. Символы подавленного горя.
Появляется Камила. Ещё чужая на этом празднике умопомрачения. Иной цвет, другие движения. Пока не из этого мира.
Бело-жёлтый и серо-чёрный.
- Мастерская Клодель. Фиолетовый цвет. Камилла лепит.
Появляется Роден.
Учитель, мастер, любовник.
Но невозможно скрыть ревность, прячущуюся в его движениях.
В танце он увлекает Камиллу от работы. Для него она не скульптор, а всего лишь модель.
Ученица, помощница, любовница.
- К скульптору приходит успех. Оглушительный, неизмеримый, вселенский.
К нему, а не к ней. Она рядом, но не наравне.
Зелёный и красный цвета небесной армии критиков.
- Несколько слов о сценографии. Создателю декораций Зиновию Марголину удалось минимальными средствами создать на сцене миры воспоминаний и реальности, меняющие наше восприятие. Гончарный круг - центр зарождения скуьптур Родена, перекрестие на заднем плане - лестницы из ниоткуда в никуда,
вертикальная решётка, превращающаяся то в паутину, оплетающую героев, то в арфу, нанизывающую их на струны как в босховских "Садах земных наслаждений", то в неумолимые створки роденовских "Врат Ада"...
Возникает левая створка. Депрессивный жёлто-коричневый.
Опять память бросает скульптора в кружащие объятия Камиллы. Чёрный экран на сцене скрывает, но не прячет Розу. Непреклонную и не уступающую любимого. Её дуэт с Роденом переполнен горечью безнадёжной страсти.
- Роден вспоминает счастье первой встречи с Розой.
Вакханалия. Яркое многоцветье костюмов кордебалета. Юная вакханка привлекает внимание скульптора. Вот только попытка лепить из неё что-либо неудачна. Материал не тот.
- Камилла пытается спастись, избавиться от наваждения губительной и разрушительной любви. Перекрестье Марголина, сверкая, превращается в мельницы Мулен-ружа. Яркий, лихой, виртуозный канкан. И наивно верящая в побег Камилла.
Красный цвет. Попытка измены Ему и себе, лихорадочного ухода. И неизбежное, губительное, разрушительное возвращение.
Серый. Синий. Жёлтый.
Эфемерные мгновения счастья на фоне вездесущей Розы. Трио. Битва за любовь, за право быть рядом, жить с...
Побеждает Роза.
- Клодель бежит в мастерскую. Но и здесь спасения нет. Камень обращается в скульптуру. Одна из трёх Мойр, дочь Зевса Клото, прядущая нить жизни. Вечный и бессмысленный вопль-вопрос: "Почему?!"
Непризнание и неприятие.
Красный и зелёный цвета адовой армии критиков.
Внутреннее саморазрушение Клодель выхлёстывается наружу, унижая и разрушая всё вокруг. Скульптуры, связи с реальностью, 15-ть лет жизни с Роденом.
Камилла погружается в безумие навсегда.
Дивного изящества танец Розы-победительницы. С Роденом, зонтом и тростью.
- Тьма держит сценическую паузу. Стук в чёрной пустоте. Это бъётся кровь в висках безумной Камиллы. Видение монстров с мерцающими харями. Отсюда нет выхода. Среди кошмаров и Роден с огромной белой бородой. Кстати, именно так он и выглядел в те дни на самом деле.
- Волны памяти обретают сценическое воплощение. Море колышащейся серой ткани уносит Камиллу в хоровод сумасшедшего дома.
Закрывается правая безумная створка "Врат Ада". Слепящий белый...
- Камиллу уводят. Безвозвратно.
Но стук безумия продолжается. В огромном чёрном провале сцены, где-то наверху в крохотной клетушке среди дыма и жёлтой пустоты отчаянно и страстно Роден высекает очередной свой Шедевр.
Конец истории. Но не Истории.
Всё это было не рассказано и не спето, а станцовано.
Неизмеримы возможности человеческой пластики в умелых руках Скульптора, дамы и господа.